«Ну какой ты фараон! Ты не фараон, ты лакей»

«…Венцом искусства Петипа была мимика. Здесь он был положительно выше всяких похвал. Темные жгучие глаза, лицо, выражающее целые гаммы переживаний и настроений, широкий, понятный, убедительный жест и глубочайшее проникновение в роль и характер изображаемого лица ставили Петипа на высоту, которой достигали очень немногие его собратья по искусству»

«Петипа обладал прежде всего колоссальным вкусом. Танцевальные фразы (например, фуэте, pas de bourree и др.) у него были неразрывно слиты с музыкой и с образом. Петипа всегда чувствовал стиль данной эпохи и индивидуальность актера, что являлось громадной заслугой… Это был величайший художник»

«Каким сохранился Петипа в моей памяти? Маленьким, даже просто миниатюрным, очень хрупким, немного согбенным, непрочно стоящим на ногах, элегантно одетым, в черной шелковой шапочке, с аккуратно подстриженной, раздвоенной бородкой серовато-белого цвета, золотое пенсне со шнурочком на кончике носа.

<…>

Помню, что во втором классе мы танцевали детский танец лотосов в спектакле «Баядерка». По ходу действия молния разрушала дворец, раздавался оглушительный взрыв, падали глыбы, все превращалось в обломки… Я панически боялась этого момента. Решила, что спасти меня может только Петипа. За минуту до взрыва я бросилась к нему в первую кулису, где он постоянно сидел, схватила его за руку и дрожащим голосом сказала: «М-r, j’ai peur» [«Месье, мне страшно»]. Он меня повернул в сторону выхода и сказал: «Bien, та fille» [«Хорошо, девочка»]. Взрыв раздался, когда я уже неслась по лестнице в раздевалку»

«Отлично помню, как Петипа сочинял «Раймонду» и «Арлекинаду». Я был в то время в последних классах Театрального училища и вместе с другими воспитанниками участвовал в этих балетах. Петипа сочинял танцы, тихонько насвистывая мелодию; сначала дирижер Дриго проигрывал ее на рояле вместе с двумя скрипками. Петипа ставил большие ансамбли для кордебалета и отдельные танцы солистам. Конечно, в этот период он был на высоте своего опыта, знания и таланта, и никто в мариинской труппе сравниться с ним не мог. Рассказы о том, что кто-то Петипа помогал, что он пользовался чужим творчеством, — плохая легенда»

«Петипа хотел, чтобы его понимали очень быстро, не любил повторять больше двух-трех раз то, что показывал. Если танцовщица, которую он предварительно выбрал, недостаточно быстро схватывала движения, он брал ее за руку и отводил в самый последний ряд, а оттуда, опять-таки за руку, приводил другую и ставил ее вперед.

<…>

Вечером во время спектакля он сидел в первой кулисе, откуда ему видна была вся сцена. Когда танцевали хорошо, Петипа качал одобрительно головой и вполголоса приговаривал: «Ма belle, та belle». Бывало, что танцевали плохо. Тогда он поворачивался спиной к исполнителям, проходившим мимо него за кулисы, или смотрел наверх, но никогда ничего не говорил»

«Сначала ему проигрывали всю музыку от начала до конца. Затем некоторое время он сидел в глубокой задумчивости. Потом обычно просил снова сыграть музыку: теперь он мысленно сочинял танец, слегка жестикулируя и двигая бровями. «Достаточно!» — восклицал он наконец, вскакивая с кресла. Он сочинял танец постепенно, расчленяя музыкальный материал на отдельные кусочки, по восемь тактов в каждом. Свой замысел он объяснял исполнителю чаще словами, нежели жестами. После того как рисунок танца делался полностью ясен, танцовщик исполнял композицию сначала, а Петипа наблюдал за ним, нередко поправляя его или изменяя то или иное движение. В конце он, бывало, говорил: «Ну, а теперь как следует», что означало, что танцовщик должен еще раз исполнить окончательный вариант»

«…Несмотря на крайнюю осторожность и умение маневрировать в мире придворно-театральных интриг, Петипа во время работы оставался только художником.

«Ну какой ты фараон! Ты не фараон, ты лакей», — с убийственной безапелляционностью заявлял он Аистову на репетиции «Дочери фараона». В эту минуту Мариус Иванович совершенно забывал, что перед ним не только посредственный актер, но и главный режиссер труппы. Его обычная в таких случаях легкая саркастическая улыбка убивала хуже самых едких эпитетов»

«Как правило, Петипа готовил всю постановку нового балета дома, куда он обыкновенно вызывал к себе пианиста и скрипача. Заставляя их многократно играть отрывки музыки, он планировал постановку на столе, пользуясь, особенно для массовых танцев и групп, небольшими куколками из папье-маше. Он передвигал их в самых разнообразных комбинациях, которые детально записывал на бумаге, отмечая нулями — женщин, крестиками — мужчин, а разные перемещения — стрелками, черточками, линиями, значение которых знал он один»

«Десятилетней девочкой я имела счастье участвовать в репетиции последнего балета Петипа «Волшебное зеркало»… Самая маленькая по росту, я стояла первой. Помню, как Петипа встал со стула и уже старческой походкой подошел ко мне. У меня замерло сердце от страха. Он показал па для нас всех и сказал: «Repetez-vous!» [«Повторите»]. Па были нетрудные, знакомые по школьным урокам. Я сразу поняла их и повторила вместе с Ширяевым. Мариус Иванович положил мне руку на голову и сказал: «Bien» [«Хорошо»]. Я до сих пор помню эти па и горжусь своим маленьким участием в его последней постановке»

«Я считаю Петипа самым танцевальным из всех хореографов. Как бы ни были трудны сочиненные им па, как только вы преодолели их трудность, танцевать их наслаждение… Может быть, это имя — Petit-pas [маленькое па] — было дано кому-либо из его предков из-за особого таланта. Как знать?»