Отчет о работе фольклорно-этнографической экспедиции в Пинежском районе Архангельской области в 2003 году
Изучение праздничной культуры и календарных обрядов населения Пинежского района Архангельской области. Игры, песни и поговорки как традиционных — религиозных, так и новых — гражданских праздников.
Фролова Александра Викторовна
Старший научный сотрудник, Кандидат исторических наук.
Институт этнологии и антропологии РАН
Старший научный сотрудник, Кандидат исторических наук.
Институт этнологии и антропологии РАН
Бассейн реки Пинега представляет собой уникальный фольклорно-этнографический регион. Пинежский район Архангельской области — одна из немногих историко-культурных зон Европейского Севера, стабильный интерес к которой со стороны исследователей наблюдается в течение двух последних столетий. Население Пинежья является неотъемлемой частью севернорусской культуры, и формирование его шло «путем синтеза славянских и финно-угорских компонентов».
Участники экспедиции провели сплошное обследование деревень Карпогорского, Кеврольского сельсоветов Пинежского района по специально разработанным вопросникам. Было опрошено более 150 информаторов. Самая старшая из них — М.Х. Немирова, 1912 г. р.
А.В. Фролова занималась изучением традиционной и современной празднично-игровой культуры, календарных обрядов пинежан. Полевая работа в 2003 г. стала продолжением этнографических обследований по данной проблематике, проведенных ею в Сурском сельсовете Пинежского района в 1991–1992 гг.
Праздничный календарь русских Пинежья, так же как и у населения Русского Севера и Центральной России, складывался из нескольких циклов, достаточно подвижных в разных регионах. В основе выделения календарных комплексов лежит природно-аграрная последовательность годовых периодов, на которую наложилось членение христианского календарного года: зимний (святочно-рождественский цикл, масленичный), большой весенний (недели Великого поста, Пасха, Никола вешний, Вознесение), летний (троицко-купальский период, Иванов, Петров, Ильин дни, Успение) и осенний (Рождество Богородицы, Покров) циклы. На территории Пинежского района Архангельской области весенний цикл был достаточно усечен по сравнению с праздничными комплексами Центральной России.
Праздничный календарь был также связан с церковными святцами. За века существования православия святые переосмыслялись крестьянами сообразно их «положению» в календаре, имена святых соподчинялись труду и быту крестьянина.
Наиболее развит и лучше сохранился святочный календарный цикл праздников. Здесь до сих пор на святки парни и девушки охотно «кудесят»: прокладывают по снегу «дорожки от жениха к невесте»; опускают перо в печную трубу, подпирают ворота и двери или заливают в притвор воду, чтобы она замерзла; разбрасывают сложенные в поленницы дрова и т. п. Разнообразны гадания в овинах, банях, росстанях (перекрестках).
На Крещение делали прорубь (иордань). В проруби купались ряженые, воду из нее приносили домой и обрызгивали ею помещение и скот.
Во время масленичной недели (Масленой недели) были развиты обряды, посвященные молодоженам, например, совместное катание с гор, после которого молодоженов заставляли целоваться.
Празднование встречи лета (в усеченном виде по сравнению с обрядами Центральной России) распространено в деревнях Кевроле, Покшеньге, Кротове, Земцове, Верколе, Городецке, Суре.
Первомайские костры жгли всегда в одних и тех же определенных местах. В основном это возвышенные и открытые места (холмы, пригорки, берега реки), как правило, за деревней:
«Как я помню, мы все около реки на угорышке лето-то встречали».
Лучше сохранились воспоминания об обрядах четверга на Страстной неделе, или, как его называют здесь, Страшного четверга. С раннего утра нужно было считать деньги и перебирать вещи, для того чтобы в течение года деньги водились и наряды были.
В Пасху начинали качаться на качелях, а в Благовещение скакали на досках.
Домашнюю скотину первый раз на улицу выгоняли на Егория (6 мая), реже на Николу вешнего (22 мая).
«Егорьев день — коровушка именинница. Угощали, пекли пироги и угощали коровушек. Тогда всю корову освящали да обмывали Богородской травкой все».
На Троицу в дом приносили березку, которую ставили в красный угол до Петрова дня.
На Иванов день начинали заготовлять веники,
«…а с 7 июля — Иванов день. И травы надо собирать с этого дня. Рвут траву и приговаривают: «Человек от Адама, а трава от Ивана». В Иван день и рвут траву, и веники заготавливают с Ивана дня. У нас (в д. Немнюга) мечище был в Иванов день».
Топили бани и при помощи первого веника, которым парились, гадали. Его бросали в реку. Если веник тонул, это предвещало смерть, если плыл — замужество.
Сохранились воспоминания о съезжих праздниках, или канунах, на которые обязательно в каждой деревне устраивали игрйще. До 1954 г. каждый год собирались на подобные праздники, затем «…приезжала милиция и всех разогнали…» (д. Шотова).
В бассейне реки Пинега, впрочем, как и на всем Русском Севере, развита прозвищная традиция. Отдельным людям, семьям и жителям целых деревень дают меткие прозвища, сочиняют о них песенки-дразнилки. Преобладают прозвища, относящиеся к пищевому и орнитоморфному кодам. Отмечаются остатки прозвищных опеваний в виде частушек. Во время праздников и вечерянок (бесед) их пели друг другу при встрече юноши и девушки соседних деревень, входивших в состав одного гнезда / куста деревень: «Айнова — головешки, Шайдома — кашники, Ваймушона — голодай, Холмогора — шолгачи*, Кеврола — водохлебы, верхота — дикота (деревни расположенные выше и ниже по течению р. Пинеги. — А.Ф.), низовцы — подлизовцы. Не обижались на такое». (* Шолгач — вещевой мешок на лямках, который носили за спиной.)
Особое внимание в ходе сбора экспедиционного материала было уделено такой черте традиционной праздничной культуры, как мужское противоборство, — дракам, придававшим специфическую окраску пинежским праздникам и игрищам. Редкий праздник обходился без драк.
«…Вот сидят за столом, сидят-сидят, я помню, пришли они (мужики. — А.Ф.), наверно, занесяне, кружане, деревень-то сколько было. На деревне человек 40 таких было, под метр восемьдесят, всех в армию забрали. Их соберется вот этих мужиков, да с другой деревни столько же придет, а может меньше. Сядут все за два стола, начинают пить, ну не то чтобы бы там до драки, кто-нибудь заскандалит, какой-нибудь заводила вынимает нож, а потом втыкает нож в стол: «Замолчите! Иначе драться будем». Они или замолкают, или выходят на улицу. На улице дерутся. Кто кого… найдут общий язык, согласие, опять пьют, нож уберут. В этот праздник эта партия друг дружку больше не дерутся, вопрос решен. Следующая подходит (партия. — А.Ф.), из другой деревни. Другой раз деревень пять собирается. А потом уходят, откуда пришли. Идут к празднику, не драться».
Обязательно перед дракой пели частушки как устрашение и самоутверждение перед противником:
«Пойдемте партия на партию,
Котора перебьют.
Я надеюсь наша партия
Любую переймут.
Хулиган, мальчишка я,
Не любят девушки меня,
Вы любите, не любите,
Хулиганить буду я».
Котора перебьют.
Я надеюсь наша партия
Любую переймут.
Хулиган, мальчишка я,
Не любят девушки меня,
Вы любите, не любите,
Хулиганить буду я».
Большую роль в этом отводилась гармонисту. Ведь не только частушки пели под гармошку, но и дрались под нее.
«Гармонист играет, а парни дерутся. Играет «русского», вот «русского» играет, играет, или еще какую-нибудь там залихвацку песню. Мужики ведь они пьяным напьются, так они лучше дерутся, под гармонь-то».
Нами записано множество детских игр, игр с правилами. Необходимо отметить, что для пинежских игр характерно использование разнообразного игрового инвентаря, деревянных бит, палок, жердей, чурочек разной длины и диаметра, всевозможных шаров и сферических приспособлений (поп) из разных материалов. Несмотря на то что времени на развлечения оставалось мало, дети так же, как и взрослые, были заняты по хозяйству, на полевых работах, малыши летом проводили в играх все свободное время. Самыми распространенными играми были рюхи, городки, чехарда, попа-гонялы, лунки, в сучку, шар и др.
«В городки играли: площадка по метров шесть-восемь. Палку бросали. Сами все делали. Ставили фигуры: пушка, письмо: четыре чурочки и по сердине еще — выбьешь, письмо откроешь; стена, ворота… десять фигур, а то и больше. Попа гоняли, по всей деревне».
Любимыми общими играми являлись лапта, салки, прятки, горелки, палочка-выручалочка, третий лишний.
«В лапту играли. Перед школой. Партия на партию, сшибаем. Все вместе. У нас здесь нижний конец, так много было мальчиков, девочек. Потом прятались по гумнам. Прятки партия на партию. С верхнего конца соберутся, а мы с нижнего конца. Мы прячемся в своих (гумнах. — А.Ф.), они нас ищут, найдут — они пойдут прятаться, мы их ищем.
На бревно положим дощечку, как она палочка-выручалочка называлась, на один конец положим десяток палочек. Одной ногой хлопнем по другому концу дощечки, кто сможет поймать, который не поймает, мы убегаем, прятаимся, нас ищут. Пока всех не найдет, все ищет. А палочки эти сложит на эту дощечку. Как прозевает».
В первые годы советской власти в быту продолжали сосуществовать как новые революционные праздники, так и старые — религиозные. Обязательно отмечали Паску, все летние праздники Иванъски дни, Петровки.
«1 мая очень хорошо отмечали, 8 марта — женский день тоже отмечали. 23 февраля — все советские праздники, с таким весельем отмечали, не то что сейчас. На демонстрацию ходили с флагами красными. Придут на кладбища, там, где в гражданскую войну погибли односельчане, захоронены. Обычно хоронили около церквей. Да чего там, здесь, около церкви, Артюха да Матюха были захоронены, два партизана. Артемий и Матвей, их еще Артюха да Матюха звали. Сейчас все огорожено там. Придут туда со всей Шотогорки и песни поют «Мы жертвою пали». Скажут речь. Обязательно председатель сельсовета выступал, потом все желающие. Выступали коммунисты, больше всех выступали».
В годы массового закрытия храмов и приходов на территории Архангельской области (1928–1929 гг.) были разрушены и основные церкви и часовни деревень Пинежья. С этого времени по всей Архангельской области представители власти стали убеждать народ отказываться от традиционных празднеств. Крестьяне, уступая их натиску, вынуждены были принимать решения об упразднении своих праздников. Упраздняемые праздники могли быть самыми разными: в деревне Зенкинской — Рождество и Петров день; в Лососевской — день Иоанна Богослова и день Петра и Павла.
«– Колокольня и церковь в Ваймуше и часовня была, потом разобрали, когда, как это говорится, партийцы пошли, все разворотили.
— Партийцам худо потом было?
— Все и умерли. Народ говорит, умерли. Да, сначала крест снимали, потом колокола сняли, а потом и всю разобрали. Иконы это ясно, что растащили».
— Партийцам худо потом было?
— Все и умерли. Народ говорит, умерли. Да, сначала крест снимали, потом колокола сняли, а потом и всю разобрали. Иконы это ясно, что растащили».
Праздник, связанный с окончанием жатвы, назывался дородно. Ареал его распространения — бассейн реки Пинеги, в усеченном виде обряд сохранился в среднем и верхнем ее течении. Обряд состоял из двух этапов: изготовления бороды и праздничной трапезы, на которой варилась обрядовая каша из ячневой крупы.
Борода — это последний сноп жита, который перевивался жгутом. Весь обряд сопровождался исполнением обрядовых песен: «Уж мы вьем бороду, завиваем бороду…» и др. Борода имела еще одно значение, связанное с окончанием сенокоса, и обозначала клок сена, который привязывали к длинной жерди и наделяли свойствами оберега.
В советское время сохранилась заключительная часть обряда — коллективная общественная трапеза — борода, которая «сплочала людей», напоминала о прежних больших застольях.
«Обязательно борода. Раньше было принято так, как посевная закончилась, собирают в деревне каждой бригадой. Варят пиво, режут теленка или пару овечек, бригадой. Пригласят… кому не лень, все идут. Там, пожалуйста, мясо, суп, пиво, каша, водка — все это было за счет колхозов… Борода называется. Соберутся, какой, где-нибудь дом, договорятся с хозяйкой, вот и варят: «Вот в этом доме будем бороду справлять». У нас 4 бригады было, каждая бригада справляла свою бороду. Четыре бороды. А веселья-то скоко, не только взрослых приглашали, и малых, всех за стол садили. Пожалуйста — ешьте. В последнее время в 1957 году было еще…»
Хорошо сохранились поверья о домовом. Его здесь называют хозяином, хозяйнушко и часто отождествляют с лаской (маленький юркий зверек). Почти все люди старшего поколения знают коротенькие заклинания, с которыми надо обращаться к нему, вселяясь в новую избу, вводя в хлев купленную корову или лошадь, входя в лесную охотничью избушку и т. п. Считают, если увидишь в доме мертвую ласку или станешь свидетелем того, как кот ее задавил, лучше переселиться в другое жилище, иначе случится несчастье. Во всех деревнях, где мы работали, зафиксированы поверья и былички о баннике, лешем, обдерихе, шулйкунах.
В пинежской традиции шулйкуны — святочные духи, которые кудесят в святки. Их называют по-разному: шулйкены, чулйкуны, чулйконы, а то и просто чулки: «…глянула — чулки на швейках, на прялках выезжают, вдоль изгороди едут из воды, а потом обратно в 7 часов уезжают (в 19 часов. — А.Ф.)…»(д. Немнюга).
До сих пор широко бытуют поверья о вредоносной магии икоте, килах (опухолях), (прикосе). Считается, что сглазить, или априкосить, может человек с черным цветом глаз. Особенно популярны рассказы о том, как скот, овец, коров «прятали» в лесу и они не могли уйти от какого-нибудь дерева, вытаптывая вокруг него траву. В Покшеньге вспоминали о том, что в 1960-х гг. таким образом одна женщина «спрятала» в лесу двух детишек, и нашли их только через месяц.
Хорошо сохранился фольклор речевых ситуаций (приметы и поверья, пословицы и поговорки):
Иваньские дожди лучше золотой горы.
Дождливая погода — счастливая.
Кошка потягается — к дождю, клубочком — к хорошей погоде.
Собака воет к небу — к покойнику. Наоборот, к низу воет — к пожару.
Дождливая погода — счастливая.
Кошка потягается — к дождю, клубочком — к хорошей погоде.
Собака воет к небу — к покойнику. Наоборот, к низу воет — к пожару.
Большинство праздников недолговечно и отвечает запросам времени. Советский период изменил их состав, общественные функции, содержание, художественное оформление. Празднование таких дат, как 1 Мая, 7 ноября, 8 Марта, День Советской Армии и Военно-Морского флота не только укоренилось в общественном и семейном быту у жителей сельской местности, у горожан, но и утратило свой первоначальный пропагандистский характер.
В постсоветское время праздничный календарь претерпел некоторые изменения: появились новые праздничные даты, уже утвердившиеся в быту народа праздники получили новые названия. Вновь стали отмечаться церковные праздники. Что же касается народных праздников, то можно говорить о сохранении элементов традиционного праздничного календаря, особенно это относится к зимнему комплексу.
Материалы, собранные участниками экспедиции, свидетельствуют об исчезновении эпических фольклорных традиций и отмирании классических жанров фольклора. Однако можно говорить о том, что традиционная праздничная культура лучше сохраняется в районах с «затрудненной» миграцией. Именно таким регионом является Пинежье, а также верховья рек Мезени и Башки (Лешуконский и Мезенский районы), Зимний берег Белого моря и др. В большей степени это относится к зимнему праздничному комплексу. И в настоящее время существуют традиции ряженья, кудеся (обрядовое озорство), в которых принимает участие молодежь. Очень сильны демонологические традиции, бытуют рассказы и приметы, связанные с лешим, обдерихой, банником, чуликонами (святочными духами), домовыми. На повседневном и бытовом уровне распространен фольклор магических действий. Во многих деревнях есть «знающие люди», способные осуществлять подобные действия.