Книжная полка Татьяны Лариной

В романе в стихах «Евгений Онегин» встречается много деталей, понятных читателям XIX века и менее прозрачных для наших современников. Александр Пушкин упоминал известные тогда имена и цитаты, а еще — отсылал к популярным у дворян первой половины XIX века явлениям. Например, круг чтения главных персонажей не только раскрывал их характеры, но и предсказывал, что с ними может случиться. Разбираемся, каким в эту эпоху было дамское чтение, почему у Татьяны Лариной изменились литературные вкусы и какие намеки на будущие перипетии сюжета можно найти на ее книжной полке.

Дамское чтение на рубеже XVIII и XIX веков

В России в пушкинскую эпоху было мало потребителей литературы. Только дворяне — 2,5% жителей России — почти все были грамотными и могли покупать дорогие издания. Дамы стали активными читательницами с XVIII века, когда Екатерина II ввела в моду женское образование. Девушка из хорошей семьи должна была знать языки, уметь танцевать, музицировать, а еще следить за книжными новинками, чтобы поддерживать разговор в обществе. Немецкий путешественник Георг Райбек, который в начале XIX века ездил в Россию, писал: «[Дамское] чтение стало потребностью, тогда как большинству мужчин оно разве что не так уж противно. Но чтение ограничивается, конечно, по большей части французскими романами, в особенности Вольтера, Руссо, Рейналя, Флориана, Мармонтеля, Лафонтена. Не знать их считается непростительным, тогда как вовсе не позорно так же плохо знать национальных писателей, как писателей Гурона».
В начале XIX века книжные интересы четко разделялись: мужчины обращали больше внимания на российскую литературу: следили за творчеством соотечественников, читали книги и толстые литературные журналы, — а дамы предпочитали французских авторов или произведения, которые переводили на французский. Поэтому даже российские издания попадали в круг женских интересов в основном только на этом языке.
В уездных имениях семьи жили довольно камерно. Библиотеки там становились не только модной приметой времени, но и важным, а порой и единственным внешним источником информации о мире. Графиня Анна Потоцкая в мемуарах 1794–1820 годов замечала: «Я росла совершенно одна. В свободное от занятий время я могла общаться со старшими, передо мной были только хорошие примеры, я читала книги только серьезные». Исследовательница пушкинских текстов Марина Смесина отмечала, что такая ситуация была частой: книга была советником, а ее герои — примерами для подражания. Причем не только в смысле поступков, но и чувств.

…Достоверными, подлинными, достойными уважения считались только те чувства и отношения, которые имели книжные аналоги.
Марина Смесина
Пушкинская Татьяна пользовалась этим принципом и на основе информации из романов строила свою жизнь:
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё…

Смена литературных вкусов

Чтобы сориентироваться в своих чувствах и понять, как поступать в разных ситуациях, Ларина искала ответы в литературе. Однако поведение Евгения Онегина не укладывалось в каноны ее прежних литературных предпочтений — сентиментальных романов XVIII века. Их персонажи могли позволить себе тайную влюбленность или переписку с сердечным другом, но в целом отличались благонравием и открытостью. А Онегин был сумрачным и загадочным, сторонился общества и весьма отличался от привычных Татьяне героев. Больше всего по характеру он напоминал Сен-Пре из романа Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза». Однако тот был учителем в богатом доме и считался тогда скорее образованной прислугой. Онегин на эту роль не подходил.
Да и сами сентиментальные романы XVIII века к тому времени уже вышли из моды. У ровесниц Лариной были новые идеалы и новые книги, из которых они выносили представления о жизни. Во время поездки в Москву главная героиня стеснялась своих увлечений:
…И запоздалые наряды,
И запоздалый склад речей;
Московских франтов и цирцей
Привлечь насмешливые взгляды!..
«Запоздалый склад речей» мог относиться и к устаревшей литературной лексике, оборотам, которые Татьяна Ларина заимствовала из книг прошлого века. Литературный язык в России менялся именно на рубеже XVIII и XIX веков. Издания XVIII столетия по сравнению с новыми могли выглядеть высокопарными и моралистскими — хотя еще несколько десятилетий назад их принимали как новую грань простоты.
В XIX столетии у читателей появились новые герои и произведения — романтические. В них отражались более близкие, земные проблемы. Изменилось и поведение персонажей, и то, как к ним относились авторы: писатели выводили на страницах людей сомнительных моральных качеств и при этом не порицали их, часто увлекая читателей пороками героя.

Романтические намеки на повороты сюжета

Образ Онегина был плодом именно романтической эпохи с ее тягой к особой, болезненной индивидуальности и герою, «которого не понимает толпа». Так как Татьяна училась жизни с помощью книг, у нее появилась новая книжная полка — с английскими изданиями романтического толка.
…И стал теперь ее кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный,
Иль Вечный жид, или Корсар,
Или таинственный Сбогар.
Лорд Байрон прихотью удачной
Облек в унылый романтизм
И безнадежный эгоизм.
Всех этих героев современники Пушкина знали, если увлекались актуальной на тот момент литературой. Писатель с их помощью не только разграничивал периоды в жизни персонажей, но и предсказывал будущие сюжетные события.
Например, лорд Рутвен, герой повести «Вампир», которую сначала считали произведением лорда Джорджа Байрона, а позже «вернули» авторство Джону Полидори, был таинственным соблазнителем девушек. В произведении он путешествовал с молодым человеком Обри. Лорд совратил барышню и даже не собирался жениться на ней, чем вызвал гнев своего попутчика. Путешественники разлучились, но после их пути снова сошлись. Это повторялось несколько раз. Лорд Рутвен якобы погиб, но вновь объявился в Лондоне и принялся ухаживать за сестрой Обри. Из-за этих противоречий у юноши случился нервный срыв. Он пытался предупредить сестру об опасности и рассказал ей о гнусных поступках Рутвена. Однако лорд и сестра Обри поженились. Утром девушку нашли обескровленной, а новоиспеченный муж исчез.
Роман «Мельмот Скиталец» британского писателя Чарльза Метьюрина, старшего современника Пушкина, читали в те годы практически повсеместно, но позже его популярность угасла. В «Онегине» немало отсылок к этому длинному, в 39 глав, повествованию. Структура романа напоминает матрешку: герои рассказывают друг другу множество историй, а к финалу сходятся все линии. И «Мельмот Скиталец», и «Евгений Онегин» начинаются похоже: герои приезжают к дядям за наследством. Считается, что в этом Пушкин в некоторой степени спародировал «Мельмота». Дальнейший сюжет британского произведения петляет между двумя столетиями и шестью рассказчиками, которые возникают в историях друг друга и представляют все новые повести. Автор литературного сайта «Горький» Юрий Куликов объяснял: «Первые читатели так же путались в сюжетных линиях и временных пластах. Действие скачет между Ирландией, Испанией, Индией и Англией, 19-м и 17-м столетием, причем каждая часть выполнена в отдельном жанре и стиле. Зачем это нужно? Русскому читателю ответ на этот вопрос подскажет, как ни странно, Лермонтов, написавший книгу с не менее головоломной композицией и аналогичной логикой развертывания сюжета — роман «Герой нашего времени». <…> Так же и Метьюрин подводит нас все ближе и ближе к своему загадочному персонажу. Промелькнув на первых страницах, Скиталец надолго пропадает, чтобы вновь возникнуть».
Полулегендарный предок первых героев, племянника и дяди Мельмотов, представал прислужником Сатаны, не лишенным человеческих чувств. Он влюблен в Иммали, одну из героинь романа.
Тут он предстает во всей романтической красе, разрываясь между долгом искусителя и нежными чувствами, проклинает свою судьбу и общество и толкает длинные речи, местами напоминающие обличения позднего Толстого. <…> Наконец, Метьюрин пускает нас в голову Скитальца, которому снится кошмарный сон о вечных мучениях, ожидающих его за гробом. Проще говоря, интрига состоит не в том, кто кого первым затащит в ад (как было бы в любом нормальном готическом романе), а в раскрытии внутреннего мира великого злодея
Юрий Куликов
Сюжет «Мельмота» напоминает сюжет пушкинского романа, а его присутствие на книжной полке должно было предупредить девушку об опасной связи.
Другие герои олицетворяли тип проклятого вечного скитальца, непонятого и всегда одинокого. В статье «Сэр» литературовед Анатолий Найман характеризовал их как идейную общность: «Это исступленная склонность к самолюбованию, эксцентричность… скука… отвращение к жизни… Это романтический герой — бунтарь… роковой человек, проклятая душа».
Так Татьяна, привыкшая полагаться на художественные тексты, чтобы понять Онегина, начала читать гораздо более современные книги. В них встречался один и тот же тип героя: привлекательный, одинокий, бессердечный человек, который не мог найти покой и оставаться с кем-то долго. Однако литературные вкусы героини вступили в конфликт с чувствами. В надежде на взаимность она попробовала написать письмо, как делали смелые женские персонажи сентименталистских романов. Так сперва накалился, а после разрешился любовный конфликт в «Евгении Онегине».

Автор: Тата Боева
«Культура.РФ» — гуманитарный просветительский проект, посвященный культуре России. Мы рассказываем об интересных и значимых событиях и людях в истории литературы, архитектуры, музыки, кино, театра, а также о народных традициях и памятниках нашей природы в формате просветительских статей, заметок, интервью, тестов, новостей и в любых современных интернет-форматах.
© 2013–2025 ФКУ «Цифровая культура». Все права защищены
Контакты
  • E-mail: cultrf@mkrf.ru
  • Нашли опечатку? Ctrl+Enter
Материалы
При цитировании и копировании материалов с портала активная гиперссылка обязательна