«Дедушка уральских заводов»: 5 экспонатов Невьянского историко-архитектурного музея

На портрете изображен Никита Антуфьев — основатель уральской горной промышленности и знаменитой династии Демидовых. Он родился в 1678 году в семье тульского оружейника Демида Антуфьева, а когда вырос — продолжил дело отца. В 1696 году Петр I по пути из Москвы в Воронеж остановился в Туле и заказал у местных мастеров несколько алебард по иностранному образцу. За эту задачу взялся Никита Антуфьев. В награду царь подарил оружейнику 100 рублей и несколько десятин земли.

В 1700 году началась Северная война со Швецией, и иностранные поставщики подняли цены на ружья. Никита Антуфьев предложил Петру I производить оружие по западному образцу, но в 10 раз дешевле — и вскоре стал основным поставщиком армии. В сражении под Нарвой Россия потеряла часть пушек, а железа, чтобы отлить новые, не хватало. Тогда царь поручил тульскому оружейнику разрабатывать железную руду и развивать металлургические заводы на Урале. В 1702 году Петр I пожаловал ему фамилию Демидов, Невьянский завод и 30 верст земли с крестьянами. Взамен оружейник должен был пять лет расплачиваться железом и поставлять в армию воинские припасы по невысоким ценам. Также Демидов получил дворянский титул, право покупать крестьян и расширять свои владения.

Портрет Никиты Демидова, вероятнее всего, хранился в господском доме на Невьянском заводе, а с 1930-х годов находится в Невьянском краеведческом музее. Уральский краевед Игорь Шакинко так описал полотно: «…плоскостное изображение, плотная, темноватая живопись, сосредоточенно-застылое лицо, неловкий жест неудобно повисшей левой руки, довольно примитивная живописная техника. Но, несмотря на эти несовершенства… художнику веришь — он не льстит оригиналу, а пытливо, заинтересованно старается понять его». О картине писала и искусствовед Мариэтта Шагинян: «…на портрете худой мужик с пронзительными черными, «пугачевскими» глазами, в бороде лопатой, с огромным покатым лбом мыслителя и жилистой большой рукой рабочего. Такая страшная сила в этом лице, такое желание жить и жить, что кажется, с него писал Гоголь

свой «Портрет»

.

Ежегодно с Урала в Москву по рекам Чусовой, Каме, Волге и Оке приходили караваны судов с пушками, мортирами, ядрами, бомбами, гранатами. Весь путь занимал около девяти недель, затем орудия и снаряды испытывали на Пушечном дворе и отправляли в армию. В 1724 году Демидовы также начали поставлять железо за границу. Купцы говорили, что «железо демидовское делается гладко… весьма ровно пропорцией, и в доброте и отделке состоит лучше».

На Невьянском заводе использовали только качественный материал. За этим следил Андрей Виниус — глава Сибирского приказа, который ведал строительством первых уральских заводов. Он писал Демидову, что из доменной печи должен выходить «добрый и спелый умеренно мягкой чугун», чтобы «пушки были чисты, в стенах плотны» и «в стрельбе никакой опасности пушкарям не было». Горячий металл отливали в форму, охлаждали в песке, очищали от неровностей, а затем сверлили и точили из него пушки. Работа требовала особого мастерства, и крестьяне, которых Демидов получил вместе с заводом, для нее не подходили. Поэтому он перевел на Невьянский завод многих своих тульских мастеров.

Приписанные к заводам крестьяне выполняли лишь подсобные работы. Весной они рубили лес, укладывали дрова в большие круглые кучи, покрывали их дерном и землей, а в центр засыпали горящий уголь. Две-три недели дрова тлели и превращались в древесный уголь. Крестьяне тщательно следили за процессом, чтобы не пережечь его. Такая работа была вредной для здоровья: от едкого дыма болели глаза, затруднялось дыхание, а копоть оседала в легких.

Готовый материал складывали в короб — плетеную повозку, которая вмещала до 20 пудов, то есть 320 килограммов. Из одной кучи березовых дров получалось 50 коробов, из сосновых — 90. Когда крестьянин сдавал короб, ему выдавали угольную печатку, в конце месяца он обменивал ее на деньги. Изначально печатками называли кожаные или берестяные бирки, но к середине XVIII века их заменили на металлические жетоны. Первое время их чеканили из меди на монетных дворах, затем стали изготавливать прямо на заводах. Там использовали тот материал, что был под рукой: медь, железо, латунь, цинк. На печатку наносили название завода, дату и количество коробов.

В Невьянском горном округе также производили сапоги. Они были основной обувью рабочих, так как, в отличие от лаптей, выдерживали высокую температуру, когда мастер находился рядом с доменной печью. В сапогах было безопаснее заготавливать уголь и спускаться в шахты. Поэтому, когда юноша из уральской крестьянской семьи шел работать на завод, о нем говорили «сапоги обул». Кроме того, в XVIII–XIX веках невьянские сапожники производили почти треть обуви для жителей всего Екатеринбургского уезда. Ее продавали на местном рынке и окрестных заводах.

Сапоги обычно шили из кожи, которую выделывали местные мастера. Но для дорогой обуви, какую носили помещики и приказчики, материал привозили из петербургских и варшавских кожевенных мастерских. Для работников завода подошвы подбивали не железными, а деревянными гвоздями. Для зажиточных людей изготавливали «рантовые» сапоги. Узкую полоску кожи — рант — пришивали к краям стельки. Так подошва получалась более толстой, и обувь служила дольше.

В начале 1760-х годов крестьянин Савва Третьяков и его товарищи впервые нашли золотую руду на реке Ельничной. К 1824 году здесь возникло уже 14 частных приисков, где добывали драгоценный металл. На них трудились зависимые крестьяне, но после отмены крепостного права в 1861 году труд стал наемным, и возникло два вида работ: хозяйские и старательские. Хозяйские организовывали владельцы приисков, поэтому для них использовали сложную технику и совершенствовали способы добычи. Однако такие масштабные работы нельзя было вести на мелких россыпях. Их в одиночку или в составе артели разрабатывали местные жители — старатели.

Золотой песок старатели собирали в специальную кружку, на которую каждый член артели вешал свой замок. Поэтому открыть ее можно было только в присутствии всех работников. В середине кружки находилась трубочка, куда и засыпали песок. Затем он попадал в привязанный к трубке мешочек. Благодаря такой конструкции нельзя было ни просыпать, ни вытряхнуть ни крупинки. Всю добычу старатели отдавали владельцу прииска. За каждый золотник они получали от 2 до 2,4 рубля серебром, что было в два раза меньше государственной цены — 4 рубля 50 копеек. Поэтому некоторые рабочие шли на хитрости и продавали часть золота на сторону, хотя за это полагалось суровое наказание.