По следам средневековых путешественников
Путь длиною в несколько месяцев, опасности и несовершенство транспорта — все это не смущало древних путешественников средневековой Руси. Паломничества, посольства и деловые поездки были важной частью их жизни.
Много столетий назад у странников была своя, особенная философия путешествий. Филолог Юрий Лотман говорил, что земля одновременно воспринималась ими и как географическое пространство, и как место земной жизни, противопоставленное жизни небесной, а значит, получала несвойственное современным географическим понятиям религиозно-моральное значение. Проще говоря, существовали земли «грешные», путь в которые не сулил ничего хорошего — в первую очередь душе путника, и земли «праведные», в которые мысленно или физически стремились попасть люди прошлого.
Ездить, конечно, приходилось и туда, и туда. И вот как воспринимали свои поездки грамотные путешественники.
«Хождение игумена Даниила»
В XII веке монах Данил совершил паломничество в Иерусалим. Он стал первым русским, описавшим путешествие в Святую землю, а текст «Жития и хождения игумена Даниила» послужил образцом для всех последующих «путевых заметок».
Даниил скрупулезно описывает то, что видит на своем пути, начиная от святынь, которые находятся в посещаемых им городах, и заканчивая достопримечательностями. Путешественника интересует буквально все: их вид и состояние, устройство, размеры. Он не забывает упомянуть и расстояния между городами, и природные богатства местности.
«И родится на том острове мастичная смола, и вино хорошее, и плоды всякие».
«Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли»
Скорее всего, путешествие Даниила состоялось в 1104–1106 годах, к тому времени Иерусалим уже стал королевством, и нашему соотечественнику удалось познакомиться с первым правителем Святого града — королем Балдуином I.
«Пошел князь иерусалимский Балдуин на войну к Дамаску путем тем, к Тивериадскому морю, ибо там проходит дорога к Дамаску, мимо Тивериадского моря. Я узнал, что хочет князь идти путем тем к Тивериаде, пошел к тому князю, поклонился ему и сказал: «И я бы хотел пойти с тобою к Тивериадскому морю, чтобы походить по тем всем святым местам около Тивериадского моря. Бога ради, возьми меня, князь!» Тогда этот князь с радостью повелел мне пойти с собою и пристроил меня к своим слугам. Тогда я с радостью великою нанял под себя на чем ехать. И таким образом прошли мы места те страшные с воинами царскими без страха и без ущерба. А без воинов той дорогой никто не может пройти; одна только святая Елена путем тем ходила, а другой никто».
«Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли»
«Хождение Игнатия Смольнянина»
В конце XIV века диакон Игнатий, уроженец Смоленского княжества, вместе с епископом Михаилом и митрополитом Пименом отправился в Константинополь. Предполагал ли он, свидетелем скольких исторических событий ему придется стать, и догадывался ли, что больше никогда не увидит своей малой родины, о которой неоднократно вспоминал в «Хождении», мы точно сказать не можем.
Игнатий описывает не только свое путешествие, но упоминает о «распре некой» между митрополитом Пименом и московским великим князем Дмитрием Ивановичем (Донским), рассказывает о борьбе за престол между Калояном и Мануилом Палеологами и в конце концов повествует о венчании на царство Мануила II Палеолога («в лето 6900 месяца февраля 11»).
В своем тексте Игнатий передает для потомков ценную информацию о том, как выглядел Константинопольский ипподром и барабан купола Софийского собора.
«В тридцать первый день ходили на верх церкви святой Софии, видели 40 окон шейных, мерили окно со столпом, две сажени без двух пядей».
«Хождение Игнатия Смольнянина»
В Константинополе Игнатий пробыл до 1393 года, затем отправился в Иерусалим (1393—1395), а дни свои закончил на Афоне, оставив описание всех путешествий.
«Исхождение Авраамия Суздальского»
В 1437 году Авраамий, епископ Суздальский, стал членом Русского посольства на Ферраро-Флорентийский собор (1438–1439). Русский посол был свидетелем католического богослужения и в подробностях описал мистерии «Благовещение» и «Вознесение», которые наблюдал в церквях Флоренции. Впечатления от увиденного легли в основу текста «Исхождения Авраамия Суздальского на осьмый собор с митрополитом Исидором в лето 6945».
«И еще создано весьма чудесно. И это устроено наверху за занавесами, от прежних дверей до средины церкви саженей двадцать пять великих. На этом месте создан мост каменный от одной стены до другой, на каменных же столбах, на высоте трех саженей, в ширину же две с половиной сажени. И этот мост постлан красивой поволокой. На постланном месте в левой стороне устроена кровать с господской постелью и одеялом. У кровати же этой в головах весьма чудные и дорогие подушки положены. На этом важном и чудном месте отрок благоразумный сидит, облаченный в дорогую и пречудную девическую одежду и венец. В руках книги держит и тихо читает и по всему подобию напоминает пречистую деву Марию».
«Исхождение Авраамия Суздальского на осьмый собор с митрополитом Исидором в лето 6945»
Авраамия интересовала и игра актеров, и их одежда, и оформление сцены. Автор эмоционально, даже восторженно описывает происходящее, давая читателю ценные сведения об устройстве сценических машин, рисунках тканей, световых и шумовых эффектов:
«Во время подъема ангела сверху, от отца с великим шумом и непрерывным громом пошел огонь на ранее упомянутые веревки и на средину помоста, где пророки стояли. И назад вверх этот огонь возвращался и от верха прытко приходил книзу. И от этого обращения огня и от ударов вся церковь искрами наполнилась. Ангел же поднимался к самому верху, радуясь и помахивая руками туда и сюда и крыльями двигая.
Просто и ясно видно, как он летит. Огонь же обильно начинает исходить от верхнего места и по всей церкви сыплется с великим и страшным громом. И незажженные свечи в церкви от великого этого огня зажигаются. А зрителям и их портам нет никакого вреда. Дивное и страшное это зрелище.
Ангел же возвратился кверху в свое место, откуда спускался, огонь перестает и занавесы все по-прежнему закрываются. Это чудное зрелище и хитрое устройство видели в городе Флоренции, и сколько мог своим малоумием понять, то и описал это зрелище. Иначе и нельзя описать, так как это пречудно и несказанно. Аминь».
Просто и ясно видно, как он летит. Огонь же обильно начинает исходить от верхнего места и по всей церкви сыплется с великим и страшным громом. И незажженные свечи в церкви от великого этого огня зажигаются. А зрителям и их портам нет никакого вреда. Дивное и страшное это зрелище.
Ангел же возвратился кверху в свое место, откуда спускался, огонь перестает и занавесы все по-прежнему закрываются. Это чудное зрелище и хитрое устройство видели в городе Флоренции, и сколько мог своим малоумием понять, то и описал это зрелище. Иначе и нельзя описать, так как это пречудно и несказанно. Аминь».
«Исхождение Авраамия Суздальского на осьмый собор с митрополитом Исидором в лето 6945»
Живость и красочность описания сделали текст «Исхождения» одним из самых популярных на Руси. Вплоть до середины XVII века «Исхождение» оставалось единственным памятником древнерусской литературы, повествующим о театральных представлениях.
«Хождение Афанасия Никитина»
Во второй половине XV века тверской купец Афанасий Никитин оказался в Индии. Похоже, что действительно «оказался», как свидетельствует он сам — «от многия беды». Текст Никитина — это набор путевых заметок, которые интересны не только тем, что отступают от жанра хождения, но и тем, что в корне меняют представление об Индии.
Долгое время на Руси Индию воспринимали как рай на земле: идеальную христианскую страну, где правит «царь и поп» в одном лице. Среди текстов, с которыми были знакомы средневековые читатели, можно найти «Сказание об Индийском царстве» — послание мифического индийского царя-христианина Иоанна византийскому императору Мануилу. В этом удивительном произведении, не противореча христианскому пафосу, описывается целый мир удивительных существ, населяющих далекие неизведанные земли.
«Я поборник православной веры Христовой. Царство же мое таково: в одну сторону нужно идти десять месяцев, а до другой дойти невозможно, потому что там небо с землею встречается. И живут у меня в одной области немые люди, а в другой — люди рогатые, а в иной земле — трехногие люди, а другие люди — девяти сажен, это великаны, а иные люди с четырьмя руками, а иные — с шестью».
«Сказание об Индийском царстве»
Столетие спустя (текст «Сказания» датирован XII веком, однако на Русь он попал в XIII или XIV столетии) Никитин воочию видит Индию, встречается с местными жителями, попадает в неприятные ситуации и, конечно, иначе описывает окружающих его людей и вещи.
«В Бидаре на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные, все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят».
«Хождение за три моря»
Афанасий Никитин явно надеялся, что его «Хождение» прочтут на Руси, и активно маскировал некоторые щекотливые моменты, чтобы текст был доступен не всем. Здесь встречаются отрывки на тюркском и персидском языках, записанные кириллическими буквами. Таким образом «зашифрованы» не только наблюдения о стоимости рабов и женщин легкого поведения, но и тексты молитв, в которых есть заимствования из Корана, а также некоторые рассуждения о родине.
«Бог да сохранит! Боже, сохрани ее! Господи, храни ее! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя эмиры Русской земли несправедливы. Да устроится Русская земля и да будет в ней справедливость! Боже, Боже, Боже, Боже!»
«Хождение за три моря»
«Сказание о Дракуле»
Следующий текст нельзя отнести к литературным памятникам, посвященным путешествиям. «Сказание о Дракуле» представляет собой древнейший образец оригинальной русской беллетристики, но не рассказать о нем здесь мы не можем.
Автором сказания мог быть дьяк Ивана III Федор Курицын, возглавлявший в 1482–1484 годах Русское посольство к венгерскому королю Матвею Корвину и молдавскому господарю Стефану Великому. Во время посольства дьяк записал ряд анекдотов, которые и составили основную часть повести. Именно благодаря этому тексту, по крайней мере в уме русского читателя, начал складываться образ румынского князя-изверга.
О Дракуле писали и многие другие путешественники. Но от зарубежных аналогов повесть Курицына отличает странная черта: рассказывая о зверствах своего героя, автор текста уточняет, что он беспощадно карает всякое преступление, кто бы его ни совершил, что в глазах русского посла было бесспорным благом.
«И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что, если кто совершит какое-либо преступление, украдет, или ограбит, или обманет, или обидит, не избегнуть тому смерти. Будь он знатным вельможей, или священником, или монахом, или простым человеком, пусть бы он владел несметными богатствами, все равно не мог откупиться он от смерти, так грозен был Дракула».
«Сказание ο Дракуле»
