«Советский цирк во всем мире был, есть и будет»
Виктор Щуров, инспектор манежа Большого Московского цирка, стал лауреатом премии имени А.В. Луначарского в номинации «Работник цирка». Премия ежегодно присуждается работникам музеев, театров, библиотек и других учреждений культуры в рамках Санкт-Петербургского международного культурного форума, который в этом году проходит с 15 по 17 ноября. О своих учителях, цирковых легендах и сегодняшнем дне он рассказал порталу «Культура.РФ».
— Виктор Иванович, цирк — это отдельный, закрытый мир. И ваша должность, которую еще называют «шпрехшталмейстер», представляется достаточно загадочной. Что входит в ваши обязанности?
— По сути, я отвечаю за все, что связано с проведением представлений. Ежедневно составляю расписание репетиций и номеров программы, слежу за всем, что происходит на манеже: требую дисциплины по всем. Все под контролем. Подготовка ведь всегда идет очень серьезная, репетиции с утра до вечера; следишь за техникой безопасности, за здоровьем артистов — причем всех. Иногда дрессировщик подходит, говорит: «Мы сегодня заболели, ждем ветеринара, можем ли снять номер с представления?» Всякое бывает — я ведь в цирке всю свою жизнь, чего только не было.
В цирк на Цветном я пришел в 1962 году, мне было 16 лет. В цирк на Вернадского — в 25. А сейчас мне 72 года. Я очень хотел именно в цирке работать, начинал с нуля. У меня друг работал в панорамном кинотеатре, а так как со школой у меня были нелады, я решил к нему в этот панорамный кинотеатр устроиться на работу. Кинотеатр и цирк находились совсем рядом, при общем дворе. И когда я к другу шел, смотрю, у проходной стоит Иосиф Кобзон, Юрий Никулин… Меня это заинтересовало, думаю, дай-ка я туда загляну. Заглянул — и вот уже 56 лет я исправляю ошибку, что открыл не ту дверь.
Но и тогда не сразу все получилось. В отделе кадров мне отказали, потому что мне было только 16 лет, по закону нельзя было брать на работу. Но в цирк я все равно продолжал приходить — меня этот приятель из кинотеатра проводил к себе, а там я через проходную пробирался в цирк. И сидел там на репетициях, не выгнать. Работать в цирке хотел страшно! Как-то набрался смелости, подошел к тогдашнему директору манежа Юрию Филипповичу Егоренко. Так и так, мол, хочу у вас работать. Отказал. «Тебе ж 16, что же, я за тебя отвечать буду?» И вдруг — мне повезло! Вывесили объявление о наборе учеников осветителей. С 16 лет можно. А программа тогда была — «Карнавал на Кубе», там все наши легенды цирковые выступали, ну абсолютно все. И устроился я учеником, а дальше пошло-поехало — ученик, осветитель, униформист, ассистент и так далее, до главного инспектора. То есть все должности в цирке я прошел. Правда, в 1964-м попробовал я поступить в цирковое училище. Подготовился, тремя предметами жонглировал, все как надо. Мечтал быть артистом!
— А в каком жанре?
— Да в любом! Лишь бы в цирке. Но в училище не взяли меня — определили, что плоскостопие. Правда, тут же забрали на три года в армию — там плоскостопие не помешало. А вернулся из армии — снова в цирк, работал со всеми нашими легендами. Я их всех считаю своими учителями и счастлив, что у меня была такая возможность — быть причастным к великому искусству. Вальтер Михайлович Запашный репетировал только по ночам, часов до трех. Мы ему помогали, ставили клетку. Он нас то чаем напоит, то бульоном угостит. Хоть мы и отказывались, но любой труд должен оплачиваться. Деньги платил — три рубля! Мне как бригадиру рубль, двум пожарникам и двум электрикам по 50 копеек. А комплексный обед, например, тогда стоил 43 копейки. Хотя, объективно говоря, время-то голодное было. Но для нас это было не главное. Еще один мой учитель — Виль Головко. С ним я проработал 25 лет. Великий был режиссер! Он делал закрытие Олимпиады-80 в Москве, Игры доброй воли, ставил разные программы. Тамерлан Нугзаров был среди тех, кто открывал этот цирк. Он сделал выдающиеся номера — «Горская легенда» и другие, работал на программе «Бахчисарайский фонтан» в цирке на Цветном. Леонид Костюк — с ним я работал более 30 лет, он был здесь директором цирка; меня часто брал в поездки, я ему лонжу держал.
Ну и, конечно же, Иосиф Давыдович Кобзон. Я ему обязан очень многим — благополучием, здоровьем. Он очень любил цирк, работал много программ в цирке на Цветном. Мы были знакомы с 1962 года, как раз с программы «Карнавал на Кубе», где он также выступал. А в конце 1980-х он собрал лучших артистов и организовал гастроли в США продолжительностью в несколько лет. У меня до сих пор мурашки, когда я вспоминаю те выступления. 90 артистов, все организовано идеально, в одном городе заканчиваем, в другом тут же начинаем.
Читайте также:
— Работали при аншлаге?
— Какой аншлаг, о чем вы говорите?! Я даже не знаю, как это назвать. Дворцы спорта на 15–20 тысяч человек были забиты полностью. Начиналось представление с гимнов, которые пел Кобзон на английском языке. И в конце программы — а заканчивали мы всегда полетом на все времена «Журавли» — зритель вставал, орал, свистел, мы боялись, что разнесут всё. Огромное удовольствие получали после каждого представления. И сейчас-то получаем, ну, а тогда — о чем говорить… У нас была шикарная программа: «Журавли», акробаты на подкидных досках Черниевские, джигиты Дюсембаевы, музыкальные эксцентрики Шахнины. Все шло на одном дыхании. Данка Косеева выскакивала и под «Очи черные» начинала закручивать обручи — народ с ума сходил. Канатоходцы были великие — Абакаровы. Один пятерых тащил на себе по канату — это надо было видеть!
Всем этим людям я невероятно благодарен, они меня ввели в цирк, все рассказали, а я сейчас того же требую от молодежи. Стараюсь требовать, точнее. Молодежь сейчас немного изменилась — не говорю, что в лучшую или худшую сторону. Просто она другая. Раньше было рвение к сложным номерам! Были акробаты Канагины — и канагинская школа; были Довейко — и, соответственно, довейковская школа. Тот же Слава Черниевский. Сейчас этого нет. Раньше училище выпускало не только отдельные номера, а целые программы. Сейчас не так популярны трудные жанры. Вот были какие неповторимые воздушные номера. А сейчас все на полотнах работают. Но дрессурой занимаются сейчас только династии — Запашные и все, больше и назвать не могу. Ну вот еще Корниловы, могу отметить также Влада Гончарова, Виталия Смоленца. То есть мало, очень мало.
— А если сравнивать с зарубежными цирковыми компаниями?
— Ой нет, я даже с зарубежными цирками никогда и не сравниваю! Советский цирк — он во всем мире был, есть и будет. Я тут смотрел китайские номера — они же часто сюда приезжают с гастролями. Ничего не могу сказать — сложные номера. Они фанаты. Но, понимаете, у нас номер — он выстроен, над ним работают и режиссер, и хореограф, все выстроено по сюжету. В Китае же берут наши лучшие трюки — этот из одного номера, этот из другого. Ну и получается у них набор трюков. И все! А у нас — драматургия. То же самое «Дю Солей». Да, хорошо платят; да, хорошие условия. Но внутрь зайдешь — и понимаешь, что это фабрика. И только попробуй завтра не выполнить какой-то трюк, тут же скажут: «До свидания, молодой человек». Я знаю, о чем говорю, там две трети артистов — из России, многих я знаю лично.
«Мой» цирк — он же совсем другой. Я нахожусь в том цирке, в цирке моего детства. В дивертисменте.
— Какой он был, этот цирк?
— Совсем другой. Ну вот, например, когда я был начальником униформы, была небольшая бригада преданных цирку униформистов, человек семь-восемь. Но для проведения представления необходимо как минимум 12 человек. И мы приглашали студентов из МГУ, он же здесь рядом совсем, кого увидим: «Хочешь цирк посмотреть? Пойдем!» Мы его ставим на занавеску, он половину отделения поработает и убегает — тяжело! И вот мы так носились, бегали, действительно тяжело было. Зато это было удовольствием…
А начиналось это так: третий звонок. Выключили свет. Два прожектора на дирижера — и цирковой марш. Открывается занавес, выходит униформа справа-слева по пять человек. Выстраиваемся, разворачиваемся. И выходит красавец-инспектор манежа. Выходит начальник униформы Виктор Иванович — «Парад алле!» И под цирковой марш выходят все-все-все участники. Это мурашки по коже! Все ушли и пошли номера. Ни один номер никто не отработает без униформиста — без нас то есть. Выходили клоуны Карандаш, Никулин с Шуйгиным — да все! Они делали свои репризы, а мы в это время натягивали канат, ставили воздушный полет и так далее. И ни один из них никогда нам не говорил, что мы мешаем им. То есть они выполняли свою работу у ковра — они коверные! А мы свою. Сейчас много появилось нареканий, что, мол, униформисты мешают клоунам делать репризы. Такого раньше не было.
Сейчас более театрализованные представления, шоу. Тогда просто дивертисментная программа, много было номеров — джигиты Кантемировы, Тугановы — глаза горят! Сейчас выходят акробаты — а я вижу Довейко, Канагиных. Что они творили в то время! А горел-то простой свет, пять лампочек, прожекторы и все. А сейчас посмотрите какие технологии! Я люблю и уважаю сегодняшний цирк, он великий, все шедевры, которые идут в этом цирке, — очень хорошие сказочные представления. Шоу. Но душой я — в «том» цирке.
А вообще — здесь, в цирке, вся моя жизнь прошла. Без цирка не могу себя представить. Надо сказать, и все так. Тот же Карандаш — он уже практически не выходил на манеж, но цирк ему выделил гримерную, и он все время, до последних дней, проводил в цирке. По-другому не мог. Мы много общались, он всегда помнил, как я его выручил на одной репризе еще в цирке на Цветном, когда его ассистент подвернул ногу за секунду до начала. И он мне крикнул: «Витька, иди скорее! Помнишь репризу?» — «Конечно!» — «Давай!»
Он много рассказывал разных историй. Одна мне особенно запомнилась. Однажды во время войны он приехал с концертной бригадой под Смоленск. Пушки гремят, вместо сцены — бортовая машина. Стал он готовиться к выступлению — нашел местечко под деревом, поставил свой ящичек деревянный с реквизитом. И тут артистов пригласили в блиндаж — пойдемте, мол, чайку попьем. Зашли они в блиндаж, попили чаю, вышли — нет ни ящичка, ни дерева. Все разбомбило. Вот такие люди работали в нашем цирке.
Опять же, мой учитель Юрий Филиппович Егоренко, директор манежа. Единственный ученик легендарного Буше. Научил меня всему. Мы с ним все прошли. Цирк ведь уникален по своей технической оснащенности: конный, ледовый, водный, световой и иллюзионный. За всю историю этого цирка остановки манежа четыре раза были по техническим причинам — и только раз представление пришлось отменить, извинились перед зрителями. А так — и слоны на льду выступали, который быстро фанерой закрыли. Все делали для того, чтобы зрителя не разочаровать, не расстроить.
— А сама публика изменилась за эти годы?
— В этом цирке публика не меняется. Когда мы его открывали в 1971 году, очереди стояли на много метров. Люди ночевали, жгли костры, чтобы попасть в цирк в дни новогодних каникул. Билет просто невозможно было купить. Первые шесть-семь лет вообще одни иностранцы приходили, советский цирк обожали. Здесь всегда были аншлаги, всегда. Сейчас зрители, которые приходили сюда маленькими, приходят уже со своими внуками. Это то детство, которое они помнят и любят. А вот молодежи сейчас меньше — девушку свою уже в цирк не водят, все больше на дискотеку или в кафе.
Хотя что касается молодых артистов — они есть, и есть очень талантливые. Родик Левицкий, например, очень одаренный парень: и жонглер, и клоуном может быть. Эквилибрист Борис Никишкин тоже очень сильный артист, оба из цирковой семьи. Недавно получил звание «Заслуженный артист России», очень за него рад. Вообще, конечно, дети цирковых в основном в цирке и остаются, из них складывается молодое поколение артистов. Они готовы работать и днем, и ночью и понимают цирковую специфику. Ведь работать в цирке — это значит, что праздников и выходных нет. Пока все на шашлыках, мы вкалываем на трех представлениях. Но это моя жизнь — и она мне нравится. Мы стараемся, выкладываемся по полной. Цирк ведь и лечит, и калечит. В цирке нельзя что-то недоделать или что-то переделать. Должна быть точность во всем.
Беседовала Елена Антонова