5 историй любви известных художников
Феминистка и переводчица, главный критик и оперная прима — такими были жены знаменитых русских художников. В нашем материале вы узнаете, за что Илья Репин невзлюбил будущую даму сердца, почему Петр Кончаловский беспрекословно слушался супругу и на какой ужасный шаг пришлось пойти жене Бориса Кустодиева.
Илья Репин и Наталья Нордман
Второй брак Ильи Репина был неофициальным (художник развелся с первой женой Верой Шевцовой, но не имел права повторно венчаться) и начался со случайной встречи в 1898 году.
Мастерскую живописца посетила княгиня Тенишева с подругой — писательницей Натальей Нордман. Чтобы занять гостью, пока он работает над портретом Тенишевой, Репин предложил Нордман почитать стихи поэта Константина Фофанова. Сам Репин их очень любил — а вот писательница декламировала их с нарочито саркастической интонацией. И на следующий день Репин писал Тенишевой: «Портрет ваш не закончен. Нам нужно повторить сеанс. Я буду очень рад вас видеть, но чтобы это больше никогда не переступало порога моего дома».
Как эта взаимная неприязнь превратилась в глубокую привязанность — неизвестно. Но уже в 1899 году художник приобрел для Натальи два гектара земли на берегу Финского залива, где вскоре появилась усадьба, названная Пенатами.
Жизнь в Пенатах была подчинена правилам, установленным женой Репина. Как противница любого неравенства, она отказалась от прислуги, поэтому гости дома обслуживали себя сами. Для этого в столовой стоял большой крутящийся стол с ящиками для грязной посуды. А по дому были развешаны объявления: «Прислуга — позор человечества», «Всё делайте сами».
Одно время она была боевой суфражисткой и сделала свой феминизм религией. Потом стала проповедовать «раскрепощение прислуги». Потом — вегетарьянство. Потом — кооперативную организацию труда, воспринятую как евангелие жизни. Потом отвары из свежего сена в качестве здоровой, питательной пищи.
<…>
Она свято верила во все свои новшества и первая становилась их жертвой. Когда она восстала, например, против шуб и мехов, составлявших, как она выражалась, «привилегию зажиточных классов», она в самый лютый мороз облеклась в какое-то худое пальтишко, подбитое сосновыми стружками, и уверяла, что ей гораздо теплее, чем нам, закутанным в «шкуры зверей». Эта «сосновая шуба» принесла ей простуду, а супы из сена — малокровие.
<…>
Она свято верила во все свои новшества и первая становилась их жертвой. Когда она восстала, например, против шуб и мехов, составлявших, как она выражалась, «привилегию зажиточных классов», она в самый лютый мороз облеклась в какое-то худое пальтишко, подбитое сосновыми стружками, и уверяла, что ей гораздо теплее, чем нам, закутанным в «шкуры зверей». Эта «сосновая шуба» принесла ей простуду, а супы из сена — малокровие.
Корней Чуковский. Воспоминания об Илье Репине
Нордман знала шесть языков и переводила Репину иностранные газеты, получала награды на фотовыставках, увлекалась скульптурой. И даже читала лекции, о которых в возмущении писал философ Василий Розанов:
Господи, чего она не насоветовала выходящим замуж девушкам! Они если до замужества имели службу, заработок или ремесло, то, выходя замуж, должны брать с жениха письменное обязательство уплачивать жене столько «карманных» и «на булавки», сколько восхитительные «оне» получали от заработка до замужества. Потому что с какой стати девушка будет что-нибудь терять. Это — во-первых. Во-вторых, та же рассудительная и, вероятно, очень черствая девица должна оговорить в письменном условии с женихом, что за каждые роды муж должен выдавать жене по 1000 руб. (не забудьте в условии, в котором могут оказаться со временем подчистки, прописать прописью: «тысячу рублей»). <…> Для уличения будущего мужа в «пошлостях с боннами и прислугой» г-жа Нордман советует в каждой комнате квартиры заводить «граммофон» с гладкими пластинками, который бы записывал разговоры мужа.
Василий Розанов. «Женщина-пылесос и ее лекция в зале Тенишевского училища»
Нордман часто обвиняли в том, что она позорила имя Репина. Однако именно жена художника собирала и систематизировала всю информацию о его работах и материалы в прессе. Она всегда следила за состоянием Репина и, чтобы его не отвлекали от работы многочисленные гости, организовала специальный день для визитов.
В 1913 году Наталья Нордман заболела туберкулезом и, не желая быть для Репина обузой, уехала за границу, не приняв финансовой помощи ни от художника, ни от друзей. Она умерла в 1914 году.
Петр Кончаловский и Ольга Сурикова
Петр Кончаловский женился на дочери известного художника Василия Сурикова — Ольге. В их первую встречу, когда 16-летний Петр пришел к Сурикову на урок, их друг другу даже не представили, и по-настоящему они познакомились только через 10 лет. А уже через три недели Суриков писал брату:
Нужно тебе сообщить весть очень радостную и неожиданную: Оля выходит замуж за молодого художника из хорошей дворянской семьи, Петра Петровича Кончаловского. Он православный и верующий человек.
У пары родилось двое детей, отношения в семье царили идиллические. Она называла его «Дадочка», он ее — «Лелечка». Ольга была первым и главным критиком Кончаловского. Стоило ей сказать: «Не то», как художник уничтожал эскизы и принимался за новую работу. Правнучка Кончаловских Ольга Семенова вспоминала, что Петр мог спросить: «А не порезать ли мне эту картину, Олечка?» Она отвечала: «Режь, Петечка». И он резал. А еще именно Ольга собирала букеты, которые так часто писал Кончаловский.
Темпераментный художник жену слушался беспрекословно. Ее коронной фразой было: «Мы этого делать не будем». Детей Ольга воспитывала в строгости: день был расписан поминутно, а единственной приличной формой досуга считалось чтение.
Кончаловские вместе пережили Первую мировую войну и революцию, отказавшись от эмиграции.
Революцию мы воспринимали как избавление от чего-то рабского, хотя первые годы были очень трудны и полны лишений. Но мы были счастливы. Жили мы без отопления, и пришлось из всей квартиры занять одну комнату, в которой стояла чугунная печка; она отапливала нас всех, и на ней готовилось. <…> В комнате пашей стоял рояль. На огонек приходили друзья, заходили пианисты — Игумнов, Боровский, Орлов, и у нас были чудные музыкальные вечера. Петр Петрович писал портрет детей у рояля в полушубках…
Ольга Кончаловская. «Наш жизненный путь»
В 1930-е годы семья купила небольшой дом недалеко от Москвы. Несмотря на то что художник отказывался выполнять госзаказы (например, не стал писать портрет Иосифа Сталина), вместе им удалось справиться и с травлей, и безденежьем. Кончаловский умер в 1956 году, незадолго до своего 80-летия. Ольга пережила супруга всего на два года.
Читайте также:
Архип Куинджи и Вера Кетчерджи-Шаповалова
В 1863 году в родном Мариуполе Архип Куинджи, тогда еще ретушер у фотографа, познакомился с дочерью греческого купца Елевферия Кетчерджи, который взял себе русское имя Леонтий Шаповалов.
Вера была на 13 лет младше Куинджи. В отличие от художника, она получила хорошее образование: окончила Кушниковский институт благородных девиц в Керчи. Дмитрий Менделеев писал, что Вера перевела на французский две его научные статьи. А еще она прекрасно играла на фортепьяно.
Увидев Веру, Куинджи попросил разрешения написать ее портрет. Они быстро полюбили друг друга, но Шаповалов был категорически против брака дочери с нищим начинающим живописцем. Вера якобы ответила на это: «Если не за Архипа, то только в монастырь». Тогда купец поставил Куинджи условие: сможет предоставить сто рублей золотом — сможет жениться (и это при том, что на тот момент килограмм муки стоил около 9 копеек). Куинджи уехал на заработки в Петербург. Через три года он вернулся в Мариуполь, выполнив задачу, но Шаповалов запросил за отцовское благословение еще большую сумму.
Поэтому Куинджи и Вера обвенчались только спустя девять лет, в 1875 году. Две картины художника за 1500 рублей купил коллекционер Павел Третьяков, дела пошли в гору, и купец дал согласие на брак.
Уединенный образ жизни супругов породил целую легенду. Сын художника Александра Киселева, знакомого Куинджи, писал:
Уединенный образ жизни супругов породил целую легенду. Сын художника Александра Киселева, знакомого Куинджи, писал:
Его семья состояла только из него и жены, с которою никто из ближайших соседей не мог не только познакомиться, но и увидеть ее. Кем был установлен такой режим — неизвестно. Она ли сама придерживалась этого порядка, или он был виновником ее затворничества, — никто ничего сказать не мог.
Скорее всего, это было преувеличением, так как с Верой были знакомы многие ученики Куинджи. Однако жена художника в самом деле предпочитала светской жизни ведение хозяйства: сама убирала, мыла посуду, стирала, а также вела корреспонденцию мужа.
В завещании Куинджи жене была назначена скромная пенсия, большую же часть состояния художник отправил на благотворительность. Вера такое решение поддержала. Она пережила мужа на 10 лет, занималась систематизацией его наследия. Вера умерла от голода в 1920 году в Петрограде, в разгар Гражданской войны.
Михаил Врубель и Надежда Забела
В 1895 году меценат Савва Мамонтов финансировал премьеру оперы-сказки «Гензель и Гретель». Изначально он заказал декорации Константину Коровину, но тот заболел, и работа перешла к Михаилу Врубелю. В начале 1896 года художник приехал в Петербург и на репетиции познакомился с исполнительницей роли Гретель — Надеждой Забелой. Она вспоминала:
Я во время перерыва (помню, стояла за кулисой) была поражена и даже несколько шокирована тем, что какой-то господин подбежал ко мне и, целуя мою руку, воскликнул: «Прелестный голос!» Стоявшая здесь T.С. Любатович поспешила мне представить: «Наш художник Михаил Александрович Врубель», и в сторону мне сказала: «Человек очень экспансивный, но вполне порядочный».
На тот момент Надежда Забела была намного известнее своего будущего мужа. Она окончила Петербургскую консерваторию, побывала в концертной поездке по Германии, училась в Париже.
Через несколько дней после знакомства Врубель сделал ей предложение. Своей сестре он говорил, что в случае отказа покончил бы с собой. 28 июля пара обвенчалась в Швейцарии. На момент женитьбы Врубель был настолько стеснен в средствах, что от вокзала к собору из соображений экономии шел пешком.
В Мих[аиле] я каждый день нахожу новые достоинства; во-первых, он необыкновенно кроткий и добрый, просто трогательный, кроме того, мне всегда с ним весело и удивительно легко. Я безусловно верю в его компетентность относительно пения, он будет мне очень полезен, и кажется, что и мне удастся иметь на него влияние.
Из письма Надежды Забелы сестре
Осенью Надежду пригласили в Харьковскую оперу. У Врубеля не было заказов, и он был вынужден жить на деньги жены, создавая для нее театральные костюмы. Забела стала проводником Врубеля в театральную сферу: например, познакомила мужа с Николаем Римским-Корсаковым, с которым художник начал работать как декоратор. Саму Надежду называли «корсаковской певицей». В ее репертуаре быстро закрепились оперы композитора — «Псковитянка», «Майская ночь», «Снегурочка», «Моцарт и Сальери», «Сказка о царе Салтане» и другие.
В 1901 году у Врубеля и Забелы родился сын Савва, у мальчика была «заячья губа». Надежда ушла из театра, чтобы заботиться о ребенке, и лишь иногда давала камерные концерты. Врубелю пришлось обеспечивать семью, он очень много работал, и психика художника пошатнулась. В 1903 году Савва умер, и с этого момента Врубель стал пациентом психиатрических клиник. Жена ухаживала за ним: сняла дачу, водила на прогулки, читала вслух. В 1906 году Врубель ослеп и спустя четыре года умер.
Во время своей болезни он продолжал любить музыку, только оркестровая, в особенности Вагнер, его утомляла; видно, для этого он был уже слаб. Зато до самого последнего времени, когда я его навещала, я напевала ему почти все новое, что я разучивала. И он часто, видимо, наслаждался, делал интересные замечания. Любил он также, когда я вспоминала то, что пела прежде, при нем, например молитву детей из «Гензель и Гретель».
Из воспоминаний Надежды Забелы
20 июня 1913 года Надежда Забела-Врубель последний раз вышла на сцену и в тот же день скончалась — ей было всего 45 лет.
Борис Кустодиев и Юлия Прошинская
Осенью 1900 года студент петербургской Академии художеств Борис Кустодиев приехал писать этюды в Костромскую губернию. В усадьбе Высоково он познакомился с сиротой Юлией Прошинской. Она училась в Александровском училище при Смольном институте, жила на казенной квартире министерства иностранных дел, где в свое время служил ее отец, а на лето приезжала в Высоково.
Вскоре девушка поступила на службу машинисткой в Петербург, где Борис в это время заканчивал курс в Академии художеств. Сама Юлия посещала курсы при Обществе поощрения художников. В 1903 году они обвенчались.
Как мне скучать, когда я каждый день пишу, а вечером с Юликом моим дорогим разговариваю. Напротив, я переживаю теперь самую лучшую пору моей жизни — пишу картину и чувствую, что я люблю и что меня любят…
Борис Кустодиев
У пары родилось трое детей, младший из которых умер во младенчестве в 1907 году. А вскоре Борис стал жаловаться на боли в руке и мигрень. Доктора поставили страшный диагноз: опухоль в спинномозговом канале. Нужно было решить: сохранить подвижность рук или ног. По словам современников, Юлия ответила: «Оставьте руки. Художник — без рук, он жить не сможет…»
Спустя месяц после сложнейшей операции художник вопреки запретам врачей начал работать. Юлия научила его передвигаться на кресле-каталке и вместе с друзьями придумала для Кустодиева специальную конструкцию мольберта. Холст на нем можно было передвигать, а к креслу Кустодиева крепился специальный столик для кистей и красок. Пятнадцать лет, вплоть до смерти художника, Юлия была рядом с ним. Его не стало в июне 1927 года, ее — в 1942-м.
Автор: Полина Пендина
Смотрите также