Андрей Могучий: «Я давно перестал быть зрителем»

— Я работаю в обычном режиме. Мы возобновили репетиции финальной части сериала «Три толстяка», которые прервались в марте по понятной причине, ну и после такого долгого перерыва приходится снова всё начинать практически с нуля. Есть еще виртуальные проекты, которыми мы занимались летом и которые планируем продолжать, — их можно посмотреть на сайте БДТdigital. Этот портал мы создали в апреле; весну и лето львиная доля работы театра проходила в виртуальном пространстве. Это была единственная возможность существования театра, никто не знал, сколько продлится эпидемия, и мне было важно, чтобы артисты могли продолжать работу, пусть и в ином, удаленном формате.

Мы делали и продолжим делать социальные проекты, радиоспектакли и интернет-спектакли. Было несколько больших, действительно важных в социальном, гуманитарном смысле проектов. Например, в середине мая на портале мы организовали день социального театра, БДТ совместно с журналом «Театр» и проектом «Что делать», направленным против COVID-19, запустил эстафету #помогиврачам. По сути, мы сделали большой документальный спектакль по текстам врачей, которые находились в тот момент на передовой борьбы с коронавирусом. Артисты читали тексты врачей, мы собирали деньги, на которые потом были куплены средства защиты, тесты. Эстафету #помогиврачам подхватили другие театры — это было целое движение.

Еще был формат радиотеатра, самый крупный проект — спектакль по телефону, который мы сделали 9 мая, он назвался «Дневники и письма войны» — большой 12-часовой марафон, во время которого артисты в режиме онлайн читали дневники времен Великой Отечественной войны. Молодые режиссеры, среди которых есть студенты моего режиссерского курса, готовили экспериментальные работы в формате скринлайф, zoom-спектакли, фотоспектакли, был сделан первый спектакль в Minecraft — сокращенная версия «Вишневого сада» Чехова. Много всего было.

— Да, это только начало. Артисты театра уже возвращаются из отпуска, думаю, мы проложим делать проекты как в цифровом, так и в обычном, реальном формате на театральной сцене.

— Мне кажется, с возвращением не надо торопиться. Сейчас лучше перестраховаться и точно просчитать все грядущие экономические, политические и прочие последствия. И тогда уже аккуратно возвращаться в прежнюю жизнь.

— Мы планировали в марте и в апреле выпустить две премьеры — «Три толстяка. Эпизод 3» и «Джульетту» эстонского режиссера Тиит Ойяссо по мотивам трагедии Шекспира. Когда сезон откроется, это и будут первые премьеры. Кроме того, будем наверстывать то, что пытались, но не успели сделать в прошлом сезоне. У нас откроется большая программа молодой режиссуры. Пять режиссеров — Саша Молочников, Евгения Сафонова, Кирилл Вытоптов, Антон Морозов и Денис Хуснияров — будут представлять на Второй сцене БДТ свои проекты, сделанные с нашими артистами. Возобновятся репетиции спектакля по рассказам замечательного художника Эдуарда Степановича Кочергина, будет и много-много других проектов, которые нам пришлось заморозить в связи с пандемией.

— По-разному. Иногда режиссер сам выбирал текст, иногда мы ему что-то предлагали или искали компромиссы. Обычно это так и делается. Важно, что каждый должен был придумать свою собственную художественную программу. Подчеркиваю, не просто поставить спектакль, а придумать целую программу, рассчитанную на год-два. Режиссеры начнут репетировать свои спектакли в сентябре–октябре, а программы зрители увидят, скорее всего, в 2021 году. Но не хочется об этом говорить, пока проект не начали реализовывать.

— Потому что спектакль был задуман как некий процесс, и его результат вытекает из самой жизни. И если возникла пауза, значит, это было продиктовано именно смыслом художественного процесса. С одной стороны, мне надоело делать «Трех толстяков», с другой стороны, что-то не рождалось. Потому что этот спектакль делается прямо, что называется, «с колес», события вокруг театра и нашей жизни очень влияют на его сюжет.

— Да, совершенно верно.

— Выбор часто бывает случайным. Хотя на самом деле нам только кажется, что это случайный выбор, на самом деле он закономерен и продиктован большим количеством факторов. Иногда совсем бытовых. И чтобы выбор сложился в художественный образ, должны сложиться и какие-то метафизические, иррациональные вещи, и какие-то очень бытовые и прагматичные, например забота о репертуаре или об артисте, который давно не играл. Это также зависит и от этапа, на котором в данный момент находится театр, и от моего настроения… Это всё вещи взаимосвязанные, сложно сплетающиеся и взаимозависимые. Только из этой взаимозависимости может что-то родиться.

— Для меня театр всегда первичен. А пьеса или литературный текст — это мотивация и основа, чтобы оттолкнуться и прыгнуть в сторону спектакля, первичного и самодостаточного.

— Наверное, когда мне уже не хочется его доделывать. Когда я уже понимаю, что внутренние ресурсы исчерпаны и возникает какое-то особое ощущение… Хотя там наверняка еще что-то не доделано, и я недоволен, что не доделал, но вот это ощущение скорее инстинктивное, чем рациональное. У меня нет плана постановки спектакля, что привычно для театра-фабрики, театра-конвейера, которым является репертуарный театр. Мне важно увидеть целиком собранный спектакль, взять паузу и потом еще раз к нему вернуться и довести его до той стадии, о которой я говорил, вот этого ощущения, что он готов.

— Это очень непросто. И мне, и Театру наций было непросто, потому что алгоритм работы большинства наших театров не предполагает такого способа создания спектакля, которым пользуюсь я. Поэтому я не укладываюсь в это прокрустово ложе и пытаюсь найти какой-то компромисс. Это, повторяю, непросто.

— Скажу так: мне актер важен. Мне кажется, в моем типе театра это центральная точка. Вокруг актера строится всё, чем я занимаюсь. Актер для меня — это ключевой субъект.

— Нет, такое понятие есть. Но понимаю я это так: когда актер способен меня удивить, когда он делает то, что я себе и представить не мог, когда он, с одной стороны, автор того, что делает, и, с другой стороны, он профессионально и интеллектуально совпадает с моими представлениями о прекрасном. Я люблю артиста эрудированного, артиста, у которого есть нюх на пошлость и который не позволяет себе быть пошлым, вульгарным, который не позволяет себе быть таким, как все, который выделяется если не яркой, то по крайней мере ясной индивидуальностью и может эту индивидуальность проявить в профессии.

— Могу только процитировать Анатолия Васильева, который говорил, что непсихологического театра не существует вообще. Если на сцене есть человек, то вместе с ним всегда приходит психология. Даже если человека нет (существуют театры, которые делают спектакли без артистов), то и там манипуляция зрительным залом и человеком, воспринимающим спектакль, тоже подразумевает психологию этого человека. Театр может быть бытовым, ситуативным, игровым, сюрреалистическим, каким угодно, но в основе всегда лежит человек и его психика. Поэтому законы… я не назову их законами психологического театра, но законы, которые были открыты Станиславским, для меня это основы профессии и существования театрального искусства. Это как таблица Менделеева, закон, его нельзя отменить.

— Мне очень пригодился опыт работы с Валерием Фокиным. Работая в Александринке, я не всегда понимал смысл некоторых его поступков, каких-то его решений. Только сейчас, в БДТ, пришло осознание, почему и зачем что-то было сделано, и я в этом смысле действительно у него многому научился.

— Я бы продолжил этот список: художественному руководителю также было неплохо быть юристом, строителем и так далее, то есть надо знать то, что совсем не имеет отношения к художественной профессии. Для меня важно все это знать, потому что для меня БДТ и художественное руководство БДТ — это тоже арт-продукт и искусство. И создание репертуара, и логичное художественное существование театра во времени — тоже искусство. Но руководство театром абсолютно не относится к постановке спектаклей, хотя это похожий механизм. Только гораздо больше специальных вводных и инструментов, которыми ты должен владеть, и в этом смысле руководить сложнее.

— Я давно перестал быть зрителем. К моему великому сожалению, уже очень давно я не хожу в театры и не получаю радостного кристального ощущения от спектакля, потому что все мое время занимает БДТ. Конечно, я могу назвать режиссуру: это прежде всего Анатолий Васильев, которым я продолжаю восхищаться и который является для меня эталоном. Польский режиссер Кристиан Люпа, фестиваль которого мы надеемся провести в октябре: он приедет сюда со своим новым спектаклем. Наверное, это пока все.

— Я стараюсь говорить с ними честно о том, что мне нравится, и у меня в этом смысле достаточно широкий взгляд. И я бы не стал делить спектакли на старые и новые, традиционные и экспериментальные. Если в них есть художественное и человеческое высказывание, приемлема любая форма. Я стараюсь студентам это как-то объяснять. Для меня эти критерии как были, так и остались самыми важными.

— Мне интересно наблюдать за тем, как они смотрят на мир, как они его воспринимают. И наше общение для меня связано с постоянной регенерацией, чтобы не провалиться в свои собственные стереотипы. В общем, я учусь у них, а они учатся у меня.