Традиция личных песен таймырских ненцев в поселке Носок Таймырского района Красноярского края

В музыкальном фольклоре таймырских ненцев, как и у других диалектных групп ненецкого народа, личные песни называются термином сё (шё) — «горло», «голос», «песня» [См. Библиографию №13, С. 551]. Этот термин употребляется для обозначения песен с устойчивым напевом и импровизационным текстом. «Всю жизнь песня ходит рядом с хозяином. Умрет человек — умрет и его песня…», — пишет поэтесса и собиратель фольклора таймырских ненцев Л. Ненянг, подчеркивая, что сочиненный в молодости напев личной песни сопровождает человека на протяжении всей его жизни. Необходимо акцентировать, что термин сё (шё) относится именно к напеву, сохраняющемуся человеком на протяжении всей жизни (текст же личной песни имеет импровизационную природу и может изменяться в зависимости от разных факторов — эмоционального состояния певца, условий исполнения и т. д.).

Кроме личных песен сё (шё), необходимо упомянуть и о хмельных (застольных) песнях ябе сё (ябе шё) — «пьяная песня» [См. Библиографию №13, С. 821]. Они широко распространились во второй половине ХХ века. Вобрав в себя содержание и — зачастую — напевы личных песен, хмельные песни стали перенимать их культурные функции, а иногда и замещать их. Однако о вытеснении жанра личных песен, конечно, говорить не следует. Часто хмельная песня является аналогом личной песни человека, спетой в состоянии опьянения, поэтому мы рассматривается хмельные песни как разновидность жанра личных песен. 

Личные песни бытуют у таймырских ненцев повсеместно. Географического ограничения не существует, личные песни исполняют везде, где живут ненцы-оленеводы, рыбаки, а также оседлые жители посёлков: в тухардской и носковской тундре, на территориях сельских поселений Тухард и Носок.

Личная песня создается (сочиняется) человеком для себя по достижении совершеннолетия, то есть, наличие личной песни символизирует статус взрослого, самостоятельного человека. Издавна у ненцев существовало отношение к личной песне как к звуковому воплощению души человека («песня — душа ненца», — пишет Т. Лар), поэтому существовали определенные запреты и требования к исполнению. Таймырский журналист Р.П. Яптунэ пишет: «Личные песни в присутствии автора не положено петь кому-нибудь другому, а также без его согласия записывать на магнитную ленту, придавать широкой огласке или делать видеозапись. Это связано с тем, что в своей личной песне человек как бы самому себе раскрывает тайны своей души, сокровенные мысли. Нарушение всех этих запретов может понести за собой неприятные последствия, скандалы, ссоры между людьми» [См. Библиографию №8, С. 66]. Личные песни умерших людей нежелательно исполнять без согласия их родственников (за исключением тех песен, которые стали широко известными фольклорными произведениями).

Интересным дополнением к таймырским материалам являются сведения, приведенные в книге Я. Ниеми «Сеть песен» (2004). Исполнительница личных песен М.М. Лапцуй считает, что личная песня является средством помнить и любить родственника в своих мыслях. Личную песню М.М. Лапцуй рассматривает как путь раскрытия внутренней сущности человека, поэтому нельзя допускать искажений ритма, мелодики, текста, комментариев и т. д.

Стадиально-стилевых пластов не выявлено, так как данный жанр у таймырских ненцев начал фиксироваться сравнительно недавно, с 1960-х годов (первые текстовые публикации Л.П. Ненянг относятся к 1980-м годам).

Исполнителем своей личной песни может быть взрослый человек любого возраста (как молодые люди, так и глубокие старики), так как в этом жанре не существует специальных требований к исполнителю, нет исполнительской специализации. Личные песни всегда исполняются сольно, без сопровождения инструмента. Сольное одноголосное пение без сопровождения инструмента является фундаментальной чертой вокального стиля ненецкого необрядового фольклора (Яркко Ниеми).

Песни звучат в бытовой среде: в чуме или в балкé (типы кочевых жилищ оленеводов), в деревенском доме. «Едет ли ненец на быстрой, как ветер, оленьей упряжке по тундровой дороге, или, сидя в чуме, чинит, вяжет рыболовную сеть, либо мастерит из кости ли, дерева ли наконечник для хорея, пряжку для упряжи — он поет. Поет он, оставшись наедине, поёт в кругу друзей. Женщина-мастерица, вырезая и сшивая причудливые орнаменты из оленьего камуса, поёт в тиши чума» [См. Библиографию №7, С. 48].  Зачастую личная песня не предназначена для слушания другими людьми, детьми: «Часто во взрослой личной песне человек выдает свои секреты, личные тайны» [там же].  

Исполнение личной песни не обставляется специальными атрибутами, ситуация исполнения не обусловлена никакими ограничениями. Исполнение и слушание личных песен не требует обладания специальными знаниями или навыками, чтобы понимать и передавать их содержание.

Однако, есть некоторые ограничения на исполнение личных песен ближайших родственников. М.М. Лапцуй сообщает, что существует запрет на исполнение песен ближайших (кровных) родственников, к которым относятся родители, родные сестры и братья. На исполнение личных песен более далеких родственников и соседей запрета не существует. В частности, М.М. Лапцуй отказалась исполнить личную песню отца, сославшись на то, что не может произносить его имя после его смерти (хотя, как признает далее М.М. Лапцуй, личные песни содержат не подлинные имена людей, а их прозвища — перабс), песню бабушки исполнила фрагментарно. Для характеристики личных песен соседей в исследовании используется понятие родства, принятое в кочевых ненецких стойбищах («родственники по очагу»). 

Необходимо сказать о ситуации исполнения хмельных песен ябе шё, которые во второй половине ХХ века стали замещать либо даже вытеснять личные песни. Таймырский тележурналист Р.П. Яптунэ, которая сама является знатоком и исполнителем ненецких песен разных жанров, точно характеризует современные ситуации исполнения личной песни: «Личные песни в основном исполняются авторами вслух в состоянии опьянения, поэтому их еще называют хмельными песнями» [См. Библиографию №8, С. 65]. Тем не менее, нам не кажется правильным отождествлять эти жанры, так как между ними есть существенная разница по ситуации исполнения. Если личная песня поется в дороге, за шитьем, за работой, то хмельные песни ябе шё являются, по сути, застольными, и поются людьми, находящимися в состоянии опьянения (как в кругу друзей, так и наедине с собой).

Личные песни могут быть разной протяженности, так как их длительность не регламентируется и всегда зависит от настроения, поющего и ситуации исполнения. Иногда, наедине с собой (выполняя работу или в дороге) певец может достаточно длительное время напевать свою песню: «Ее смысл и мелодия —… укоротить длинную монотонную дорогу во время езды на оленях, на лодке или во время пешего пути» [См. Библиографию №8, С. 66]. Однако для других людей, в ситуации застольного общения, личная песня может быть исполнена в коротком виде. На этот факт указывает Р.П. Яптунэ, называя личные песни «короткими».    

Поэтические тексты имеют самое разнообразное содержание. Темой мужских личных песен часто являются трудовые занятия (удача на охоте, управление упряжкой, восхваление оленей), отношения в семье (похвала жене-мастерице, хозяйке).  Для женских песен типичны мотивы любви, семьи и детей, отношений с мужем, воспоминаний о молодости. «Поёт она на гулянье, в дороге, поёт о том, что ей дорого, о чем она втайне мечтает, поет о себе, о близких ей людях. Девушка поет о своей любви, мать — о детях, жена — о муже. Охотник рассказывает в песне о своих удачах, удали, и о том, какой он храбрый, как умеет владеть упряжкой. Мужчина непременно поет о своей жене, что ждет его дома, говорит, что она самая красивая, самая лучшая из женщин. Часто… человек невольно выдает свои секреты, личные тайны» [См. Библиографию №7, С. 48].

Название, под которым песня становится известной среди ненцев, дается по имени ее автора-сочинителя: Песня Осяко Нгаседэй, Песня Алтосавы Тэседо, Песня Семена Антоновича Ненянг и т. д.

Перейдем к характеристике сюжетно-тематического разнообразия личных песен.

Одним из часто встречающихся сюжетных мотивов является характеристика родовой принадлежности, семейного и имущественного положения поющего.

Ңоблэй мантанивэй,                                   Не богаты мы,

Тэсирэй мантанивэй.                                  семья Тэседо.

Хоңгант’ тэрую’ ей                                     Ходили в заплатках,

Няхар’ ю тэру’ей                                        впроголодь жили.

Ервэй’ ниим ңаңэй                                     И оленей у нас

Няхар’ ю тыру’ ей.                                     всего тридцать голов.

Ңавна’ хэй’  вантов                                    Так и живем,

Тэсь’ ей манта’  нивэй,                               безбедно, небогато.

Нея” ей коя’  ей.                                        А я пою, что живу хорошо. 

[Песня Алтосавы Тэседо, См. Библиографию №8, С. 71–72].

Женщины часто поют о своей нелегкой судьбе, о постигших их несчастьях — смерти близких людей, неверности мужа.

Нюкцяни нися’                                            Рано умер мой муж,

Паридена Тэясьдами,                                  Черноглазый мой Тэседо,

Сидни хаесь’,                                              не виновата я

Небой похо’на,                                             …

Пыда яңгумась.                                           В его смерти.

[Песня Анны Няровны Тэседо, См. Библиографию №8, С. 95–96].

Очень важное место в женских песнях занимает тема материнства, которая проявляется в разных аспектах: как гордость за многочисленное потомство, воспоминания о трудностях, сопутствовавших воспитанию детей.

Сидантетэй’ небев,                                       Я мать восьмерых

Сидантетэй Ңадертэй.                                   Надеров, Наркане Ярой.

Нюдев толабасей,                                         Горжусь, что у меня

Сидантетэй небя,                                         Восемь невесток.

Ңадерот небя,                                              Вот и все,

Ңарка не Ярой.                                            О чем я хотела спеть, друзья.

[Из Песни Неко Ярой, См. Библиографию №8, С. 111-112].

Особенно важна для женских личных песен тема шитья, мастерского изготовления красивой и добротной одежды для всей семьи. Мастерица гордится не только сшитой ею одеждой, но и собою:

«Кавасак» ниня                                           Как-то ехала я,

Мань миңадамсь,                                         На катере «Кавасаки».

Ной мадавым’,                                            На мне была надета

Мадывы’ панэм,                                           Нарядная суконная парка.

Мань мэңадамсь.

Тари харпэдыдм,

Ной панэм’ мэць.

Ид вар’хана,

Нувы’ ненэця’

Мань няри’,

Мал сырңаць’.  

[Песня Некучи Яптунэ, См. Библиографию №8, С. 124–125].

Зачастую, по контрасту с описанием тяжелых условий жизни, в мужских и женских личных песнях звучит оптимистический мотив восхваления собственного труда, гордости за свое нынешнее положение. В таких сюжетах ярко проявляются важные для ненецкого характера черты жизнелюбия и трудолюбия, стойкости, готовности с достоинством принимать жизненные трудности:

Ене’ не ламдо’ не,                             Пусть я ростом мала,

Ене’  Садо’  ей,                                  Средняя из сестер Садай,

Тарем’   хэбэй’  наней,                       Пусть я плохо

Енэй Вэнговм                                    С мужем живу.

Нивэй пилю’ цятов.                           Зато я сама

Сиднтет’ тэй нисевм.                         Зарабатываю себе на еду,

Нивэй пилю’ цятов.                           И на одежду тоже.

Ңуда’  ней сэдвэй,                             Любой наденет сшитую мною вещь.

Хтбя’ рей луца’   ню’ ов                     Своего мужа я ничуть не боюсь

Нидя тапарпаңгу.                              Меня он не кормит.

Харени’ ей пыхыдами’ ей,                  Я сама по себе —

Ңавэй’  ламбңа’ вэй.                          Мастерица я.

[Песня Садай Емоне, См. Библиографию №8, С. 108–109].

 

Ңаңэй мантанивэй,                            Хоть я сын несчастного

Сюдбянта нэңэй,                               своего отца,

Тадебянта’ нюңэй.                             Отца, который был шаманом. Живу, не пропадаю.

Самбляңгэй яндоми’ ңэй,                   Люблю промышлять, ездить по просторам тундры,

Хубта ями’ ей юңгов.                         По берегам Енисея.

Хибя’ тэвриңгуов,                              Уж как запрягу я своих пятерых собак —

Сими’ тэвриңгов?                               Кто за мной угонится?

[Песня Дмитрия Горлашкина, См. Библиографию №8, С. 99–100].

Рассказы о мужской удали, силе, удачливости звучат в личных песнях мужчин. Иногда эти мотивы усугубляются ситуацией застолья, и превращаются в безудержное самовосхваление:

 

Мэчов Ядне’ ей,                                     Мысы Ядне

Нумгат’ валей’ дэйм,                              Вам, детки, поет.

Ңахат валей’ дэйм,                                Вот что он хочет,

Мэчо Ядне’ ей.                                      Однако, сказать:

Ялянт енэй’ ей,                                     — Я сильнее небес, Таким всю жизнь и был.

Теры пухуця,                                         И ты, моя жена, урожденная Теры,

Сими’ ңацена’ ки.                                  Знай об этом.

Нумгат’ валей’ дэй’м,                             Я сильнее небес,

Мысы Ядне.                                          Никого не боюсь!

[Песня Мысы Ядне, См. Библиографию №8, С. 104–105].

Иногда в личной песне женщина или мужчина поет о своих сокровенных тайнах, потаенных желаниях или надеждах. Такие песни слагались, когда человек находился наедине с собой, однако в ситуации опьянения могли быть исполнены и в присутствии других людей. Примером такой песни является Песня Евдокии Ямкиной:

Ңаседэй манта,                                       Неке Ямкина, ваша сестра,

Ңаседэй мантаңга.                                   Вам такие слова говорит:

Нюдя не Ңаси’,

Ерв’ не Ңаси.

Ңабце Ңаси тов Нядэм’ тэй,                      Своего мужа, Ядне Наде,

Нив пилю’ цятов.                                      Я не боюсь.

Вяткин луца,                                            Всем известна давно,

Харени ховэми.                                        Тайна души моей.

Нив юрлаңгу,                                           Я встречаюсь с Вяткиным,

Вяткин луцам.                                          Влюблена я в него.

Теда’я хав,                                               Теперь три сына

Нюни” ниим вадю,                                    Кормят меня,

Няхар Ядне,                                             Горя я не знаю,

Сими ңавлаңгу”,                                       Пусть Ядне даже,

Харту” ңавлаңгу.                                      Бросит меня.

[Песня Евдокии Ямкиной, См. Библиографию №8, С. 85–86]. 

Р.П. Яптунэ выражает свое восхищение поэтическим миром личных песен: «Это огромный национальный пласт культуры ненецкого народа, ее основа, суть, плоть и кровь. В этих песнях заложено особое видение окружающей среды каждым человеком, его поэтического осмысления и преобразования в духе бережно охраняемых с древних времен идеалов красоты, добра и гармонии. В личных песнях заложена история народа во всей ее самобытности. Передаются они из уст в уста еще с древних времен. Личные песни представляют собой мир, наполненный редчайшей музыкой, лиризмом и неповторимыми образными выражениями, и речевыми оборотами…» [См. Библиографию №8, С. 65]. К сожалению, филологическое изучение поэтики личных песен таймырских ненцев с точки зрения литературоведения пока не производилось. 

Лингвистическое изучение структуры ненецкого песенного стиха произвел Е.А. Хелимский, он выявил шестисложную основу в лирических и эпических песнях и показал важное значение для формирования метра вставных слогов и распевов: «каждая строка поющегося текста «подравнивается» и приобретает четкий метрический рисунок за счет вставки элементов-наполнителей (отдельных звуков и целых слогов с чисто ритмико-метрической функцией, без какой бы то ни было лексической или грамматической значимости)» [См. Библиографию №16, С. 223]. Поэтому изучение напевов личных песен с точки зрения связи с поэтическим текстом является важным.  

Нотные транскрипции напевов личных песен таймырских ненцев опубликованы в небольшом количестве в книге финского музыковеда Яркко Ниеми «Песни енисейских ненцев в исполнении Любови Прокопьевны Ненянг-Комаровой» [См. Библиографию №20] на английском и ненецком языках, в сборнике «Ненецкие песни» под редакцией Масленникова (Красноярск, 1985), в статье О.Э. Добжанской и С.В. Григоровских. В звучащем виде эти напевы представлены на изданных в Дудинке районными учреждениями культуры компакт-дисках («Голоса тундры» и др.).

В книге Яркко Ниеми представлены 16 нотных записей песен в жанре ябе шё (хмельные песни взрослых людей). Особая ценность нотных текстов этой научной публикации представляется в том, что в них со скрупулезной точностью исследована реализация выявленной лингвистами 6-сложной стиховой основы в мелодической линии.

Ценность напевов личных песен состоит в том, что каждый их них — единичен, и является своего рода «музыкальной проекцией» личности человека. Поскольку каждый человек, вступивший во взрослый возраст, сам для себя сочиняет мелодию, можно было бы предположить, что сколько существует людей — столько и мелодий. Я. Ниеми в работе «Сеть песен. Личные песни ненцев Обской губы: Музыка и локальная история, пропетая Марией Максимовной Лапцуй» [См. Библиографию, №21], выполненной на материале ямальских ненцев, через родословное древо исполнительницы показывает связь напевов личных песен с конкретными людьми, которым они принадлежали. В книге приводится весь репертуар личных песен, построенный подобно родословному древу, с ветвями близких и дальних родственников, а также соседей. Хотя на материале таймырских ненцев подобное исследование проделано не было, учитывая то обстоятельство, что «для системы лирических жанров диалектные и другие различия не имеют существенного значения» См. Библиографию №12, С. 55), мы можем привести некоторые данные Я. Ниеми и экстраполировать их на личные песни таймырских ненцев. В частности, мнение М.М. Лапцуй о личной песне как внутренней сущности человека, объясняет нам, почему в напеве нельзя допускать искажений ритма, мелодики, текста, комментариев и т. д.

Вслед за музыковедами Н.М. Скворцовой и А.Г. Гомон, укажем на преобладание двух основных типов структурной организации мелодии в личных песнях — вариантного и формульного, с некоторым преобладанием последнего типа. 

Как правило, напевы личных песен представляют одностиховую структуру (музыкальный период соответствует одному стиху). Однако, однообразия в напевах не наблюдается, поскольку импровизационность ритмического рисунка и тонко разработанная вокальная орнаментация мелодий позволяет исполнителю избегать точных повторов константного мелодического сегмента.

Диапазон мелодики личных песен довольно широк. Основу мелодии, как правило, составляют двух- или трехзвучные звукоряды в диапазоне кварты-квинты. При помощи орнаментальных распевов диапазон мелодий расширяется до октавы и более (таким образом, мелодика является контрастно-регистровой, по терминологии известного исследователя-фольклориста Э.Е. Алексеева). В таких контрастно-регистровых мелодиях противопоставление используемых певцом вокальных тембров играет важную роль. 

Об особых тембровых свойствах и других, не передаваемых нотной записью особенностях исполнения, пишет Р.П. Яптунэ: «С помощью своеобразных красок голоса, интонации и отдельных возгласов, а также актерского исполнения и мимики, разных движений исполняющий передает весь свой внутренний мир, духовный настрой» [См. Библиографию №8, С. 65].