Из снегового,
       слепящего лоска,
из перепутанных
          сучьев
              и хвои —
встает
    внезапно
         домами Свердловска
новый город:
       работник и воин.
Под Екатеринбургом
           рыли каратики,
вгрызались
      в мерзлые
            породы и ру́ды —
чтоб на грудях
        коронованной Катьки
переливались
       изумруды.
У штолен
     в боках
корпели,
     пока —
Октябрь
     из шахт
         на улицы ринул,
и…
  разослала
        октябрьская ломка
к чертям
     орлов Екатерины
и к богу —
     Екатерины
           потомка.
И грабя
    и испепеляя,
орда растакая-то
прошла
    по городу,
          войну волоча.
Порол Пепеляев.
Свирепствовал Га́йда.
Орлом
    клевался
         верховный Колчак.
Потухло
    знамен
        и пожаров пламя,
и лишь,
    от него
        как будто ожог,
сегодня
    горит —
        временам на память —
в свердловском небе
           красный флажок.
Под ним
     с простора
           от снега светлого
встает
    новоро́жденный
             город Све́рдлова.
Полунебоскребы
         лесами по́днял,
чтоб в электричестве
           мыть вечера́,
а рядом —
     гриб,
        дыра,
           преисподняя,
как будто
     у города
          нету
             «сегодня»,
а только —
      «завтра»
           и «вчера».
В санях
    промежду
          бирж и трестов
свисти
    во весь
        широченный проспект.
И…
  заколдованное место:
вдруг
   проспект
        обрывает разбег.
Просыпали
      в ночь
          расчернее могилы
звезды-табачишко
          из неба кисета.
И грудью
     топок
        дышут Тагилы,
да трубки
     заводов
          курят в Исети.
У этого
    города
        нету традиций,
бульвара,
     дворца,
         фонтана и неги.
У нас
   на глазах
        городище родится
из воли
    Урала,
        труда
           и энергии!