Календарные обряды донских малороссов

В XVII — начале XX вв. малороссами (малороссиянами, южноруссами) называли выходцев из Малороссии. Этот термин использовали и донские историки, краеведы, фольклористы по отношению к переселенцам из Малороссии, которые в качестве самоназвания сохранили этноним «хохлы». На Дону зафиксированы также термины, производные от топонимов: «тавричаны» (потомки переселенцев из Таврической губернии), «салуны» (из Сальских степей), «манычаны» (с реки Маныч). Люди, затрудняющиеся в определении своей этнической принадлежности, именуют себя «перевертыши», «пэрэвэртни», «суржа якась».

У донских малороссов зафиксированы обряды святочного, масленичного и весенне-летнего циклов. За исключением святочного «посевания», они ушли из активного бытования, но сохранились в памяти исполнителей пожилого возраста.

Перед Рождеством на угольничек (треугольный столик), посыпанный сеном, клали рождественский калач овальной формы, украшенный сверху «косичками» из теста, и кутью. Раньше этот калач — атрибут аграрной магии — по окончании святочного периода хранили в посевном зерне и съедали, когда выезжали сеять. Под Рождество (6 января) носили богатую кутью. И. Антонов в очерке о слободе Криворожье приводит текст приговора во время вечерней трапезы накануне Рождества, когда «кутью и взвар выносят из угла на стол»: «Собъ кутя на покутя, А узварь на базарь, А ты чиревый (плешивый) погоняй». До ужина кутья и взвар стояли на разостланном душистом сене на пóкути (Антонов 1877)[1]. По мнению С. Пономарева, зафиксировавшего подобный обычай в станице Луганской, кутья и взвар «стоят в святом углу на сене в память о том, что Христос родился в яслях» (Пономарев 1876).

«Ввэчери на Рожество» женские или смешанные группы колядовали — обходили дворы с пением колядок, адресованных хозяйке и хозяину: «Ой, уставай, панэ, та застылай столы», «А в нашого хозяина сэрэд двору дрэво». В прошлом при обходах пели также псальмы «Нова рада стала», «Ночь тиха над Палестиной», «В стране иудейской Вифлеем стоит», псальму-щедровку «Сив Исус Христос тай вечеряты», стихи «Рождество Христово ангел прилетел», «Выйды, Господь, выйды творец», «Ишла Мария лугом-берегом».

Мужчины и парни утром 7 января рождествовали, за что их одаривали калачом (плетенкой). Обходя дворы, они исполняли тропарь «Рожество твое Христе Боже наш» и кондак «Дева днесь пресущественного рождае». У донских малороссов существовала традиция ряженья на Рождество: в слободе Нижне-Нагольной были известны «цыгане», в станице Луганской — «цыган с кобылой или медведем, коза и журавль» (Пономарев 1876).

Экспедициями последних лет зафиксирован бытовавший в прошлом обычай ходить со звездой. В станице Ново-Николаевской (у Азовского моря) в первый день Рождества с трех часов ночи ходили звездовать. Звезду делали из сита, украшенного цветной бумагой, фольгой, и прикрепляли к шесту. В станице Старочеркасской со звездой ходили поляки, в слободе Нижне-Нагольной волхвов со звездою изображали молодые женатые мужчины. Аналогичный обряд существовал и в хуторе Большая Кирсановка. По свидетельствам С. Пономарева и А. Миртова, традиция эта была жива в станицах Луганской и Митякинской на Северском Донце в XIX — начале XX века. Вот как описывает ее С. Пономарев: «Музыка. Появляются школяры — мальчики, изображающие древних волхвов со звездою, сделанной из промасленной бумаги, ходят из дома в дом и поют священные песни. Это те самые славельщики, которые еще утром обегали дома и говорили скороговоркой различные рацеи». Автор цитирует произносившийся скороговоркой текст: «Царь Ирод возмутился, что Христос народился, наелся, напился и задушился… Вас с праздником поздравляю!» (Пономарев 1876, с. 2).

На Новый год женщины и девушки пели щедровки или песни о Меланке (щедровали, мэланкувалы): «Дивка Мария по гори ходыла», «Подружка моя, мы до тэбэ прыйшлы», «Мыланка ходыла, Васылька просыла». Чрезвычайно красочно обрядовый контекст (состав участников обхода дворов под Новый год в слободе Маньково-Калитвенской и произносимые ими обрядовые формулы) описал А.М. Листопадов: «На Меланкинъ день, пидъ Новый годъ, дивчата ходють щидровать. Слидом за ными бига всяка шантрапа: хлопчата та маненьки дивчата, та кричать пидъ викнами: «Добрый вечирь! Звелить щидрувать (або миланькувать)». — «Щидруйте на здоровье!» «А тодди й почина одна, яка схоче, а потимъ уси» (Записи народных песен А.М. Листопадова 1911, с. 360). В примечаниях к поэтическим текстам собиратель поместил прыказки, произносимые «по окончании пения»: «Дай, Боже, добрый вечиръ — Вынимайте пыригъ зъ печи!»; «Дайте пыригъ зъ рукамы та зъ ногамы, щобъ бигъ за намы!»; «Ны даете пырога, возьму вола за рога, кобылу за чупрыну тай выведу на могылу!»; «Дайте ковбасу, до дому понесу! А ще мало — кусокъ сала, а ще тришки — кусокъ пышки!» (Записи народных песен А.М. Листопадова 1911, с. 360).

Под Новый год девушки гадали (Антонов 1877, Пономарев 1876). Утром 14 января мужчины и мальчики посивалы (посыпалы) — обходили дома и разбрасывали по полу зерно с пением песен «Ходыв Илья до Васыля», «Ульяна и Василий по полю ходылы» и др. Обходчиков называли посивалныки, засивалныки.

Обряд посивания, зафиксированный в слободе Криворожье, в основных чертах совпадает с описаниями И. Антонова, опубликованными более 100 лет назад (Антонов 1877). В слободе Криворожье: «Посивають мальчики и мужчины после 12 часов ночи и до утра. „Посивающий“ с самого порога садится на присядки, идёт в Святой угол и квохчет: «Кво-кво-кво», чтобы во дворе было много птицы. Потом встает, вынимает зерно из кармана и через каждые пять-шесть слов бросает в Святой угол — «посивает»: «А в поли, в поли сам плужок ходыв». В сл. Маньково-Калитвенской «посивалныки» спрашивали разрешения у хозяев: «Пустить посивать». Те отвечали: «Проходьтэ». Некоторые отказывали: «Нечего давать». Рассыпанную пшеницу потом собирали и отдавали курам, «шоб квочки сидалы» (несли больше яиц). С этой же целью в слободе Криворожье «собирали верх с кутьи» (богатой — рождественской и голодной — крещенской) и отдавали курам (Антонов 1877).

Под Крещенье — на голодную кутью — насыпали в чашечку кутью и выносили «мороза кормыть», чтобы не поморозил телят и ягнят. И. Антонов опубликовал текст приговора: «Вечером, когда едят кутью, то зовут мороза: «Мороз, мороз, иди к нам кутью есть, да не поморозь жито, пшеныцю, овэс, все озимое и яровое и всех странствующих»» (Антонов 1877).

На масленичной неделе в четверг женатые люди «Хоме штаны шиють». Так называли обход домов молодежи предбрачного возраста, во время которого к ногам отца или парня вязали колодку (дрючок) с помощью полотенца или платочка, оставляя их в подарок — «к богатству». Те должны были откупиться бутылкой вина. Старики делали чучело из соломы, одевали на него жакет и в воскресенье (нэдилю) провожали Масленицу. Традиционными блюдами на масленичной неделе были «варэныки з сыром» (творогом) и блинцы (тонкие, на всю сковороду «до нэдили») «з сыром» и повидлом.

В слободе Нижне-Нагольной на день Сорока мучеников (22 марта) выпекали печенье в форме птиц — жаворонков. Дети подкидывали их вверх и приговаривали: «Жаворонки, наши деточки, нате вам зимочку, а нам дайте леточко». В слободе Мальчевско-Полненской птичек пекли ко времени прилета скворцов.

На Средокрестье выпекали печенье в форме крестов — куличú, хранили его в пшенице, «чтобы был хороший урожай», разламывали и ели весной, когда выезжали в степь на сев: «Бывает, до Благовещенья обсеются или после Пасхи — какая весна».

Весенний календарный цикл представлен хороводами и играми, участниками которых были дети, подростки, парни и девушки. В числе игровых хороводов такие хорошо известные как «А мы просо сеяли», «По дорозе жук, жук», «Заинька, попляши». Вождение хороводов определяется информантами словосочетаниями ходить кружка («По дорозе жук, жук» и «Заинька, попляши») и ходить рядами («А мы просо сеяли»). Несмотря на наличие в репертуаре типичных таночных песен, бытующих в казачьих станицах по Северскому Донцу («В лесику бувал», «Куда здумаю — поеду», «А вечор моя милая»), ни сами танки, ни термин «танок» нами не зафиксированы.

Игры закреплены за детьми 9–14 лет и молодежью. К числу детских относят игры с приговорами: «Грибок», «Гуси, гуси». Излюбленным развлечением парней и девушек были «поцелуйные» игры: «Раз, два, три», «У тупала», «У соседа», «У голубку», «Валенки валялы». Эти игры были характерны и для уличных гуляний и для вэчира — девичника у невесты. В селе Маньково-Калитвенском зафиксирована игра, сопровождаемая песней «Ой, на гори грэчка, а там зайчик». На первый взгляд она имеет чисто спортивный характер: парни и девушки прыгают с опорой на обе ноги через «две кочерги» или «дрючка», сложенные в виде болгарского (андреевского) креста, двигаясь по кругу «против солнца». Однако само преодоление положенного на землю предмета-преграды чрезвычайно характерно для разного рода инициационных обрядов, в том числе брачных, и «кризисных» (по определению А. К. Байбурина) ситуаций, т. е. имеет ритуальную основу. Среди спортивных молодежных игр популярны «У пояса», «У пряжки» (в третьего лишнего), «У вышню», «В жука».

Весенний песенный репертуар уже в начале XX века состоял преимущественно из лирических песен. А.М. Листопадов отмечал: «Веснянки донские, как и вешние песни донских украинцев, — просто песни о любви, о взаимоотношениях молодежи обоего пола» (Листопадов 1953, с. 38).

К Троице, как и во многих других местностях, устилали пол жилища травами: полынью (полынэць), чебрецом, осокóй; вставляли в двери, ворота и подвешивали на гвоздь клéчання (квичало) — связанные в букет ветки тополя (шэлэстухи), клена, березы листьями вверх («лыстя в гору»). Клечання прикрепляли также к крестам на кладбище. На следующей после Троицы неделе травы собирали и высушивали. Целебные травы сохраняли до следующей Троицы, размачивали в воде для купания детей.

На Ивана Купалу девушки гадали о замужестве: одевали венки, сплетенные из мака, ромашки и других цветов, и окунались с головой в воду — венки оставались на поверхности воды. По тому, к какому берегу поплывет венок, определяли куда девушка выйдет замуж.