Андрей Хржановский: «Научить быть режиссером нельзя»

— Представление о том, что анимация —мультипликация, как говорили раньше, — создана исключительно для развлечения детей, давно устарело. У анимации гораздо более широкое предназначение и необозримые возможности. Думаю, что она сулит нам еще многие открытия. Когда возникает потребность, художник делает фильм для детей, но эта потребность вызвана прежде всего его внутренней задачей. Не исключаю того, что я сделаю фильм, скажем, по стихотворению Чуковского «Тараканище».

— Фабульная линия взаимоотношений Сталина и Булгакова в фильме абсолютно органична. Во-первых, Шостакович и Булгаков были в приятельских отношениях. Известно, что Шостакович собирался (об этом говорится в моем фильме) сочинить оперу по либретто Булгакова. Шостакович был частым гостем в доме Булгаковых и наверняка одним из слушателей фантастической истории Булгакова о Сталине, которая была найдена в дневниках вдовы Михаила Афанасьевича Елены Сергеевны. Кстати, она заканчивается тем, что Сталин призывает своих соратников ехать в оперу. Кроме того, Булгаков тоже относился к так называемым не таким, в фильме дано объяснение, что это значит, — «не такие».

— Я слежу за тем, как смотрит фильм молодежь, начиная с премьерного показа в кинотеатре «Октябрь», после которого было обсуждение. И надо сказать, что самые активные зрители оказались среди молодежи. И это для меня важно и дорого, потому что я в своем далеко не молодом возрасте постоянно стараюсь пополнять багаж знаний и интересов, в чем мне, кстати сказать, очень помогает преподавательская работа на режиссерском отделении школы-студии «Шар», где учатся замечательные по своему таланту, способностям и любознательности молодые люди. Хотя мой зритель — это тот, кому интересны мои фильмы, разграничение по возрастным категориям довольно-таки условно.

— Я говорю то, что я считаю нужным, теми средствами, которые для этого подходят. И если вижу, что какие-то мысли, чувства, переживания и образы найдут наилучшее выражение в каком-то виде кино, я его использую. Так получилось, что этот метод коллажа или полистилистики я начал использовать с первого фильма «Жил-был Козявин», и сейчас это для меня определяющий момент. Получая на фестивале «Кинотавр» приз за вклад в киноискусство с формулировкой «За преодоление границ между различными видами кино», я был рад тому, что это точно определяет инструментарий, которым я пользуюсь в течение многих лет.

— Козявин, как вы понимаете, фигура чиновника, фигура нарицательная. Мой ушедший друг, замечательный режиссер Эдуард Назаров, придумал такую остроту: «Человек проходит как Козявин необъятной родины своей». Произвол чиновников — явление у нас повсеместно укорененное. Поэтому среди зрителей этого концерта те, по кому прошелся сапог Козявина: не только Гоголь и Ахматова, но и Шостакович, Цветаева, Пастернак, Виктор Некрасов, Мейерхольд, Твардовский с журналом «Новый мир» в руках. Мы знаем, какую колоссальную роль этот журнал сыграл в культуре во времена оттепели и чего это стоило Твардовскому, его главному редактору.

— Прочитав очерк Бродского «Полторы комнаты» в «Новом мире», я увидел, вслед за поэтом, образы, которые полностью соответствовали моим переживаниям, знанию, опыту, и понял, что идеальной формой для их реализации будет сочетание игровой части, анимации и документального кино. В фильме есть сцены подлинной хроники, а есть постановочные сцены под хронику. И для меня самым большим комплиментом было, когда опытные документалисты спрашивали о постановочных сценах, где я добыл эту хронику, а про сцены хроникальные говорили, что они здорово поставлены. А Михаил Барышников, который дружил с Бродским, увидев первый кадр мой картины, где Григорий Дитятковский играет Бродского, спросил: «Когда это Иосиф успел сняться?»

— Видите ли, я никогда не ставлю задачу формально: а сделаю-ка я что-то в технике анимации, игрового или документального кино. Я это делаю, понимая, что это оптимальный язык для выражения моей идеи.

— Мне бы хотелось поговорить не о себе, а о положении анимации в целом. Оно у нас, я считаю, просто катастрофическое. Даже если сравнить его с тем, что было, скажем, полвека назад, когда в Москве существовало два или три кинотеатра, показывавших исключительно анимацию, что давало возможность прямого общения художников и зрителей. Сейчас этой возможности наше искусство практически лишено, в этих кинотеатрах — рестораны, торговые точки и так далее.

— Стараюсь смотреть то, что делается в анимации и не только в анимации. Могу сказать, что в нашем кино делают очень интересные фильмы: «Конференция» Ивана Твердовского, «Пугало» — замечательная картина, сделанная в Якутии, «Человек из Подольска» — умный, остроумный и горький фильм. В анимации стараюсь смотреть то, что делают мои товарищи, коллеги, ученики. Но эти фильмы мало кто видел, потому что для их показа нет площадки. Поэтому в прошлом году вместе с коллегами Юрием Норштейном, питерским режиссером Константином Бронзитом и Оксаной Черкасовой, нашей замечательной ученицей, а ныне мастером с международной известностью, мы учредили Академию анимационного искусства имени Федора Хитрука. Надеемся, что удастся отстоять право на существование художественной анимации. Сейчас обдумываем порядок и характер действий и очень рассчитываем на помощь президента. Если судить по его общению с нашим коллегой Леонидом Носыревым и по тому, что Владимир Владимирович выразил готовность рассмотреть и поддержать предложения нашего сообщества, надеюсь, нам удастся выжить и утвердиться в своем праве заниматься тем, чем мы занимаемся уже многие десятилетия, вопреки наступлению так называемой коммерческой анимации. Мультфильмы Pixar — это коммерческая мультипликация очень высокого качества. И, как говорится, пускай растут все цветы. Главное, чтобы их наступление не задавил, как катком, все ростки художественной анимации. И зрители имеют право на то, чтобы получить к ней доступ. Это направление, как и многие вещи, связанные с подлинным искусством, нуждается в поддержке государства. Было подсчитано, что бюджет всей российской анимации в совокупности составляет одну восьмую или десятую, боюсь соврать, часть бюджета одного фильма «Шрек». Чтобы поднять авторскую, художественную анимацию на высокий уровень, нужны материальные вложения. Она, как и уникальные мастера, работающие в разных видах искусства, без помощи государства просто не выживут.

— Это касается не только анимации. Скажем, есть ли у российской музыки шанс стать заметной? Да, отдельные композиторы и исполнители имеют этот шанс. А другие, может быть и блестящие, но лишенные поддержки и внимания, его не имеют. Знаете, мой друг, замечательная виолончелистка Наташа Гутман, побывав в Венесуэле, рассказывала, что там практически каждый ребенок занимается музыкой. Потому что деньги, которые Венесуэла зарабатывает на торговле нефтью, идут на развитие культуры и поддержку молодых талантов. По-моему, об этом стоит всем задуматься.

— Бывает, что приходят молодые ребята и ты видишь, что это несомненные таланты, и по мере возможности способствуешь их огранке. Но многое зависит от самих студентов, не зря говорят, что научить быть режиссером нельзя, но научиться можно. В школе-студии «Шар» два подразделения, одно занимается обучением, другое — кинопроизводством, я там сделал многие фильмы — от картин, созданных с моим другом, великим сценаристом Тонино Гуэррой, до фильмов последних лет. В школу-студию мы принимаем, как правило, людей с высшим образованием. Бывают исключения, но правило такое. Обучение идет два года. Студенты приходят в «Шар», потому что у нас уникальные методика преподавания, возможности для развития студентов и продвижения их работ.

— Мы с женой были в Харькове на съемочной площадке, уже на стадии постпродакшн смотрели несколько серий в Лондоне и были в Париже на премьере. Не все серии успели посмотреть, но и того, что мы видели, достаточно, чтобы сказать, что «Дау» — уникальное явление и новое слово в искусстве и способе коммуникации со зрителем.

— Нет, он не просит у меня совета. Илья —абсолютно самодостаточный и самостоятельный человек и мощнейшая во всех отношениях фигура. Это я всегда спрашиваю у него совета, потому что мне важно его мнение как замечательного художника и как молодого человека.

— Что из русской классики? Конечно, мое ежедневное чтение — и Александр Сергеевич Пушкин, и Николай Васильевич Гоголь, и Толстой, и Бунин. Я имею вредную привычку читать несколько книг сразу. Это мой колоссальный недостаток. Я даже изобрел такой термин: говорю, что иногда не читаю, а почитываю. Иногда мне достаточно полистать какую-то книжку и с удовольствием, и с пользой. Хотя в дневнике Цветаевой нашел, что она имела обыкновение дочитывать книгу до последней точки, независимо от того, нравилась ей эта книга или нет. Ее способ общения с книгой, к сожалению, для меня нереален. Сейчас, на склоне дней, я глубоко переживаю, как много я не знаю и не успею узнать. Это чувство связано с невероятным желанием продолжать еще что-то узнавать и двигаться вперед. А если говорить об отдыхе… Включаю записи Гриши Соколова, или Микеланджели, или Гилельса, слушаю, и это уже отдых. Но в то же время и работа. Потому что в какой-то момент «провода» могут высечь искру и сомкнуться с планами и мечтами, связанными с моими новыми работами или общением со студентами.