Кимжа на Мезени

Текст и фото: Уильям Крафт Брумфилд.

На большинстве карт нет этой маленькой деревушки, хотя она стоит на слиянии двух рек — Мезени и Кимжи. Численность ее жителей зависит от времени года: несколько сот зимой и примерно на сто человек больше летом, когда приезжают родственники. Большую часть года Кимжа закована в лед и снег; это объясняет, почему моя первая встреча с ней произошла в начале марта. Предыдущим летом — в 1999 г. — я увидел фотографию церкви Кимжи, построенной в 1760-х гг. и посвященной Богоматери Одигитрии. Я увидел пять взмывающих к небу башен и куполов над зданием, сложенным из крупных лиственничных бревен. Этого было достаточно, чтобы убедить меня: я должен побывать там. Финансирование от Фонда Гугенхейма позволит оплатить расходы. И все же друзья в Архангельске предупреждали меня о трудностях: летом невозможно будет добраться до Кимжи по суше из-за отсутствия дорог.

Прежде были редкие рейсы пароходом из Архангельска, но они прекратились из-за отсутствия государственных субсидий. Другой вариант: полет Архангельск-Мезень на маленьком самолете. Но я хотел прочувствовать местность между Архангельском и рекой Мезень, а для этого, сказали мне, есть другой способ передвижения: зимник — временная зимняя дорога.

К счастью, я знал одного человека. С 1998 г. я поддерживал тесный контакт с главным университетом Архангельска и ведущим университетом Поморья (территории, прилегающей к Белому морю) — Поморским государственным университетом. Юрий Кондрашов — первый проректор университета, родом из Мезени. И хотя он давно уехал оттуда, он поддерживал связь с друзьями детства, в частности, с Петром Кондратьевым — директором деревообрабатывающего завода в Каменке. Кондратьев выделил мне водителя из заводского автопарка и Лендровер — один из нескольких Лендроверов, совершающих еженедельные поездки между центром (Архангельском) и городами-двойниками Мезенью и Каменкой. Для водителя это была обычная, хоть и нелегкая, челночная поездка. А для меня это было нечто совершенно особенное.

Когда 7 марта после обеда мы выехали из Архангельска, солнце ярко светило, и был сильный мороз. Лендровер несся по асфальтированной дороге вдоль берега Северной Двины, пока мы не подъехали к устью реки Пинега, километрах в ста юго-восточнее Архангельска. Там мы повернули на восток по довольно гладкой гравийной дороге близ правого берега Пинеги, пока не въехали в город с тем же названием.

За Пинегой дорога на Мезень резко повернула на север от главной дороги, и вскоре мы подъехали к большому таежному лесу. Уклоны стали положе, а дорога уже. Это начинался зимник. Несмотря на вроде бы удаленность этой местности, движение на дороге на Мезень хоть и небольшое, но стабильное, включая, к моему удивлению, два раза в неделю рейсы маленького автобуса.

По пути лес внезапно начал расступаться, и дорога стала лучше: прямая гать, похоже, через болото. Хотя было уже около одиннадцати, вдали были видны прожектора. Экскаваторы взрывали каменистую почву, а рокот большегрузных самосвалов нарушал нетронутую до того тишину леса. Водитель объяснил, что «они» решили построить круглогодичную дорогу через лес и болото прямо до Мезени через Кимжу. Тем временем мы снова углубились в лес. В свете фар не было видно ничего, кроме заснеженной колеи и бесконечных рядов елочных и сосновых стволов. Около полуночи клюющий носом и изнуренный водитель пробормотал, что мы, наконец, приехали.

Приезд в Кимжу глубокой зимней ночью создает жутковатое впечатление, особенно потому, что сначала видишь не деревню — она находится в стороне от дороги, а группу больших крестов, застывших и похожих на привидения и резко контрастирующих с ослепительным светом фар. Это было потрясающее — и исключительно красивое — видéние. Я глянул вверх и увидел зеленовато-голубое мерцание северного сияния. В этой поездке я больше не видел чистое небо в районе Мезени. Следующий час принес погодный фронт с непрекращающимся три дня снегом и ветром. Но в этот короткий миг я смог ясно увидеть маячащий призрак церкви Кимжи.

Утром несмотря на сильный ветер и опасную поземку, я решил сфотографировать все, что смогу, хотя бы для того, чтобы снять напряжение. Конечно, церковь была моей главной целью. Она — единственный выживший пример этого типа, созданный, по-видимому, группой плотников, работавших только в этой части Севера. Меня до сих пор поражает великолепие их замысла.

Но еще больше, чем монументальной мощью церкви, я был поражен тем, как хорошо сохранились в деревне массивные бревенчатые здания, построенные в конце 19-го и начале 20-го столетия. Это не был музей под открытым небом с несколькими реконструированными бревенчатыми домами. Некоторые дома были заброшены или заколочены на, а несколько других были обшиты досками. Но Кимжа продолжала быть фунционирующей средой обитания.

Как объяснить такую степень сохранения — и зданий, и общины? Может быть, именно отсутствие дорог — «фактор изоляции» — защитило нетронутость этой среды. Но только этого было недостаточно для того, чтобы объяснить выживание Кимжи в то время, как исчезли сотни других деревень по всему Северу. Я подумал, что существование этой церкви, хотя она и была закрыта до 1999 г., могло способствовать выживанию деревни. Я решил снова приехать в Кимжу при более благоприятных обстоятельствах — летом, чтобы продолжить исследование источников ее силы.

В конце июля, снова в Архангельске, я купил билет на самолет и полетел из маленького местного аэропорта Васково. Вид с воздуха во время часового полета захватывал. Таежные леса, болота и извилистые реки приняли потусторонний вид. Я с трудом мог представить себе местность, по которой я проехал с таким трудом несколько месяцев назад.

По приезде в Мезень меня встретил майор, начальник местной милиции, и после выполнения необходимых формальностей меня отвезли на новеньком УАЗике в деревню Дорогорское на противоположном от Кимжи берегу Мезени. Там я встретил председателя местного сельсовета Алексея Житова, давшего мне понять, что он контролирует практически все, что происходит в Кимже. Нелегкая, между прочим, работа, а заиление Мезени делает ее значительно тяжелее. Как я увидел позже, просто доставить маленькую баржу с котельным топливом на другую сторону — очень трудная, даже опасная, операция, а без котельного топлива в деревне Кимжа нет электричества. Я не был удивлен, узнав, что Житов страдает тяжелой формой язвы.

Местный рыбак перевез меня в Кимжу в алюминиевой лодке с трещавшим подвесным мотором. Теперь я был на месте, но где же солнце? Оставив вещи в доме Федоркова, я пошел по деревне с двумя фотоаппаратами. Какое облегчение — идти без непрерывного преодолевания снежных сугробов, какими бы живописными они ни были. Теперь земля была окутана зеленью, и я сдержал свое разочарование отсутствием солнца. Сильный ветер гонял облака. За мной, посетителем с другой планеты, шла группа детей, засыпая меня скороговоркой вопросов. А потом выглянуло солнце. Когда я, подбадриваемый следующими за мной детьми, бежал к центру деревни, церковь приобрела такое богатое свечение, какое может придать только позднее северное сияние.

Следующие несколько дней принесли такое же чередование облаков и солнца, и у меня было время поразмышлять над постоянно меняющимся образом церкви. Я также встретился с несколькими прихожанами местного прихода. Эта преданная группа, в основном, женщины, сумели в 1999 г. добиться того, что с церкви был снят замок, после чего она была вновь освящена православным священником.

Хотя не было ни местного священника, ни регулярной службы, церковь была открыта в 10 часов утра женщинами-членами церковного комитета. Они также сделали небольшой молитвенный столик (алтарь не был восстановлен) с иконой Спасителя. Дверь над папертью — репродукция одной из икон «умиления» с изображением Марии и младенца Христа. Церковных дам очень беспокоило состояние здания и волновало то, что Житов не хотел сделать необходимый ремонт, в частности, отремонтировать окна. Их призывы к разным фондам остались без внимания, хотя церковь является зарегистрированным национальным памятником. Довольно небрежная попытка реставрации в 1980-е годы была давно заброшена, и это тоже изуродовало внешний вид церкви.

В ходе расспросов о приходе я также узнал больше об общине. Хотя этот бывший молочный колхоз, окруженный ржавеющими машинами, для которых нет горючего, — лишь тень его советских размеров, бόльшая часть молочного стада появилась вновь — как индивидуальная собственность. У меня было много возможностей угоститься свежим молоком, творогом и ряженкой (густым кислым молоком, похожим на пахту), которые делали всю неделю владельцы коров. Жители деревни живут за счет леса и ритма его времен года: время для ягод, время для грибов, время для охоты и рыбной ловли. Я также был очень удивлен, когда узнал, что в Кимже осталось немало жителей моложе сорока с маленькими детьми. Это обычно большие семьи со скромными средствами. Бόльшая часть их доходов в конце концов пойдет на оплату образования их детей в большом городе. А тем временем эти семьи, и другие, кто приезжают на лето, тихо гордятся тем, что они — часть деревни.

Как все сложные среды, Кимжа нелегко поддается определению. Я понял, что она не является каким-то изолированным карманом прошлого. Жители деревни больше не сидят кружком, распевая подлинные народные песни. Многие пенсионеры, работавшие на деревоперерабатывающем заводе, и их дети переехали в более крупные населенные пункты. Когда они возвращаются на лето, в культуре деревни появляются более городские элементы. Например, широко распространено телевидение. Жизнь здесь имеет много общего с жизнью в любом месте страны. И все же эти сохранившиеся древние деревни — потрясающий микромир русских традиций, многие из которых теперь забыты.