Договор в обычном праве современной деревни России

Договор в крестьянской культуре — понятие чрезвычайно широкое и буквально всеохватное. Оно не ограничено сугубо юридическим толкованием термина, значительно сужающим его содержание. Речь здесь идет не только об официальных документах, нотариально заверенных или скрепленных печатью той или иной организации, но прежде всего о частных межличностных соглашениях и договоренностях, которые паутиной коммуникаций сплетают сельский социум в единое пространство. Договор в деревне — основа основ жизни в условиях компактного проживания, механизм каждодневной, повседневной деятельности. Он полифункционален, и его можно рассматривать с разных сторон: и как способ установления отношений между односельчанами; и как повод к их прерыванию или восстановлению; и как метод примирения; и как потенциальный источник формирования «доброй» или «дурной» репутации, а, соответственно, и фактор влияния на жизнь каждого из членов сельского сообщества; и как средство решения своих и чужих проблем и т. д. Задача предлагаемой статьи — выявить основные разновидности частных межличностных договорных соглашений между односельчанами, показать их роль и значение в хозяйстве современной российской деревни. В основу работы легли полевые материалы, собранные во время экспедиционных выездов в Рязанскую и Тамбовскую области в течение 2000–2004 гг.

О том, что сельский мир России находится в состоянии затянувшегося глубочайшего кризиса, проявляющегося прежде всего в ухудшении демографической ситуации и социально-экономического положения его жителей, пишется и говорится много. В этих условиях наиболее надежными «рецептами» выживания для сельского жителя стали его собственная инициатива, ведение личного подсобного хозяйства и регулярно применяемый опыт самоуправления и взаимопомощи. В их основе лежит договор. Разумеется, в деревне присутствуют и его сугубо юридические формы, применяемые при заключении договора аренды на земельные угодья, купле-продаже недвижимости, наследовании усадьбы, дарении собственности. Однако, как показывают опросы населения и наблюдения со стороны, перечисленные виды сделок далеко не исчерпывают всего многообразия имеющихся соглашений. В совокупности существующих ныне в деревне договоров категория межличностных оказалась наименее заметной, но вместе с тем наиболее актуальной и востребованной в повседневности. Среди них не последнее место занимают те, что связаны с ведением сельского хозяйства (земледельческими работами и уходом за домашним скотом и птицей) — отношения найма и «помощи».

Общий демографический спад, характерный для всего русского населения России, в совокупности с миграционными процессами, вектор которых направлен в город, привели к преобладанию в сельской местности малых и неполных семей со средней численностью три человека на домохозяйство. Кроме того, деревня заметно «постарела»: основную долю в ее возрастной структуре составляют люди пенсионного или предпенсионного возраста (50–60 лет). В результате этих процессов современное сельскохозяйственное производство столкнулось с проблемой дефицита трудовых ресурсов, в силу чего обработка даже относительно небольших приусадебных участков (их размеры в исследованных районах колеблются от 20 до 40–50 соток) требует привлечения дополнительных рабочих рук и/или сельскохозяйственной техники. Эти потребности отчасти компенсирует наем. Одновременно он уравновешивает баланс между производственными потребностями одних жителей и возможностями для их удовлетворения со стороны других сельчан. Таким путем создается сеть трудовых взаимоотношений, регулируемых сельским социумом самостоятельно, без вмешательства государства и его правовой системы.

Наем имеет сезонный характер и определенную периодичность, связанную с поэтапностью земледельческого труда. Аграрный календарь начинается весной в период подготовки почвы к посадочным работам (пахоты) и самой посадки сельскохозяйственных культур. Поэтому самым обычным видом найма, распространенным почти повсеместно, является договоренность о вспашке огорода. Как правило, нанимаются на этот вид работы одни и те же жители, владеющие сельхозтехникой. Например, в д. Алтухово, по опросам жителей, осталось 2 трактора, владельцы которых и обслуживают округу. Из рассказа жительницы деревни:

Наем используют не только женщины, но и те пожилые мужчины, которым в силу возраста обременительно заниматься тяжелой физической работой в одиночку. Из рассказа жителя д. Алтухово, 1930 года рождения:

«Вспахать, посадить, выкопать — наймешь. Всякие цены. У кого большая усадьба, 30 соток, тот больше платит. Я вот половину сажаю, меньше. У меня 30 соток, а сажаю половину. Один остался. За 15 соток плачу столько, сколько запросят. После работы. У нас тракторов осталось 2. Нанимаю своих. Расценки меняются каждый день. Пахота — 100 рублей за 15 соток. Пропахивал еще раз от сорняков. Боронование — тоже заплати. За боронование — 50 рублей. Бутылку не ставил. Только деньги. Копать — тоже буду нанимать. Недоразумений с трактористом не бывает».

Благодаря неизменному средству межсоседской коммуникации в селе — слухам и разговорам — условия оплаты земледельческих работ всем известны. Иногда сельчане и вовсе не спрашивают о стоимости услуг: «плачу столько, сколько запросят, после работы» (д. Алтухово), «платим, сколько спросють» (Заболотские выселки), «как скажут, так и будешь платить» (с. Чутановка). При подсчете итоговой суммы, выплачиваемой исполнителю договора обычно после проведения работ, участники соглашения отталкиваются от существующих в деревне или селе расценок на отдельные виды сельскохозяйственных работ (пахота, бороньба и др.) и общей площади обработанных угодий. Единицей измерения при этом служит сотка земли. Расценки варьируют; это зависит от удаленности от районного или областного центра, плодородия почвы, благосостояния села и уровня инфляции. Как правило, размер оплаты труда коррелируется со средним уровнем доходов жителей: чем богаче село, тем выше цены.

Договариваются о работе устно. По опросам населения, конфликтов между заказчиками и исполнителями подобных договоров не бывает.

В небольших малонаселенных деревнях, где техники не имеется, сельчане либо обращаются за помощью к руководству соседних коллективных хозяйств, либо пытаются решить проблему самостоятельно — путем объединения трудовых усилий нескольких дворов.

Так, например, в Заболотских выселках нанимают трактор в колхозе соседней д. Дмитриевщины: «У нас соток 15. Рублей 100 за вспашку. После работы расплачиваемся. Слава Богу, что приехал. Вспахал. Спрашиваем: «Сколько?» В д. Фомино, где остались «одни старухи и нанять-то некого», жители используют собственные ресурсы, кооперируясь друг с другом. Здесь принято дважды за полевой сезон «прорезать» картофель.

При описании этапов обработки картофельных полей информаторы ссылаются на опыт старшего поколения: «Так положено… Старые люди все время так делают». Сельскохозяйственные знания, своеобразная «теоретическая» основа их земледельческого труда до сих пор в значительной степени формируется под влиянием традиции. Кроме того, сельчане применяют и проверенный веками сельхозинвентарь — соху, приспосабливая ее к современным условиям. Соха во многих деревнях — отнюдь не музейный экспонат или антикварный раритет. Она имеет вполне утилитарное значение. В указанной д. Фомино в соху запрягается не лошадь, а трое-четверо сельчан. Один из местных жителей мастерит сохи по образцу прежней, предназначенной для лошади, но меньших размеров — в расчете на человека. Он же объясняет и мотивы подобной технической «революции»: «Раньше для лошадей делали, а теперь для себя, потому что лошадей нет. Раньше на лошадях обрабатывали, сейчас на себе стали».

Совместный трудовой процесс организуется следующим образом. Несколько соседей собираются и договариваются между собой о совместной прорезке огородов. Очередность устанавливает сама природа: в первых рядах оказываются те, у кого «время подоспело прорезать картошку», поэтому споров и обид не бывает. В д. Шакино для обработки огорода сохой объединяются три семьи: «Посадили, сели за стол. Все рассахивают. Посадить, пропахать, убирать — сохой». В такой практике денежное вознаграждение за работу отсутствует, и сила договора поддерживается коллективным обязательством: договорные отношения принимают форму взаимопомощи и своего рода круговой поруки.

Жители с. Новопанское прибегают к различным формам договора: и к найму трактора или лошади за денежное вознаграждение, и к взаимопомощи. Из рассказа жителя села: «У нас Сережа прорезает, 100 руб. за огород. Соседке прорежем, потом мне. Договариваемся. Прорезает один человек. У нас или трактором, или на лошади. Трактором я не хочу проминать огород. Лошадью лучше — не сомнешь. Посадить огород сажалкой — 50 руб. за 20 соток. Они не просят. Кто сколько даст. У нас вот Чижов в Стубле, он как частник говорит: 150 руб. за огород. Расплачиваются после работы. Сарай поправить — нанимаем. Сохой прорезают картофель. У нас берут 100 рублей за огород и бутылку. Лошадь — соседа. Он у нас денег не берет. Выпьет. Картошку копаем все вместе. Один-то ничего не сделаешь. Он нам прорезает, а мы ему помогаем».

Вместо денег в некоторых селах хозяева выставляют работнику «магарыч» — бутылку водки, спирта или самогона. Согласно определению толкового словаря, понятие «магарыч»/«могарыч» происходит из арабского языка и означает: угощение, которое устраивает сторона, получившая барыш в торговой сделке; взятку, угощение в вознаграждение за что-нибудь. Магарыч был широко распространен в деревне в прошлом, но продолжает бытовать и сегодня, спустя более чем столетие, причем под «угощением» подразумевается именно спиртное. Сегодня сельчане под магарычом (ем) нередко понимают любое застолье, сопровождающее заключение тех или иных достигнутых договоренностей. Из рассказа главы сельской администрации в с. Паревка:

Судя по ответам респондентов, магарыч сопровождает далеко не все заключенные соглашения. Трактористы, регулярно нанимающиеся на работу, как правило, предпочитают финансовый расчет, что свидетельствует в первую очередь о дефиците денежных средств в деревне. По словам жителей с. Чутановка, «всем деньги нужны, бутылочку — не принято», поэтому трактористу платят 20–25 руб. за сотку пахоты. Вместе с тем в селе имеется определенный круг людей, готовых работать и за бутылку. Из интервью в с. Иноковка: «Самогон — это такое зелье, без которого в деревне не обойтись. Гонят для себя. Бабульки, чтобы огород запахать или что-то убрать с огорода. Это и есть магарыч. Запахал огород бабульке — бутылка».

Выпивка непременно сопутствует таким договорным отношениям, как взаимопомощь. С одной стороны, она служит своего рода денежным эквивалентом, с другой, имеет гораздо более важное значение: демонстрирует взаимоуважение и дружеское расположение среди всех участников совместного труда. Одновременно это и фундамент потенциальной кооперации, заявка на ее возможное расширение. Так сельчане устанавливают и закрепляют особый личный уровень связей в рамках своего сообщества, гарантирующий им своего рода «страховку» в случае непредвиденной проблемной ситуации.

Оплата работы нередко производится в натуральной форме. В с. Рамза за прополку огорода благодарят продуктами. В с. Иноковка того же района, по словам информатора, «картошки сажают — давай вина; картошку окучивают — давай вина», «работают за вино», а «кто и картошки когда даст». В Иноковке и других селах, где в хозяйствах еще имеется скот, для которого необходимо заготовить корм, принято приглашать односельчан на сенокос. Из интервью с одной из жительниц: «У меня муж, когда начинает косить, приглашает того, того, того. Пришли, покосили. Платит обедом». — «А магарыч полагается?» — «Это и есть обед. Поставит бутылочку-другую. Принято именно свою. Бутылочка обязательно. Они ради этого и идут. У нас косили человек по 7».

Подработкой у дачников занимается и мужское, и женское население. Дачники обычно договариваются с соседями, руководствуясь территориальным фактором — близостью земельных участков и возможностью помимо работы одновременного присмотра за усадьбой в зимнее время года, когда хозяева уезжают в город. Возраст при этом значения не имеет: пожилые одинокие женщины также вовлечены в отношения найма. Жительница д. Шакино, 1927 г. р., регулярно нанимается на работу к соседям: «Они (дачники. — С. К.) платят за землю и пахоту 200 руб. Я им помогаю в саду. Полью, ополю (прополю. — С. К). Они говорят: «Надо — сажай, а то будет лужить». Управляюсь сама. У них поливаю, у других дачников тоже. Окучиваю мотыгой».

К еще одной категории договорных работ, связанных с ведением сельского хозяйства, относится уход за скотом и птицей. Хотя поголовье крупного рогатого скота, как в личных подсобных подворьях, так и в общественных стадах, имеет устойчивую тенденцию к сокращению, в крупных селах еще актуальна профессия пастуха. В совсем небольших деревнях, где население уже не держит крупного рогатого скота (за редким исключением на всю деревню встретятся одна-две коровы), о пастухе сохранились лишь воспоминания старожилов: «Пастуха нанимали. Расплачивались деньгами. 30 рублей с коровы за месяц» (д. Фомино).

Из рассказа жительницы д. Алтухово: «Пастуха нанимали. Тогда был в первые годы из Полян. Оттуда ребятишки нанимались. В пастухи шли подростки, лет с 13. Они пасли только овец. А для коров специально нанимался пастух. Пастухам-подросткам платили деньгами. Кормили, если свои деревенские. Дашь им яблочко или яички. По очереди ходили чужие пастухи. Им с собой собирали сумку с продуктами, чтобы пообедали. Женщина с ребенком гоняла овец». В с. Новопанское в 1960-е годы пастух после достижения договоренности о найме «ставил мужикам магарыч», с конца 1970-х годов жители села «караулят поденно сами».

По словам жительницы с. Тюково, пастухи — это обычно физически неспособные к другому труду мужчины. Информация была подтверждена и в д. Шакино, где, как выяснилось, пастухом работает немой крестьянин: «Теперь он у нас ногу сломал. В Клепиках в больнице. Всю дорогу коров гонял… Хоть и безъязычный, так поймешь, что он говорит. Он же немой. Погнал один. А я ж ему говорила, как сердце чувствовало: «Ты хоть наколи мне дрова». — «Ладно, вот коров сгоняю, тогда доколю». «Пастухом тяжело. Последнее дело», — так комментирует статус профессии житель с. Новопанское.

Условия договора с пастухом включают комбинированную оплату деньгами («определенную сумму с головы») и продуктами («зерно, хлеб, яйца»). Из рассказа жительницы д. Шакино: «За корову платила 50 рублей. И в сумку еду собираешь. Яичек 5–6 сваришь, колбаски возьмешь грамм 200–300. На день. С 6 часов до 7 — целый день. Моя очередь подходит — я плачу ему 50 рублей. А некоторые сами гоняют. Он не постоянный. Просто мы его нанимаем. Очередь подходит каждый месяц, чуть побольше. По 2 человека гоняют 60 голов». Система оплаты труда пастуха основана на соглашении между владельцами коров об общей сумме, распределяемой между участниками договора, и очередности взноса каждого. Эта своеобразная круговая порука демократична тем, что в случае финансовой несостоятельности некоторых владельцев, они компенсируют ее собственным трудовым вкладом, то есть сами выпасают общее стадо.

В праздничные дни продуктовый набор для пастуха принято дополнять бутылкой спиртного. Выплаты «жалованья» алкоголем порой имеют негативные последствия, когда пастух постепенно спивается. Из рассказа информатора из д. Шакино: «Муж выпивал. Вперед мало, а потом запоем. Гонял коров, а другой говорил: «Меня не переборешь». Вот неделями и пил. Расплачивались с ним деньгами. Они гоняли колхозный скот за зарплату. Потом он гонял еще частных. Пойдешь собирать (деньги. — С. К.), а он уж собрал».

В сознании сельчан живет уверенность в необходимости наказания пастуха за увечье коровы. Эта норма уходит корнями в традиционные представления крестьян о справедливости, сформированные под влиянием условий их жизнедеятельности. Здоровье и жизнь домашнего скота, а особенно лошади, всегда были предметом первоочередных забот хозяина: без лошади — основной тягловой силы — хозяйству грозило разорение. В силу этих воззрений, кража лошади, например, каралась несравненно более сурово, чем, допустим, нанесение тяжких побоев жене.

В некоторых селах сложился иной порядок присмотра за крупным рогатым скотом. Так, например, в д. Аверькиево пастуха не нанимают, но не потому, что не за кем присматривать. Там применяется другой способ выпаса: «Скотину так проводим. Все усадьбы свои загородили, скотина в огород не зайдет». В результате такой «дрессировки» коровы гуляют по округе где придется и самостоятельно находят дорогу к дому.

Помимо найма пастуха в современной деревне бытуют и другие виды договорных отношений, связанные с уходом за домашней живностью. Некоторые дачники обзаводятся в деревне курами, утками, поросятами и пр. и, уезжая на зимний сезон в города, договариваются с соседями или хорошо знакомыми односельчанами о том, чтобы те за определенную плату следили за скотом или птицей, давали им корм и убирали двор.

Путем договора разрешаются не только проблемы, связанные с ведением сельского хозяйства, но и множество возникающих в повседневном быту забот. Мелкие хозяйственные потребности, которые не под силу пожилым женщинам (а именно они составляют большинство в демографической структуре современного села), зачастую требуют привлечения дополнительных, преимущественно мужских, рук: «…кому-то надо забор поправить, кому-то печку, кому-то штакетную изгородь».

Слова «помощь», «помогает» неоднократно звучат из уст сельских жителей при описании всего спектра оказываемых односельчанами договорных услуг. Впрочем, «помощь» отнюдь не предполагает обязательную безвозмездность: она компенсируется либо деньгами, либо угощением, либо ответной «помощью» и добрыми соседскими отношениями.

Интенсивность найма и «помощи» находится в прямой зависимости от величины села, а также его местоположения и специализации. В малонаселенных Заболотских выселках, по словам респондентов, нанимать некого: «Все старые. Коренных осталось пять домов. Остальные дачники». В многолюдной Платоновке, напротив, практически каждая семья прибегает к найму по нескольку раз в году, «чаще всего на сенокос, на разработку леса, когда берут делянку для разработки — для строительства». Платоновка относится к тем редким селам, где сегодня еще активно ведется строительство частных домов: за последние 10 лет здесь появилось шесть новых улиц. Благодаря находящейся поблизости железнодорожной станции, жители «вымирающих» деревень.

В сельской местности широко распространена торговля продуктами сельскохозяйственного производства и садоводческими культурами, что способствует процветанию договорных отношений, относящихся к категории «купля-продажа». В некоторых селах, где окончательно развалились коллективные хозяйства, продажа овощей, домашнего скота и птицы «заезжим коммерсантам» или на рынках в близлежащих районных центрах остается единственным источником поступления финансовых средств (кроме пенсии). Мясо, молоко, яйца, овощи (чаще всего картофель, огурцы, лук), фрукты — все то, что имеется в личном подсобном хозяйстве и может приносить какой-то доход, реализуется в селе или через посредников в города. Продуктовый рынок регулируется исключительно взаимной договоренностью между продавцом и покупателем об объемах и стоимости товара. На ценообразование влияет общая конъюнктура экономики, зависящая от урожайности тех или иных культур, соотношения спроса и предложения, инфляционных процессов.

Удачная купля-продажа также сопровождается магарычом (ем). Как вытекает из опросов сельчан, магарыч не упоминается в контексте рассказов о сбыте сельскохозяйственных продуктов посредникам, но неизбежен при заключении относительно больших сделок по продаже дома или крупного рогатого скота. Из рассказа жителя с. Новопанское: «Скотину друг другу продают… Документы не оформляют, магарыч пьют. А как же? Договариваются и стол собирают — магарыч. Бывает с двух сторон. Например, я продаю корову, приходят ко мне и выпивают». Наличие магарыча в сделке не связано напрямую с величиной суммы, получаемой от продажи. Так, доход от реализации овощей порой существенно выше, чем от продажи коровы, однако «обмывается магарычом» обычно лишь последняя. Вероятно, и здесь прослеживаются остатки традиционной иерархии ценностей сельчан, в которой домашний скот представлял собой более надежную опору в сельском хозяйстве, нежели набор привычных овощных культур.

Помимо магарыча при покупке коровы до недавнего времени (1970–1980 гг.) соблюдались обрядовые действия, имевшие охранительное значение. Например, в с. Алтухово, приобретая корову, новый хозяин брал ее веревочку-поводок, снимал ее, и через эту веревку корова проходила во двор, «чтобы она не дворами ходила», а возвращалась из стада домой. В с. Новопанское, со слов информатора — продавца коровы, покупатели сами «обратали» ее, то есть надели веревку на рога и тем самым символически обозначили свое право владения. В с. Демушкино при продаже лошади предварительно договаривались о продаже «со всей сбруей» и приводили двоих свидетелей, фиксировавших получение продавцом денег. В некоторых селах и в настоящее время используют традиционные приемы «защиты» приобретаемой собственности и закрепления прав на нее. Так, в с. Троица, когда продают корову, дают поводок и кусочек хлеба с солью. Этим кусочком хлеба покупатель приманивает ее и ведет в свой двор, где подводит корову к столбу, дереву или любому высокому шесту и обводит ее вокруг него три раза. Таким способом корову «приручают» к новому хозяину и новому месту.

Бедность, по мнению сельчан, породила и такую разновидность договорных имущественных отношений, как совместное владение. Наиболее распространенной формой такого сотрудничества является совместный уход за коровой. Кооперируются преимущественно родственники, но встречаются и соседские объединения. О примере такой договоренности рассказала жительница с. Шапкино:

Имущественная несостоятельность или физическая немощь побуждают сельчан применять этот испытанный веками способ ухода за скотом. Совместное владение коровой существовало в деревне и в XIX веке, и на протяжении всего XX века. Следует отметить, что в бытовании этой владельческой формы не последнюю роль играет фактор традиции. Если в указанном выше с. Шапкино совместное владение коровой редкость, то, по словам информаторов, «есть села, где часто, — Андрияновка, Сергиевка, Чечуново. Там держат многие на двоих, троих, даже четверых. У них заведено. Там живут более скученно». Аналогичные сведения получены и в с. Троица: на вопрос о наличии совместного владения коровой жители ссылаются на соседнее с. Красильниково, где это явление получило более широкое распространение. В д. Кутуково Спасского района Рязанской области, где было много переселенцев, в 1970-е годы одну корову держали на 12 семей.

Как правило, договорные отношения, связанные с уходом за коровой, носят мирный характер. Однако случаются и конфликты, переходящие в судебные разбирательства. В с. Демушкино между жительницей села и сыном ее племянника после семилетнего совместного владения коровой разгорелась судебная тяжба по поводу несправедливого распределения «дохода». Источником взаимных имущественных претензий стала родившаяся у коровы телочка. Из интервью истицы:

К сожалению, неизвестно, чем завершилась эта история, но ее развитие и кульминация со всей очевидностью показывают сохранение прежнего восприятия крестьянами понятия собственности, тесно связанного в их сознании прежде всего с личным трудовым участием и реальным вкладом в экономику домохозяйства. Ведь перераспределение имущественных долей в крестьянской семье (при разделе или наследовании) в прошлом опиралось на коллективную оценку результатов усердия каждого потенциального пайщика.

Совместное владение в сельской местности распространяется и на сельхозинвентарь. Так, в с. Шапкино было зафиксировано совместное владение трактором. Хотя трактор и оформлен на одного покупателя, участвовали в его приобретении и эксплуатации двое. О широком бытовании такого рода межсоседских соглашений говорить не приходится по двум причинам: с одной стороны, техника в силу дороговизны недоступна широкому кругу населения, с другой стороны, сельчане предпочитают обзаводиться сельскохозяйственным оборудованием усилиями одной семьи. Так, со слов жительницы д. Аверькиево в их семье трактор был приобретен совместно с дочерью и зятем, а оформлен на зятя.

Еще одна категория договора в деревне — это мена. Поскольку финансовые возможности сельчан ограниченны, они используют потенциал собственного сельскохозяйственного производства и реализуют урожай путем обмена продуктов. Таким образом, товар поступает к покупателю, минуя денежный эквивалент. Обмен сельхозпродуктами «по мелочи» (например, яйца на молоко) или скотом и птицей постоянно сопровождает повседневный быт сельчан. Из интервью в с. Шапкино:

Меновые отношения выходят и за пределы села, когда в случае неурожая той или иной культуры сельчане восполняют ее дефицит путем натурального обмена на другие продукты с жителями соседних сел и областей. Так в с. Новопанское, где преобладает торговля картофелем, жители 2–3 года назад меняли картофель на помидоры, привезенные из Тамбовской области.

Следует отметить, что в сравнении с вышерассмотренными видами договоров мена не столь развита, и население прибегает к ней не столь активно и широко, как, в частности, к найму или купле-продаже. Впрочем, возможно это лишь поверхностное наблюдение, требующее поиска дополнительной информации и более детального освещения.

Изучение современной деревенской повседневности показало наличие множества внутренних связей сельского социума, взаимодействие которых осуществляется путем договора. Наем, купля-продажа, совместное владение, заем, ссуда, мена — все эти понятия, примененные при сборе и обработке полевого эмпирического материала, разработаны юриспруденцией и принадлежат к ее узкоспециальному понятийному аппарату. Использование подобной «униформы» в классификации межличностных договоров в современной деревне позволило рассмотреть в систематическом порядке совокупность отношений, находящуюся за рамками учебников по правоведению, законодательных сборников, судебных приговоров и прочих источников сугубо юридического знания о праве. Эти неформальные и по большей части не фиксируемые в письменном виде, но имеющие нормативно-правовую основу соглашения и обязательства растворены в привычном для сельчан цикле забот.

Как разновидности договоров, так и правила их соблюдения вырабатываются самой деревней в соответствии с условиями ее жизнедеятельности и во многом обусловлены хозяйственными потребностями жителей. Интенсивность заключения и действия рассмотренных договорных соглашений напрямую зависит от местоположения и величины села, его экономической активности и жизнеспособности. Исполнение договора сопровождается набором специфических норм и установок, знание которых формируется в атмосфере постоянного общения в среде длительного совместного проживания. Хотя эти нормы претерпевают изменения, в их трансформации наблюдается постоянный диалог с прошлым. В основе договора лежат взаимопомощь и обмен, при этом обмен далеко не всегда предполагает оборот материальных ценностей.

Договор регулирует решение не только экономических вопросов, он применяется практически во всех сферах деревенской жизни: принцип взаимности, обменно-возвратный характер связей распространяется на всю совокупность коммуникаций в сельском сообществе, отражаясь в лаконичной формулировке старой народной мудрости: «Что посеешь, то и пожнешь». От частных отношений зависит судьба всех последующих контактов отдельных звеньев в общей цепочке связей в деревне.

В системе локального проживания, где межличностное общение оказывается очень тесным, реализация договора обеспечивается силой коллективного убеждения в необходимости выполнения его условий. Таким образом, соблюдение взаимных обязательств подкрепляется не буквой закона, а прежде всего комбинацией межличностных и коллективных механизмов регулирования отношений. Собственно юридические способы обеспечения исполнения подобных соглашений используются редко и лишь в ситуации крайне обостренного конфликта.

В период экономической стагнации деревни, осложненной тяжелой демографической ситуацией, межличностные договорные связи стали спасательным кругом для сельчан, надежной точкой опоры. Это альтернативный законодательному способ правового поведения, заключающийся в выборе приемлемых и привычных средств решения проблем. Это компенсация отсутствия иных, более предпочтительных и эффективных приемов регулирования повседневных вопросов сельского быта.