«Наши народы оказались не готовы к современной цивилизации»

— Да, сегодня, пока есть финансирование, мы стараемся при любой возможности ездить в фольклорно-этнографические экспедиции, потому что понимаем: наши старейшины уходят, и вместе с ними уходят традиции, которые накоплены веками. В XXI веке мы понимаем, насколько сложно это все сохранить. Я сейчас нахожусь в отдаленном национальном северном поселке Ачайваям. Главная моя задача — попасть в оленеводческое звено, в труднодоступный район далеко в тундре. Эта поездка для меня очень важна, поскольку попасть к оленеводам по ряду причин очень сложно. Об этой поездке мы договорились еще год назад, теперь главное — туда добраться.

— В селе, где я сейчас нахожусь, проживают коряки, эвены и чукчи. Здесь проходит граница Олюторского района с Чукотским автономным округом. В этом селе, я записываю старейшин, которые здесь остались. Записываем песни, родовые мелодии, танцы. Традиционный танец сегодня исчезает очень быстро. Молодежь вносит свое творческое начало в танцевальные композиции, смешивая особенности исполнения танцевальных движений различных этнических групп, и получается номер, состоящий из движений береговых и оленных коряков, чукчей, эвенов. В результате теряется сам смысл танца, его суть. Также мы фиксируем образцы одежды, которые остались в семьях. В этом населенном пункте нам очень повезло: у нас есть возможность записать весь процесс выделки оленьих шкур. Он состоит из нескольких этапов, и, самое главное, в нем не используются никакие химикаты, только натуральные ингредиенты. Что касается оленеводческого звена, мы едем записать один древний обряд, который исполняется только в этой местности — поэтому для меня вдвойне важно туда попасть. Когда оленеводы возвращаются с летовки, они проводят поминальный день — вспоминают всех, кто ушел к «верхним» людям. Я хочу зафиксировать, какие обряды и ритуалы проводятся, какие блюда готовят, что означает этот день. В дальнейшем вся наша исследовательская работа реализуется в сборниках, которые размещаются на сайте Камчатского центра народного творчества. Я уверена, эти сборники будут очень важны впоследствии для ученых, которые в будущем примутся изучать, как происходил процесс взаимодействия культур, народов; что произошло с обрядами, как изменилась традиционная хозяйственная деятельность каждого народа. Мы проводим большую работу, стараясь успеть застать в живых носителей традиций. Ведь народы Севера веками копили традиции, например, о ведении хозяйственной деятельности экологическими методами. Как беречь тундру, как использовать какие-то растения, как обращаться с оленями, ведь олень — самое важное для северного человека. Он дает и пищу, и одежду, и жилище, буквально все. В 2014 году нам уже удавалось попасть к оленеводам, Карагинского района, — и это было зимой, было сложно, нам пришлось переезжать Срединный хребет на снегоходах. И там мы попали на праздник, который был посвящен оленю. Все эти обряды сохранились еще на Камчатке — иногда с какими-то изменениями, но все же. И вот там удалось зафиксировать обряд жертвоприношения оленя. Его не просто убивали из ружья, а был специальный ритуал, специальное копье. И конечно, нам интересно, какая сегодня сохранность обрядовой практики в Олюторском районе, какие отличия существуют между этническими группами, проживающими в разных районах Корякского округа, в проведении подобных обрядов.

— Мне в какой-то мере повезло: я сама корячка по национальности, много лет проработала в ансамбле танца «Мэнго» — сейчас он получил статус Государственного академического Корякского ансамбля танца «Мэнго» имени А.В. Гиля. В свое время я объездила с гастролями всю Камчатку, так что мне проще: меня многие знают, везде я встречаю хороших знакомых, друзей, одноклассников. Ну и, кроме того, нам очень помогают работники культуры на местах, в местных домах культуры. И мы им помогаем! Приехав в Ачайваям, мы попали на праздник — День села. Наша экспедиционная группа в составе двух человек приняла участие в организации этого мероприятия. Всегда стараемся помочь сельским домам культуры, понимая, что здесь и недостаток информации, и не такой хороший интернет. Но и они нам подсказывают, с кем лучше встретиться, пообщаться.

Надо отметить, что не все так просто. Цивилизация очень резко вторглась в жизнь этих народов, и они не всегда готовы идти на контакт. Надо иметь особый подход, уметь разговорить человека, понять его. Когда я разговаривала с оленеводами, с жителями маленьких сел, они мне всегда говорили, что им в тундре проще: нет этого потока негативной информации, нет этих болезней, которые появляются вследствие стресса. «Мы там свободные. Мы там дружим, общаемся как обыкновенные люди. А когда ты приезжаешь в город, ты не понимаешь, кто ты» — так они говорят. Все-таки технический прогресс отдалил людей.

Мы и сами меняемся после экспедиций в тундру. От природы остается такое ощущение красоты, про которое в городе забываешь. Вспоминаешь свое детство на просторах тундры. Мои бабушка и дедушка жили в оленеводческих звеньях, но потом, когда я родилась, они остались в селе. С дедушкой я ездила на рыбалку и в лес за дровами на бату, на собаках, заготавливали юколу для собачьей упряжки. Но с оленеводами встречались всегда: на большие праздники они приезжали в село и часто останавливались у бабушки с дедушкой. И потом, в «Мэнго», мы давали концерты в звеньях, оставались там ночевать. Это моя жизнь. И мне это сейчас очень помогает в работе. Оленеводы — очень спокойные, приветливые, но при этом очень любят пошутить. Любят проверить — свой ты или нет; знаешь, о чем спрашиваешь, или нет. Очень часто пугают чертями — у коряков они называются нинвиты, кала. Говорят, что, если я буду громко говорить и много спрашивать, они придут ко мне ночью. Оленеводы очень хорошо знают тундру и священные места. Есть такие, около которых нельзя останавливаться и тем более ночевать. Казалось бы, в XXI веке живем, но, когда ты находишься в тундре, ты неукоснительно выполняешь все обряды — даже мысли не возникает по-иному поступить.

— Можно сказать, что в последнее время интерес растет. В селе, конечно, традиции и обряды больше сохраняются, бытование это живет и молодежь участвует в обрядах. А, например, в городе мы сами проводим такие праздники, которые признаны законом Камчатского края и служат для знакомства людей других национальностей с нашими традициями. Например, праздник Хололо, который знаменует окончание летнего сезона охоты и рыбалки. В городе мы рассказываем о нем, также делаем обряды: кормим огонь, вешаем фигурки животных на дерево и так далее. Вся разница в том, что в городе всем руководит режиссер, а в селе — старейшины.

Жаль, конечно, что молодежь сейчас чаще всего уезжает в города. Села маленькие, с работой сложно. Раньше профессия оленевода была престижная, а сейчас ее статус упал. В оленеводстве остались люди, которые — звучит высокопарно, но так и есть — преданы этой земле, своему народу, своей тундре. Надо отдать должное, молодежь, которая приезжает в село даже только на праздники, все равно выполняет все обряды и чтит традиции. А в последнее время стало больше учащихся в нашем Паланском техникуме, который готовит оленеводов. Так что есть надежда, что профессия вернет себе прежний статус и традиции не будут утеряны.

То же самое и с культурными традициями. Например, у нас есть малочисленный народ — ительмены. Когда-то у них был обряд «Алхалалалай», самое полное описание которого можно было встретить только в книге С.П. Крашенинникова — этнографа XVIII века. После него упоминание об этом обряде мы нигде в литературе не встречаем. А вот 30 лет назад ительмены этот обряд возродили, представляете. У них есть интерес, они хотят чувствовать себя ительменами. Несмотря на то что на ительменском языке сейчас говорит очень небольшое число человек — 10, если уже не меньше. Носителей языка остается все меньше и меньше, и, к сожалению, они уже уходят.

— С этим сложнее. В нашем Камчатском центре народного творчества, в отделе сохранения нематериального культурного наследия, молодежь, конечно, работает. Но все занимаются отдельными направлениями: кто-то режиссер по народным праздникам, кто-то исследует народные промыслы и ремесла. Был у нас сотрудник — переводчик. Тоже коряк, который кроме родного языка знает еще японский и английский, что было очень важно. Я думала, он сможет занять мое место в будущем. Но он решил глубоко заняться научной деятельностью, и мы отпустили его, понимая, что нам нужны свои ученые со званием. Сейчас он готовится к защите диссертации. А вообще, работа, которой я занимаюсь (со мной еще ездит наш сотрудник, он оператор), тяжелая. Думаю, лет через пять, к сожалению, не будет никакого смысла ездить и собирать фольклорно-этнографический материал, потому что никого не останется — ни людей, знающих глубоко традиции, ни носителей фольклора. Они просто дети природы, которые не сумели выдержать резких перемен. Я после экспедиций долго прихожу в себя — понимаю, что все это скоро уйдет. Останутся только какие-то обряды, праздники в наших электронных архивах. Наши народы — не зря их называют малочисленными — оказались не готовы к современной цивилизации и уходят быстрее, чем все остальные. По официальным данным, если посмотреть на сайте правительства Камчатского края, сейчас на Камчатке проживает примерно около 15 тысяч человек, принадлежащих к малым народам: коряки, чукчи, ительмены, эвены, айны, алеуты. Из них коряков около семи тысяч, он считается самым большим народом из малочисленных. Но есть посмотреть на общую цифру населения Камчатки — 315,6 тысячи человек, — то понятно, что это очень мало. Не надо забывать и про процесс ассимиляции. У нас очень много смешанных браков, так что через несколько поколений ребенок уже русский.

— Протанцевав в «Мэнго» свыше 20 лет, я вышла на пенсию и решила уйти из культуры вообще. Работала в администрации Корякского округа, в Управлении культуры. Потом окончила институт, пришла в Законодательное собрание Корякского округа. Когда прошел референдум и наш Корякский округ и Камчатская область объединились, я переехала в город со своей семьей. В 2009 году я пришла в Камчатский центр народного творчества, а в 2011 году здесь создали отдел сохранения нематериального культурного наследия, который я и возглавила. И как-то все быстро пошло, первое время было по четыре экспедиции в год, семья меня практически не видела дома. Я понимала, что надо быстрее записывать. К примеру, в моем родном селе остался всего один человек! Но мы успели, например, записать и выпустить сборник мифологических сказок о Вороне — кто бы подумал, что в наше время еще остались такие древние сказки. Об этом можно много говорить. Но есть, например, какие-то вещи, какие-то обрядовые практики внутри рода, внутри семьи, которые носители этих обрядов мне записать разрешили, но попросили пока нигде не публиковать. Надо, чтобы прошло некоторое время, все-таки речь идет о вещах сакральных. Но все, о чем есть возможность рассказать, я внесла в наш электронный каталог объектов нематериального культурного наследия.

— Когда наш отдел открылся, мы стали плотно работать с Государственным российским домом народного творчества имени В.Д. Поленова. Они тогда запустили пилотный проект «Общероссийский каталог — реестр объектов нематериального культурного наследия», который начал работать в нескольких субъектах. Это своего рода паспортизация нематериального культурного наследия. Я начала эту работу на Севере, на Камчатке. Для каждого объекта заводится свой паспорт. В него вносится название, например «обрядовый праздник»; затем история обнаружения, история формирования. Иными словами, мы даем полное досье на этот праздник с того момента, как мы его обнаружили. Приводим исследования ученых, путешественников, прикладываем ссылки, рассказываем о месте бытования, территории, где проводился и проводится праздник. Пишем имена носителей этого праздника. Наконец, вносим туда же информацию, которую я собрала в экспедиции, — с фото и видео. Этот каталог есть и на сайте нашего центра, и на сайте Государственного Российского Дома народного творчества имени В.Д. Поленова.

— Сейчас их 11, по плану в этом году вносим еще два объекта. Мы работаем в тесной связи с Камчатским государственным университетом имени Витуса Беринга: я там окончила аспирантуру по специальности «фольклористика». Мой научный руководитель, кандидат филологических наук Антонина Алексеевна Гончарова, оказывает нам большую помощь. Это сложная работа. Она требует полного погружения, сотрудничества с учеными и, конечно, интереса к истории своего края, народов, проживающих на его территории.