Зинаида Гиппиус. Голос поколения
Зинаида Гиппиус родилась в конце ноября. И кажется, что именно на осень и была похожа ее жизнь. Здесь и теплые солнечные лучи славы, в которых так охотно купалась поэтесса. И тяжелое морозное дыхание, которое больно обожгло и душу, и всё, что было дорого этой очень неординарной женщине. Привыкшая быть в центре внимания, в равной степени обожаемая и ненавидимая, с острым умом и таким же языком, беспощадная и к окружающим, и к себе самой, Гиппиус на самом деле была голосом своего поколения. Голосом, который и теперь звучит в статьях, дневниках и письмах, удивительно совпадая с днем нынешним.
Дневники она вела, кажется, всегда. Убегая из разоренного Петрограда, в чемодан она кладет сбереженный, утаенный от бесконечных обысков блокнот. За окном стрельба, голод, холод, бесконечная череда смертей и террора. Но она уже взяла на себя обязательства очевидца, свидетеля переломы вех — и не хочет, чтобы пропало хоть одно слово, нацарапанное огрызком карандаша в нетопленой комнате.
Предлагаем вашему вниманию подборку самых интересных цитат из дневников Зинаиды Гиппиус — о любви, России и революции.
О любви
В любовной истории необходимо равенство умов мужчины и женщины!
Женщинам, чтобы равными быть, — нужно равными становиться.
Поцелуй — глубокий символ. Я не целую никого.
Свою душу надо слушать.
Верные вещи надо уметь верно сказать.
Все люди — гораздо лучше, чем о них думают.
Все равно, душа молчит, перетерпела, замозолилась, изверилась, разучилась надеяться. Но надеяться надо, надо, иначе смерть.
Женщинам, чтобы равными быть, — нужно равными становиться.
Поцелуй — глубокий символ. Я не целую никого.
Свою душу надо слушать.
Верные вещи надо уметь верно сказать.
Все люди — гораздо лучше, чем о них думают.
Все равно, душа молчит, перетерпела, замозолилась, изверилась, разучилась надеяться. Но надеяться надо, надо, иначе смерть.
О революции
…Надежда всегда есть, если есть мужество глядеть данному в глаза.
…Немужественно и бесполезно — ныть.
Нет оправдания войне — для современного человеческого существа.
…Коллективная усталость от бессмыслия и ужаса овладевает человечеством. Война верно выедает внутренности человека.
Есть моменты истории, когда позиция «умеренности» преступна, как позиция предательства.
…Немужественно и бесполезно — ныть.
Нет оправдания войне — для современного человеческого существа.
…Коллективная усталость от бессмыслия и ужаса овладевает человечеством. Война верно выедает внутренности человека.
Есть моменты истории, когда позиция «умеренности» преступна, как позиция предательства.
О России
Россия — очень большой сумасшедший дом.
Горючая беда России, что все ее люди не на своих местах; если же попадают случаем — то не в свое время: или «рано», или «поздно».
Россия — страна великих и пугающих нелепостей.
…Как бессильно мы, русские сознательные люди, враждуем друг с другом…
Одно из несчастий России — эти ее стоячие, безрукие интеллигенты государственники.
«Большевизм» пришелся по нраву нашей темной, невежественной, развращенной рабством и войной массе.
Немилосердна эта тяжесть «свободы», навалившаяся на вчерашних рабов. Совесть их еще не просыпалась, и проблеска сознания нет, одни инстинкты: есть, пить, гулять… да еще шевелится темный инстинкт широкой русской «вольницы».
…Я все-таки верю, что будет, будет когда-нибудь хорошо. Будет свобода. Будет Россия. Будет мир.
Я читала самые волшебные страницы самой интересной книги — Истории; и для меня, современницы, эти страницы иллюстрированы.
Горючая беда России, что все ее люди не на своих местах; если же попадают случаем — то не в свое время: или «рано», или «поздно».
Россия — страна великих и пугающих нелепостей.
…Как бессильно мы, русские сознательные люди, враждуем друг с другом…
Одно из несчастий России — эти ее стоячие, безрукие интеллигенты государственники.
«Большевизм» пришелся по нраву нашей темной, невежественной, развращенной рабством и войной массе.
Немилосердна эта тяжесть «свободы», навалившаяся на вчерашних рабов. Совесть их еще не просыпалась, и проблеска сознания нет, одни инстинкты: есть, пить, гулять… да еще шевелится темный инстинкт широкой русской «вольницы».
…Я все-таки верю, что будет, будет когда-нибудь хорошо. Будет свобода. Будет Россия. Будет мир.
Я читала самые волшебные страницы самой интересной книги — Истории; и для меня, современницы, эти страницы иллюстрированы.
