Свадебный обряд мордвы-мокши Алтайского края

Описание свадебного обряда основывается на детских воспоминаниях информантов, когда они ходили «смотреть свадьбы»  в 1940-е гг., а также на рассказах об их собственных свадьбах, проходивших в 1950–1980-е гг. Свадьбы мокшанского населения деревни Камышенка чаще всего заключались с односельчанами (мокшей или эрзей) или с жителями соседних мокшанских деревень Думчево, Инюшово.

В традиционной свадьбе камышенской мордвы-мокша отчетливо выделяются три этапа: сватовство, свадебный день и период после брачной ночи. В ходе анализа структуры свадебного обряда сибирской мордвы-мокша обнаружены две самостоятельные фазы, в каждой из которых невеста совершала переход из родительского дома в дом жениха — на сватовстве и во время обрядов свадебного дня.

На сватовстве, которое всегда проходило поздно вечером, после небольшого застолья невесту провожали в дом жениха, где она находилась до самой свадьбы. На второй день после сватовства приглашались родственники невесты в ее новый дом на блины («пачат ярцаму»).

Период от сватовства до свадьбы длился от нескольких недель до двух месяцев. Накануне свадебного дня после бани, в которой мылась невеста, жених привозил ее обратно в родительский дом, чтобы на следующий день забрать ее после совершения традиционных свадебных ритуалов. Такая двухфазовая структура камышенской свадьбы во многом объяснима широкой распространенностью в 1930–1950-е годы свадеб «по вечерам», то есть в сокращенной версии: «Как сосватали, туда повёл сразу. В Петрову ночь сразу забрали. Там гуляли ещё, до утра гуляли. Там, раз согласна, они быстро гостей своих собрали и погуляли на второй день — целый день — всё, и так свадьба» (Кочнева Н.М.). Это было связано с тяжелым материальным положением жителей деревни как в довоенное, так и в послевоенное время.

В свадьбе «по вечерам» сватовство перерастало в застолье в каждом из домов: сначала у невесты, а после перехода молодой в новый дом — у жениха. В этом случае перед отъездом невесте меняли девичью прическу на женскую, а на второй день в дом жениха приглашали родителей невесты на блины. Несмотря на низкий уровень жизни, родственники одаривали молодых подарками: «Дуся Мирошкина говорит — тогда же дарили — подарили, гарит, вот кусочками тогда сахар был, комками — подарили, и одна бабка смотрела-смотрела, взяла и съела. Я, гарит, плачу (смеется), свадьба ещё ранишныя» (Кяжина В.И.); «После войны беднота была. Подарки были — пять копеек там, там гребёлку подарили, чё там, какие свадьбы?» (Атманова А.Ф.).

В мокшанском свадебном обряде выделяются следующие свадебные чины: ърьвенякай — невестка; архьциава — старшая сестра или тетка невесты; авакуда — сваха со стороны жениха; атякуда — отец или старший брат жениха; торонь канды — родственник со стороны жениха и/или невесты; ингольдень якай (впереди идущий) — кучер первой повозки; кудат — остальные кучера, поезжане.

Первый этап. На сватовство приходили жених, его отец, старший брат отца и сваха. Они брали с собой булку хлеба и вино (самогонку). Старший из сватов обращался к родителям невесты с вопросом о «продаже телочки»: «Стёпа-кума, тинь ведражкентэ тюви мимс, а минь ралысама рамамынза» (Стёпа-кума, у вас слыхали тёлочка продаётся — мы покупать пришли) (Кочнева Н.М.).

После этого наливали стопочку и подавали хозяину (хозяйке) дома и невесте. Если те выпивали ее, это означало согласие на свадьбу («Фсё, сагласиндась, сагласиндась!» — Всё, согласна, согласна!). Тогда устраивали застолье, на которое приглашались близко живущие родственники и соседи. Ночью или утром сваты с невестой отъезжали в дом жениха, где гуляние продолжалось. На второй день после сватовства свекровь пекла блины, а молодые ездили звать родителей невесты на блины. Если семья жениха не имела возможности справить свадьбу по полному чину, то пачат ярцаму считалось завершением свадьбы по вечерам. Но даже если планировался полный вариант обряда, невесту все равно после сватовства увозили в дом жениха.

Через несколько недель представители жениха приезжали в дом невесты договариваться о дне свадьбы; жених с невестой при этом не присутствовали. Накануне свадебного дня невеста мылась в бане у жениха, а затем он отвозил ее к родителям. Здесь невеста с подружками готовилась к предстоящим свадебным обрядам. Они плели из пакли и камышового листа косу с лентами и делали украшение из деревянного креста и листьев камыша, которое называлось крест или икона. Этот свадебный атрибут предназначался для свахи жениха (авакуды) и имел название «мазый косма» или «авакудань каса». Ее авакуда покупала у подружек невесты во время выкупа (см. ОНКН «Технология изготовления свадебного креста свахи (авакуды) в мокша-мордовской свадьбе с. Малый Калтай»).

Второй этап. Свадебный день делился на две части: его первая половина проходила в доме невесты, вторая — в доме жениха.

Утром за невестой отправлялся свадебный поезд, который состоял из семи и более запряженных лошадьми повозок с дугами и упряжью, украшенными лентами, цветами и колокольчиками (см. фото 01). Кроме жениха в свадебном поезде ехали авакуда, атякуда, торонь канды, первой повозкой управлял ингольдень якай (с ним ехала авакуда), остальных кучеров называли кудат.

Когда поезжане заходили в дом, девушки забирали у них головные уборы, требуя затем за них выкуп. Жених выкупал углы и центр стола. Авакуда покупала у подружек невесты мазый косма и надевала на себя (см. фото 02).

После того как все садились за стол, родственницы невесты становились перед поезжанами и пели корильные песни, каждая из которых адресовалась конкретному свадебному чину. Важно отметить, что жениха при этом никогда не корили. Перед отправлением поезда на регистрацию, если кони не шли, ингольдень якай с плетью три раза обходил поезд против солнца, защищая его от сглаза. Ингольдень якай также останавливал свадебную процессию после регистрации по дороге в дом жениха, так как жители деревни, желая посмотреть молодых и выпить, перегораживали путь веревкой или вставали на дороге.

После регистрации в доме жениха молодых встречали его родители с хлебом-солью, обсыпали их хмелем и пшеном, чтобы сберечь от сглаза («чтобы не сурочили»). На последней повозке торонь канды невесты привозил ее постель (приданое), которую по прибытию в дом жениха продавал, требуя выкуп. Затем невесту закрывали в темный чулан или кладовку, а родственницы жениха пели ей корильные песни, громко стуча кулаками в дверь. Далее невесту уводили в сени, где авакуда (или арьхциава) меняла ей девичью прическу на женскую — расплетала косу и заплетала волосы в две косы.

На застолье в доме жениха торонь канды или крестные собирали с гостей подарки, которые помещали в алюминиевую тарелку: «А потом вот торонь канды подарки собирает, этой тарелкой ходит трясёт, туда кидают эти подарки — булавки, гребёлачки» (Атманова А.Ф.). После застолья и одаривания молодых укладывали спать.

Третий этап. Период после брачной ночи длился от двух до нескольких дней и всегда завершался «тушением овина» (тушением пожара), что означало конец свадьбы: «Пожар тушат — раньше была и щас также. Все тушат, там поют возле костра всякие песни. Костёр из дров, где колесо старое привезут от трактора, то дольше горит — резиновое, коптит. И вот вокруг этава костра гуляют, пьют. Колесо, штоб больше дыму была, больше и огня» (Атманова А.Ф., Разина З.Т.).

Мордва, как и славянские народы, использовала для сушки снопов овин, а так как при этом часто бывали пожары, то само слово «овин» у сибирской мордвы стало синонимом «пожара» (см.: Мокшин Н.Ф. Материальная культура мордвы: Этнографический справочник. Саранск, 2002. С. 111–112).

Утром после брачной ночи жених должен был продемонстрировать символы честности / нечестности невесты на специально испеченных для этого блинах: «Жених дырой сделает блин, покажет её родителям. Всем покажет, што она не девушка досталася, а если девушка, тогда целый блин покажет и стакан разобьёт» (Рябцева М.М.); жених покупал «разукрашенный овечьей шерстью» блин, что означало невинность невесты (см.: Волкова М.С., Щанкина Л.Н. С. 222).

В этот же или на следующий день в дом жениха заносили сор (солому, листья) и кидали мелочь, а молодые подметали пол наряженными вениками. Тогда же совершался своеобразный обряд породнения молодых с родителями друг друга: гости валили на пол матерей молодых, а жених должен был поднять тещу и назвать ее мамой, невеста так же поступала со свекровью. На второй день свадьбы исполнялось 40 матерных частушек на мордовском и русском языках.

При анализе содержания и структуры свадебного обряда камышенской мордвы-мокша и проведении сравнительного исследования наибольшее количество параллелей обнаруживается с мокшанской свадьбой Мамолаевского аймака Ковылкинского района Мордовии. Такие параллели не случайны, так как Мамолаевская волость некогда входила в состав Краснослободского уезда Пензенской губернии, откуда было много выходцев, переехавших в Сибирь.

Как бы не изменялись под действием социокультурных и исторических факторов структурные компоненты свадебного обряда и их содержание, как бы не редуцировались обрядовые элементы, главным остается целостность ритуала в восприятии самих носителей традиции, что, безусловно, присутствует в региональном сибирском варианте мокшанской свадьбы.

Сибирско-мокшанский свадебный обряд сопровождают два политекстовых напева, каждый из которых закреплен за определенным родом. На один поются песни родней невесты во время встречи свадебного поезда и за столом в ее доме, а на второй родственницами жениха исполняются песни для невесты в его доме. Почти все поэтические тексты свадебных песен содержат ненормативную лексику и выполняют в обряде корильную функцию.

Песни с напевом рода невесты и характерным конечным припевом «Кивась!» («Кива!») подразделяются на две группы по месту исполнения и адресатам. В первую входят общие корения сватов жениха на улице при встрече свадебного поезда (см. Аудиофайлы 01, 02):

1. Не кудатне коста сайхть,

    Не кудатне кува сайхть?

    Лоткыва пандыва,

    Кафтэ панды ёткыва. Кивась!

(вариант последней строки: «Кафта пада ёткова. Кива!»

Перевод:

Эти сваты откуда едут,

Эти сваты где едут?

По оврагам, по горам

Между двумя буграми. Кивась!

(вариант последней строки: «между двумя половыми губами»).

2. Не кудатне чудатне,

    Не кудатне чудатне.

    Эльдень падонь губатне. Кивась!

Перевод:

Эти сваты чудаки,

Эти сваты чудаки.

Губы как у кобылы п… Кивась!

3. Кудатне сайхть марнык,

    Кудатне сайхть марнык.

    Марта скотянь сынарнык. Кива!

Перевод:

Сваты едут кучей (гурьбой),

Сваты едут кучей (гурьбой).

С ними жопу вытирать. Кива!

Вторую образуют персональные корения сватов, адресованные каждому свадебному чину со стороны жениха и исполняемые в доме невесты на застолье: «Грамм по двести выпьют и начинают, кто как может!»; «За столом кудатне сидят, а они [родня невесты] станут перед столом и упрекают. Ещё руками вот так на них машут, притопывают… руками и ногами, и языками, весь организм работает». Корильные песни пели следующим свадебным чинам: ингольдень якай, атякуда, торонь канды и, конечно, авакуда (см. Аудиофайлы 03–05).

1. Ингольдень якай,

    Ингольдень якай.

    Оцю вацень тапай. Кивась!

Перевод:

Впереди ходящий,

    Впереди ходящий.

    Большое говно топчет. Кивась!

2. Атякуда тонь сят,

    Атякуда тонь сят,

    Пяляс пинень ёньсат. Кивась!

Перевод:

Атякуда ты сам,

    Атякуда ты сам,

    Бешеной собаки ум. Кивась!

3. Мес пяк мазы жамаце?

    Мес пяк мазы жамаце?

    Бохарям панкс аваце. Кивась!

Перевод:

Почему у тебя красивое лицо?

    Почему у тебя красивое лицо?

    Затычка погреба жена твоя. Кивась!

4. Торонь канды вазваны,

    Торонь канды вазваны.

    Вазынь б (п)ылынь кепыди. Кивась!

Перевод:

Торонь канды телят посет,

    Торонь канды телят посет.

    Телятам хвосты поднимает. Кивась!

5. Айгр папа милезе, да,

    Авакудась нилезе, да, кивась!

Перевод:

Жеребца х… весло, да,

    Авакуда проглотила, да, кивась!

6. Авакуда тя туда,

    Авакуда тя туда.

    Ърьвенеце севыза,

    Севым ши, да няиза. Кивась!

Перевод:

Авакуда, не спи,

    Авакуда, не спи.

    Невесту скорей забирай,

    Веди в дом жениха. Кивась!

Авакуда была одним из главных персонажей свадьбы, так как именно она забирала девушку из одного рода и присоединяла ее к другому, поэтому ей пелись самые оскорбительные корильные тексты. Важно отметить, что жениха в обрядовых песенных корениях никогда не упоминали.

Этот политекстовый напев координируется с довольно свободным стихом, состоящим из 5–7 слогов с цезурой-словоразделом, отделяющей последние 2–3 слога. Поэтическая строфа корильных песен с припевом «Кивась» в основном состоит из трех-четырех строк, первая из которых повторяется дважды: ААВr; ААВСr. Обрядовый характер корений, наполненных ритуальными оскорблениями, выражается в том, что при их исполнении «не жалели голоса» (Н.М. Кочнева). Также важно отметить, что «ругали только песнями».

На второй политекстовый напев — рода жениха — исполнялись корильные песни, адресованные невесте (см. Аудиофайлы 06–10), когда ее заводили в темную кладовку в доме жениха и запирали там в одиночестве: «Невесту привезут к жениху. Хоть зимой, хоть летом — закроют в кладовку, и поют эти песни, упрекают всяка, всяка»; «Ой, как её страмили там, как страмили в этай в кладовке, ужас!»; «Невесту укоряют, в дверь долбанят еще, долбят. Вот «Тыбр-тама, табыр-тама» самай [эту самую] — «дой-дой-дой» по двери. Ходуном дверь ходит. Я одна, а их ведь не один там!»; «Это мы как облаиваем её».

1. Тыбр тама, табр тама.

Вярьде седьтнинь, алга седьтнинь (к)алафтама.

Одърьвянять вашу бекынц каяфтама.

Хуть каявцать (каясы) (к)аф дугазень дифэц-муфэц.

Хуть каявцать (каясы) аф дугазень наживафэц.

Перевод:

Тыбр тама, табр тама[1].

Верхние доски (потолок), нижние доски (пол) разрушаем.

Невесту беременную обвиняем.

Хоть не брата дело рук.

Хоть не брат нажил.

2. Мольсть кудатне, ърьвянякай, ашат кудса.

Ашат кудса, ърьвянякай, шяйбанясат.

Шяйбанясат, ърьвянякай, кев март втала.

Кев март втала, ърьвянякай, шайтантть алат.

Перевод:

Пришли сваты, сношенька, тебя нету дома.

Тебя нету дома, сношенька, ты в бане на болоте.

Ты в бане на болоте, сношенька, за каменкой.

За каменкой, сношенька, под чертом.

Песенные корения невесты были обязательным обрядовым элементом свадебного дня, правда, по некоторым свидетельствам, «в кладовку уводили не всех невест, а только тех, кого стоило ругать, ­ все в деревне знали, какая она была [гулящая или нет]». Только после брачной ночи жених уже мог защищать невесту.

Второй напев координируется со строгим 12-тисложником, состоящим из трех слоговых групп (4+4+4). Даже исполняемая уже во время свадебных гуляний похабная «частушка» сохраняет четырехсложное строение слоговых групп, при том что мелодические характеристики напева и форма строфы иные:

Паксянь сараз, паксянь сараз,

Мишкань Санеть падать нарав.

Тят аварде тят аварде,

Тяда веде Крила пяльнесь понаявцы.

Перевод:

Полевые букашки, полевые букашки,

Мишкина Саня п… стриженная.

Не плачьте, не плачьте,

Приводи Кирилла, колышком оволосит.

Помимо двух политекстовых напевов, которые сопровождают свадебные обряды первого дня, в мокшанской свадьбе на второй день исполняются 40 матерных частушек: «Когда этот вон Никитин, когда вон в Рожковском дому… Он как-то матершиннаю песню спел нам — мы с Полиной с Кяжиной-то плясали, покойницей. ­ Поля, говорю, ответим ему матершинну? — Давай! Я ему ответила матершинным. Он ещё. И Поля давай. И давай мы на перегонки — кто каво перебьёт матершинными песнями».

Скорее всего, данный обычай мордва-мокша Малого Калтая переняла у мордвы-эрзя из села Борисово этого же района, где пение 40 таких частушек ритуализировано: оно сопровождает приготовление обрядового «пятухного супа», а счет частушкам ведется при помощи отметин на потолке (см. ОНКН «Свадебный обряд мордвы-эрзя Залесовского района Алтайского края»). В Малом Калтае 40 частушек пелись на свадьбе без специальных действий, как и во время других праздников.

Во время застолья исполнялись также мордовские лирические и круговые песни («Туян, дидякай, туян, авакай», «Вири молян пиче керан», «Кайцта неян, мез неян», «Якак, якак, ялгаканей, лапа марта», «Панень стада» и др.), иногда и русские песни.

Итак, каждый род (жениха и невесты) оперировал одним напевом,  связанным с текстами, содержащими ритуальные оскорбления противоположной стороны. Последний раз напев рода невесты (с припевом «Кивась») звучал на Масленицу, однако на сей раз корильные тексты  адресовались молодухе:

Масиньце драньце,

Масиньце драньце.

Авань пада кальце. Кивась!

Стирень варяга,

Стирень варяга.

Варьжамынза аряда. Кива!

Перевод:

Масленица[2],

Масленица.

Женская п… руковица. Кивась!

Девушки дыру,

Девушки дыру.

Посмотреть пойдем. Кива!

Видимо, таким образом родственники невесты, упрекая ее во время масленичной недели песней на родовой напев, окончательно открепляли ее от своего рода и музыкальными средствами маркировали ее статус представительницы рода жениха.

Представленные в описании поэтические тексты и переводы записаны под диктовку исполнителей с помощью зав. библиотекой А.Г. Самолкиной и директора клуба Г.В. Пушковой в с. Малый Калтай, некоторые тексты выверены и переведены профессором О.Е. Поляковым и носителем языка Д.Н. Кукиным.

В первом томе серии «Памятники мордовского народного музыкального искусства» можно обнаружить нотировки напевов свадебных мокшанских песен (№ 53–57), записанных в 1976 году в селах Ковылкинского района Мордовской АССР (с. Рыбкино, с. Мамолаево), откуда во второй половине XIX века переселилась в Сибирь мордва-мокша. По музыкально-стилистическим параметрам эти напевы весьма близки сибирским. Поэтические тексты корильных песен, записанных в Мордовии, также наполнены эротической символикой, как и сибирские варианты.

При том что в селах Алтайского края (Камышенка и Малый Калтай) проживали и более поздние мордовские переселенцы, приехавшие в 1920-х и 1940-х годах, свадебный обряд с его музыкально-фольклорным наполнением сохранен именно первопоселенцами, что подтверждается опубликованными в академической серии материалами.