Вячеслав Бутусов: «В последнее время я открыл для себя Тургенева»

— …и слышат отзвуки Чайковского (смеется).

— Можно! У меня есть и Рахманинов, и Бутусов в музыкальной библиотеке. Рахманинова я просто слушаю, а Бутусов мне нужен для работы.

— Были короткие проявления. Они стремительно пронеслись и стали лишь украшением наших концертов. Тогда модно было играть с симфоническим оркестром, мы сделали таковой презентацию альбома «Крылья» в Москве.

Но вообще я не большой сторонник сочетания рок-группы и симфонического оркестра. Это не улучшает ни звучание группы, ни звучание оркестра. Симфонический оркестр должен являть всю свою мощь, здесь не должно быть элементов неосознанного шаманства. Совместить два подобных коллектива — большой труд. Мне кажется, для этого музыку нужно писать специально.

— Спланированно бы не смог этого сделать, у меня нет музыкального образования. Но все происходит на подсознательном уровне. Может пройти десять лет, и я пойму, что написал ту или иную песню по аналогии с одной из композиций группы Led Zeppelin или The Beatles, но в тот момент, когда я пишу, я этого не понимаю. Чаще всего это какой-то собирательный образ, который запечатлелся у нас в памяти, и мы его отображаем по-своему.

Сейчас мы репетируем новую программу с пианисткой Екатериной Мечетиной. В каждой моей песне Катя находит какие-то аналогии с классической музыкой, а я таким образом просвещаюсь. Например, в композиции «На берегу безымянной реки» она увидела реплики из «Весны» Рахманинова.

— Было принято предложение руководства Академической капеллы сделать общий проект и воспользоваться их ресурсами. Примерно год назад я начал ломать голову над тем, что именно из этого можно сделать. До сих пор даже я не представляю себе некоторых вещей, которые должны происходить на сцене. Накануне у нас будет генеральный прогон. Чего нам не хватает, увидим лишь в последний момент. В целом это будет очень камерное, но при этом насыщенное действие. Открою некоторые секреты: для увертюры мы задействовали орган. Такая вещь, как орган, — как ружье на стене, просто не может не выстрелить.

Это будет послание о значении женщины в нашем мире, которое очень велико. Мы читали дневники императрицы Александры Федоровны и ее многострадальной сестры Елизаветы. Все это переживали, в тексте тоже все это отображено, но за кадром, на втором плане. Музыка поможет эти короткие тексты почувствовать более глубоко и более широко.

Самое главное — будет рояль в исполнении гениальной пианистки Екатерины Мечетиной. Благодаря такому аккомпанементу я по-другому посмотрел на те песни, которые я хорошо знаю, услышал совершенно другую музыку, которая призывает меня иначе исполнять эти песни.

— Есть люди, которые воспринимают мою музыку даже глубже, чем я сам, они придут обязательно. Им будет интересно услышать совершенно другой формат. А это говорит о том, что они пытливые и не останавливаются на том, что им непривычно.

— В программу войдут разные композиции, в том числе и песни периода забвения, например «Ястребиная свадьба», написанная на стихи венгерского поэта Эндре Ади. Я, честно говоря, никогда не думал, что мы к ней вернемся. Более того, она была написана в период бессознательного восприятия музыки, как я его называю. И когда Игорь Грибков писал партитуры и перекладывал это все для рояля, он волосы на голове рвал. Мы восстанавливали структуру песни, как археологи с помощью кисточек достают из песка хрупкие детали.

Из «Зверя» мы сделали фугу. Есть вещи, которые хор исполняет сольно. Есть песни, которые никогда не звучали со сцены ни в исполнении «Наутилуса Помпилиуса», ни в исполнении «Ю-Питера», ни в моем сольном исполнении, например «Бедная птица», «Всё, что нужно», «К Ангелам».

Есть песни, которые мы взяли из последнего альбома «Гудгора». Все вместе мы выстроили таким образом, чтобы они соответствовали литературной основе. Потому что все будет происходить параллельно. Есть, конечно, и известные вещи, но звучать они будут очень необычно.

— Я часто использую цитаты, но они чаще всего завуалированы. Напрямую едва ли, но был период, когда я перерабатывал Евангелие, и у меня в текстах немало аккуратно переработанных цитат оттуда.

Первый альбом группы «Ю-Питер» называется «Имя рек», и там почти все песни с цитатами из Евангелия: песня «Колесницегонитель» построена на этом, так же как и композиция «Мера», которая изначально называлась «Одигитрия» — путеводная. Да практически все, кроме песни, которая посвящалась Борису Гребенщикову, — «Реки БЭГЭ».

Каждый раз, когда я читаю Евангелие, я нахожу какие-то новые интересные вещи. Помимо того, что это духовное чтение, это еще и памятник литературы, истории.

— Я пишу перманентно, и для меня это один из наиболее радостных процессов. Он излечивает меня от приближения к унынию, к депрессии, от каких-то мучительных мыслительных разговоров с самим собой. Это очень полезная практика. Литература для меня — отдых.

— Это неправда, я бы никогда не позволил себе такого нескромного высказывания. Это испорченный телефон, очень часто люди слышат не то, что им говорят, а то, что хотят слышать.

Популярность «Брата» — заслуга, конечно же, кинорежиссера Алексея Балабанова. Как мне кажется, музыка фильма довольно удачно совпала с видеорядом. Когда Алексей писал сценарий, он уже представлял себе, какие треки в какой сцене будут звучать. Поэтому они и прозвучали органично в этом фильме.

Тут был неформальный подход: не просто пригласили специалиста, который собрал библиотеку треков и приложил ее к картине. Я считаю, что для кино нужно писать специальную музыку. Она должна быть адаптирована к сценарию. Даже если используется известное произведение, оно должно быть переработано.

— Тут было много совпадений, связанных с группой «Кино» и с этим фильмом. Это напрашивалось само собой, по причине того, что мы уже записали песню «Дети минут» до съемок «Игла Remix», а Рашид Нугманов дружит с Георгием Каспаряном (гитарист группы «Кино» и группы «Ю-Питер». — Прим. ред.), так и получилось, что мы участвовали.

— Я бы с удовольствием написал музыку к фильму, и, конечно, есть интересные режиссеры, но я так редко смотрю кино, что даже не знаю имен авторов этих фильмов. Настолько они находятся в области специалистов. К тому же у меня давняя мечта — поучаствовать в каком-нибудь мультипликационном проекте: в качестве музыканта, в качестве композитора, художника, в любом качестве! Я настолько люблю этот жанр, в нем такие огромные возможности, что это просто моя мечта.

— В проект я пришел в гости, это такое факультативное участие. А вот по поводу авторского мультфильма, да, до сих пор продумываю эту идею. Пока нет смысла что-то рассказывать о сюжете, я думаю, что подожду еще немного, когда подрастут дети. Если мы сделаем этот мультфильм всей семьей, ему не будет цены.

Однажды я был на дне открытых дверей факультета искусств СПбГУ, когда туда поступала моя дочь Ксюша, так вот, нам сказали, что они планируют открытие кафедры мультипликации, которой будет заведовать Юрий Норштейн. Я чуть не бросился записываться в абитуриенты.

— Вполне возможно. Когда я увидел другую икону Рублева — «Троицу», я прекратил все передвижение по Третьяковской галерее. Мы час простояли перед этой иконой. Настолько она меня захватила.

— Я очень редко смотрю кино, но из-за этого испытываю очень сильные впечатления, если смотрю что-то хорошее. Я вот пытался посмотреть «Трудно быть богом» Алексея Германа, была премьера на канале «Культура», но мне не удалось просидеть перед телевизором весь фильм целиком, я все время отвлекался. Я не говорю, что это фильм неудачный, но у меня он вчера не пошел при всем том, что я очень люблю Стругацких. А из смешных примеров: нарвался на «Шапито-шоу», вот он очень понравился. Светлое жизненное кино с ненавязчивыми трогательными моментами.

Если говорить о книгах, то для меня это слишком объемный вопрос. Я могу только быстро ответить, что я сейчас читаю. А сосредоточен я на книге «Муми-тролли», потому что читаю ее с сыном Даниилом перед сном. Странным голосом озвучивая всех персонажей, я читаю ему несколько глав. Это самый счастливый момент всего дня. Я всей душой полюбил эту книгу за трогательный юмор, за недетский смысл, поданный таким простым языком. Все рекомендую.

Из последних «взрослых» потрясений — Джон Мильтон, «Потерянный рай». Когда Анжелика (супруга. — Прим. ред.) читала мне часть о побеге сатаны из ада, мне подумалось, что, если бы кто-то снял фильм по этим описаниям, — это был бы такой фэнтези-хоррор, в сравнении с которым все «Годзиллы» и «Чужие» казались бы жалкими комиксами.

— Вы знаете, в последнее время я открыл для себя Тургенева, хотя я был убежден, что для меня это слишком тонкая литература. При всей моей брутальности. И вдруг я увидел там такие виртуозные кружева, что был потрясен. То же самое происходило с Гоголем, с Пушкиным, с Блоком, Ахматовой и Цветаевой, когда я писал книгу «Архия» и когда меня консультировала Марина Андреевна Журинская, филолог и лингвист. За один год редактирования этой книги она меня так просветила, как не просвещали меня школа и институт вместе взятые.