Мир
  в тишине
       с головы до пят.
Море —
    не запятни́тся.
Спят люди.
      Лошади спят.
Спит —
    Ницца.
Лишь
   у ночи
      в черной марле
фары
   вспыхивают ярки —
это мчится
     к Монте-Карле
автотранспорт
       высшей марки.
Дым над морем —
         пух как будто,
продолжая пререкаться,
это
  входят
     яхты
        в бухты,
подвозя американцев.
Дворцы
    и палаццо
         монакского принца…
Бараны мира,
       пожалте бриться!
Обеспечены
      годами
лет
  на восемьдесят семь,
дуют
   пиковые дамы,
продуваясь
      в сто систем.
Демонстрируя обновы,
выигравших подсмотрев,
рядом
    с дамою бубновой
дует
  яро
    дама треф.
Будто
   горы жировые,
дуют,
   щеки накалив,
настоящие,
      живые
и тузы
   и короли.
Шарик
    скачет по рулетке,
руки
  сыпят
     франки в клетки,
трутся
   карты
      лист о лист.
Вздув
   карман
       кредиток толщью
— хоть бери
      его
        наощупь! —
вот он —
    капиталист.
Вот он,
   вот он —
       вор и лодырь —
из
 бездельников-деляг,
мечет
   с лодырем
         колоды,
мир
  ограбленный
        деля.
Чтобы после
       на закате,
мозг
   расчетами загадив,
отягчая
    веток сеть,
с проигрыша
       повисеть.
Запрут
    под утро
        азартный зуд,
вылезут
    и поползут.
Завидев
    утра полосу,
они ползут,
      и я ползу.
Сквозь звезды
       утро протекало;
заря
  ткалась
      прозрачно, ало,
и грязью
     в розоватой кальке
на грандиозье Монте-Карло
поганенькие монтекарлики.