Вечер с книгой: кто мог позволить себе чтение в пушкинскую эпоху

В «Евгении Онегине» все основные персонажи интересовались литературой. Пушкин описал шкаф Онегина, любимые издания Татьяны и ее матери, упомянул авторов, которыми увлекался Ленский и которых он советовал почитать невесте Ольге. Раз весь мир романа в стихах состоял сплошь из любителей книг, логично предположить, что и большинство людей 1820–30-х разбирались в литературе. Однако ученые считают иначе: историк литературы и автор исследований о пушкинской эпохе Абрам Рейтблат утверждал, что в начале XIX столетия в России владели грамотой всего около 5% людей — это те жители страны, которые могли хотя бы теоретически встретиться с книгой.

Дворянское общество, описанное Пушкиным, в начале XIX века действительно увлекалось чтением. Стихи и проза, часто на иностранных языках, сопровождали длинные вечера в усадьбах. При этом большой процент населения тогда составляли крестьяне, а они вообще редко умели читать и писать: девочек из этой среды не учили совсем, а мальчиков скорее привлекали к работе, чем отправляли в школу.

Пять процентов грамотных людей относились к разным сословиям. Рейтблат отмечал, что «применительно к XIX веку нельзя говорить о «читателях вообще». Часть из них была церковниками и по долгу службы взаимодействовала с религиозными текстами. Умеющие читать старшие слуги могли позволить себе только самые простые лубочные издания. Грамотные крестьяне иногда читали одну книгу в год или меньше. Примерно половину читателей составляли дворяне, у которых было принято давать детям образование, и вот они-то и сталкивались с художественной литературой. Так что Пушкин создал в романе особый мир, где большинство героев знали зарубежных модных авторов и, вероятнее всего, знакомились с ними в оригинале или во французском переводе.

Ситуация стала меняться в середине и во второй половине XIX столетия. Демократическое движение, реформы образования, отмена крепостного права, требования к армии постепенно увеличивали число грамотных россиян. К революции 1917 года к читателям себя могли причислить около 30% жителей страны. И все же чтение в те времена можно назвать привилегией, а знакомство с художественными книгами — одним из признаков высокого положения. Если человек из крестьянской среды и знал грамоту, обычно он предпочитал романам и стихам Библию, Евангелие и другие религиозные тексты.

В пушкинскую эпоху покупка книг требовала больших вложений: издания, особенно из-за рубежа, стоили недешево. Юрий Лотман в лекции «Женский мир» указывал, что еще в XVIII веке, у поколения родителей Пушкина, дворяне печатные экземпляры приобретали редко — чаще тексты переписывали и в таком виде читали.

К началу XIX века книги стали доступнее. Появились отдельные «круги чтения» — литература, которую предпочитал хозяин дома, и романы, развлечение для хозяйки и дочерей. Однако издания по-прежнему переписывали.

Магазины с «серьезной» художественной литературой работали даже не в каждом крупном городе, а в уездах и деревнях их не держали совсем. В Москве существовали только две профильные лавки. В день их выручка составляла около 12–15 рублей, а каждая книга стоила примерно 3–5 рублей, то есть ежедневно приобретали в среднем от трех до пяти штук. Для дворянина деньги относительно небольшие: за четыре рубля можно было купить простой мужской шейный платок из кисеи.

Издания приходилось заказывать с доставкой, через знакомых. Часть книг приезжала к заказчикам напрямую из Европы — обычно на языке оригинала. Но такую покупку из-за логистики и ее цены могли себе позволить только зажиточные люди. Например, на весь Петербург ежемесячно приходилось около 300–400 подобных книг.

К тому же они должны были добраться до обладателей. Если дворяне жили в поместьях, да еще и в отдаленных губерниях, посылка ехала к ним месяцами. В далекие сибирские имения путь занимал и годы. Из-за этого современным исследователям сложно оценить количество книжных потребителей начала XIX века и их увлеченность чтением.

Зачастую издания доезжали до покупателей почтовыми каретами. Визит кареты и, соответственно, книг был настолько редким и важным событием, что из-за него нарушали светские приличия и, например, откладывали запланированный визит к соседям:

Сколько людей читали каждое произведение в прошлые века, мы можем судить по тиражам книги. В начале XIX века каждый из них обычно составлял несколько сотен печатных экземпляров. Сейчас такие партии автоматически превращают издание в библиографическую редкость. А во времена Пушкина сотню изданий могли продавать и несколько лет — учитывая их стоимость, популярность и число потенциальных читателей. Современные исследователи обычно даже знают, в какой год вышла конкретная книга и каким тиражом. Проследить, нравилась ли она, сложно, но есть один точный показатель — выпуск второго тиража. Это случалось далеко не со всеми авторами и произведениями, так что ученые могут сделать вывод, что читатели хорошо раскупали конкретную книгу. Причем не всегда современники ценили те же произведения, что более поздние читатели. Например, два многотысячных тиража выдержал приключенческий роман «Иван Выжигин». Его написал литератор и издатель Фаддей Булгарин. В России за 1829–1831 годы купили около 7000 экземпляров. Его современника Пушкина печатали намного меньше — единственным тиражом до 2000 штук.

Еще один показатель — количество рецензий в газетах и журналах. Сочинения, на которые обратили внимание несколько критиков, сейчас причисляют к важным для публики своего времени.

«Информантами» выступали упоминания в письмах или мемуарах. Они могли быть краткими, но даже в таком виде помогали восстановить сведения о литературных вкусах в конкретную эпоху. Пушкин вспоминал о своем приятеле Антоне Дельвиге, что тот «знал почти наизусть Собрание русских стихотворений, изданное Жуковским

. С Державиным

он не расставался. Клопштока, Шиллера и Гельти прочел он с одним из своих товарищей, живым лексиконом и вдохновенным комментарием; Горация изучил в классе под руководством профессора Кошанского». Поэт Алексей Илличевский, ровесник Александра Пушкина, один из первых выпускников Царскосельского лицея, писал в 1814 году своему другу Павлу Фуссу:

В те годы собственная библиотека Лицея насчитывала меньше тысячи изданий. Для сравнения: студенты Московского университета могли пользоваться более чем 20 тысячами книг. Поименные списки выдачи не сохранились. Даже подобные беглые перечисления исследователи считают расширением сведений.

Немногие вели отдельные списки прочитанных книг. Если их находят, это ценный источник: из него можно узнать и о предпочтениях читателя, и о его отношении к литературе. Большинство же писало о читательских впечатлениях в дневниках или мемуарах. В предисловии к «Моим запискам от 1820 года», которые создала смоленская дворянка Анастасия Колечицкая, соседка семьи Дельвиг, упоминается, что «большую часть «Моих записок…» составляют выписки из прочитанных книг: в 1820–40-х здесь и Шатобриан, и мадам де Сталь, и Св. Франциск Сальский, и граф де Сегюр, и мадам Жанлис, и Пушкин, и Марлинский, и Лермонтов

и многие другие». В самом тексте можно встретить описания вроде: «Тем не менее я вспоминаю, что сборы и будущие скитания виделись мне не без некоторого удовольствия; мы представляли себя маленькими эмигрантами из прекрасного романа М-mе Жанлис, и я мечтала, как в случае нашего разорения я буду зарабатывать на жизнь и поддерживать семью; в своей неопытности я рисовала себе благородные и опасные поступки, которые я совершу».

Среди документов писателей и людей, близких к творческим кругам, можно найти письма о книгах. В том числе благодаря подобным запискам нам известны литературные вкусы самого Александра Пушкина. О книжной полке поэта писали его близкие, например семья Павлищевых — родная сестра Ольга и ее сын Лев.

В письмах Пушкина, особенно обращенных к брату Льву, осталось множество просьб прислать книги. Родные и друзья обеспечивали его чтением во время Южной ссылки и жизни в имениях, когда полноценного доступа к книжным лавкам у поэта не было. Часто он оставлял короткие, понятные адресату описания:

«Чухонкой» — так в XIX веке в разговорной речи обозначали женщин из Финляндии — Пушкины между собой звали «Эду. Финляндскую повесть», произведение Евгения Баратынского. В печати оно появилось только в 1826 году, то есть писатель просил брата прислать рукописную копию.

Встречались и полноценные списки покупок, по которым исследователи позже восстанавливали не только круг чтения, но и рабочие намерения писателя, например время, когда он начал интересоваться материалами о бунте Пугачева, благодаря которым появилась «Капитанская дочка»:

Письма же сообщали не только о личном, но и о «профессиональном», связанном с реакцией на собственные тексты, чтении. В том же 1824 году Лев Пушкин получил такой заказ:

«Немецкая критика» — так Пушкин назвал краткое упоминание своей поэмы в книге поэта и переводчика Карла Фридриха фон дер Борга «Poetische Erzeugnisse der Russen…», которая появилась в 1823 году. То есть в ссылке Александр Пушкин не только читал для себя и занимался источниками, которые помогали создавать новые тексты, но и отслеживал, что думали о нем коллеги.