5 неожиданных профессий из прошлого

Вопленицами на Руси называли плакальщиц — женщин, которые причитали и рыдали на разных мероприятиях. Официально церковь запрещала приглашать их на похороны. В «Толковании на Послание к евреям» Иоанна Златоуста сказано: «Если… кто-нибудь наймет этих плакальщиц, то, поверьте словам моим, — я говорю не иначе, как должен говорить, а кто хочет, пусть гневается, — я отлучу такого от Церкви на долгое время, как идолослужителя». Считалось, что горе православного человека должно быть тихим, а причитания и рыдания — это часть языческих обрядов.

Однако вопленицы все равно часто выступали в деревнях и селах. Крестьяне приглашали их не только на похороны, но и на свадьбы, рекрутские и солдатские наборы. Традиционные причитания плакальщиц назывались причетной речью, а также плачем, воплями и голосьбой. Эти фольклорные напевы отличались в зависимости от регионов, мероприятий. Причитания передавались из уст в уста многие поколения. Для похорон, свадеб и рекрутских наборов существовали свои типы плачей. В поминальных причитаниях плакальщицы сетовали о закончившейся жизни, а на свадьбах и солдатских наборах оплакивали свободу.

Большую коллекцию причитаний в XIX веке собрал историк Елпидифор Барсов. В его сборник «Причитания Северного края» вошли многочисленные обрядовые песни Ирины Федосовой — одной из самых известных русских воплениц. Она выступала в Петербурге, Москве, на Всероссийской художественно-промышленной выставке в Нижнем Новгороде.

Традиция приглашать плакальщиц на свадьбы полностью исчезла после революции. Немногочисленные современные вопленицы выступают только на похоронах в небольших деревнях и селах.

В Толковом словаре Владимира Даля упоминается профессия кошкаря, или кошкодава. Так называли торговцев, которые ездили по деревням и обменивали мелкий товар на кошек и собак. Животных они собирали на мех и иногда убивали прямо на глазах у бывших хозяев. Когда кошкари въезжали в деревню, они использовали кричалку «Кошки на ложки». От нее позднее возник фразеологизм «ни ложки ни кошки», который означает очень бедного человека.

В дореволюционной России профессия кошкаря считалась обыденной, хотя и порицалась. Этнограф Сергей Максимов в очерке «Грибовник» писал, что крестьяне занимались этим делом от бедности. Иногда они даже воровали кошек:

Животных кошкари отдавали на кожевенные заводы. Мех кошек назывался колотковым, а собак — сторожковым. Из него шили одежду — шапки, шубы. Иногда колотковый мех продавали под видом дорогого: бобрового, собольего или котикового (тюленьего). А из кошачьей кожи делали кошельки, которые так и называли — кошки.

Этот промысел до революции был массовым. Российская империя даже экспортировала кошачий мех в другие страны, например в Китай. В СССР профессия кошкаря исчезла, хотя изделия из колоткового меха делали вплоть до 1940-х годов.

В XVIII — начале XX века в России существовала профессия крючника. Так называли наемных работников, которые переносили тяжести при помощи специального крюка. Чаще всего они трудились в портах, где разгружали торговые суда. Больше всего крючников работало в городе Рыбинске Ярославской губернии. Именно здесь останавливалось множество кораблей, которые шли в Петербург. А еще Рыбинск был крупнейшим центром торговли хлебом, отсюда его развозили по всей России.

Чтобы разгружать корабли, крючники пользовались двумя приспособлениями. На спину они крепили специальную деревянную опору — седёлку. Она надевалась по принципу современных рюкзаков. Затем на металлический крюк рабочие цепляли мешок с товаром и закидывали его на седёлку. Когда крючники двигались, они нагибались и придерживали груз, чтобы он не упал.

Крючники объединялись в артели по 12 человек. В таких организациях существовала своя иерархия. Главным в них был батырь — староста. Он следил за работой, указывал, куда складывать и доставлять груз. Выставщики разгружали суда с товарами. А вот горбачи уже переносили мешки при помощи седёлок и крюков.

Артели работали с подрядчиками. В летний сезон на одного такого человека могли трудиться более 40 коллективов крючников.

В крючники шли бедные крестьяне, мещане и отставные солдаты, эта профессия считалась очень тяжелой, но прибыльной. Так в молодости подрабатывал даже Федор Шаляпин.

На своей спине крючники переносили за раз до 200 килограммов, поэтому уже спустя несколько лет многие из них становились неспособными к труду. Профессия исчезла уже к середине XX века: тогда появилось оборудование, которое позволило заменить ручной труд.

Бурлаков можно считать коллегами крючников. Они тоже занимались тяжелым трудом, только перетаскивали судна против течения. Как и крючники, бурлаки объединялись в артели — по 10–40 человек. Работали они только в сезон — как правило, летом. Существовали даже женские артели.

За тягу бурлакам хорошо платили. Денег хватало, чтобы вовсе не работать до следующего сезона. Однако профессия была очень вредной и опасной.

Как и у крючников, в артелях бурлаков была своя иерархия. Во главе и в конце группы всегда шли опытные рабочие. Возглавлявшего строй называли шишкой, а замыкающую пару — косными.

В середине XIX века этим промыслом занимались около 650 тысяч человек, но уже в 1880-е годы он начал вырождаться. Тогда на крупных судоходных реках России стало появляться все больше пароходов. А еще в стране развивалась сеть железных дорог.

Некоторые артели бурлаков работали вплоть до начала XX века. Грузы так перевозили даже в СССР. Сегодня в России бурлацкую тягу не используют, однако она сохранилась в некоторых бедных странах.

В XIX–XX веках бедные жители городов нередко становились тряпичниками. Такие люди ходили по дворам и покупали старое тряпье и хлам — бутылки, банки, веревки, кости. Некоторые вещи они обменивали на еду и разные мелочи — недорогие украшения, мыло, игрушки.

Особенно бедных тряпичников называли крючочниками. Им не на что было покупать и даже обменивать хлам, поэтому такие люди искали его на свалках и в мусорных ямах. При этом они часто пользовались крюками — отсюда произошло их название.

Некоторые тряпичники сами перепродавали полученный товар. Однако большинство из них состояло в артелях. Такие коллективы подчинялись одному хозяину, которого называли «маклак», или «тряпичный туз». Владельцы артелей давали тряпичникам жилье и деньги. Потом маклаки скупали у своих работников сырье. А уже у тряпичных тузов ветошь брали владельцы писчебумажных фабрик и заводов. Владельцы Невской писчебумажной фабрики, купцы Варгунины, ежегодно закупали тряпье на 150 тысяч рублей.

Некоторые тряпичные тузы даже возили свой товар на ярмарки. Там они могли заключить с предпринимателями контракты.

Угасать тряпичничество стало к концу XIX века. Тогда появились новые технологии — бумагу все чаще стали делать из дерева. А во многих городах тряпичников и вовсе признали переносчиками болезней: они работали в плохих условиях, с мусором, поэтому сибирскую язву даже прозвали «болезнью тряпичников».