Александр Бородин

Александр Бородин родился в Петербурге. Его отец, Лука Гедианов, происходил из знатного и богатого грузинского рода. Князь поздно женился, брак был неудачным: через несколько лет супруги стали жить отдельно, и Гедианов переехал из Москвы в Петербург. В столице, на одном из танцевальных вечеров, отец влюбился в Авдотью Антонову — дочь простого военного из Нарвы. Их общего сына Гедианов распорядился записать как ребенка своего слуги по фамилии Бородин. По документам будущий композитор был крепостным собственного отца.

Первое время Александр Бородин рос в доме князя. Авдотья Антонова жила в соседних комнатах, однако при посторонних сын называл ее «тетушкой». Она с недоверием относилась к пансионам и настояла, чтобы Александр Бородин получил образование дома. Мать наняла преподавателя по французскому и немецкому языкам, сама учила сына читать и считать. Впоследствии жена композитора Екатерина Бородина писала: «Мать его боготворила и баловала страшно. Она очень любила кошек и звала его «мой сторублевый котик».

В 1839 году у Луки Гедианова начались серьезные проблемы со здоровьем. Чтобы упрочить положение возлюбленной и обеспечить ей безбедное существование в случае своей смерти, отец устроил Авдотье Антоновой фиктивный брак с военным врачом Хансом Клейке. А спустя год Гедианов подарил ей четырехэтажный особняк недалеко от Семеновского плаца. Вскоре Антонова переехала туда вместе с сыном. Окна дома выходили на площадь, где тренировались военные, и Александр Бородин часто слышал военный оркестр. Будущему композитору так нравились звуки маршей, что он пытался подбирать их на слух на домашнем фортепиано. Иногда Бородин просил разрешения спуститься на плац: музыканты охотно разговаривали с ним и показывали инструменты.

Мать заметила интерес сына к музыке. С 1841 года будущий композитор брал уроки игры на флейте, а чуть позже — на фортепиано и виолончели. Уже в девять лет Александр Бородин сочинил первое музыкальное произведение — польку «Элен». Он посвятил композицию своей первой возлюбленной. Ею стала Елена, взрослая подруга матери.

В 1843 году умер отец. Незадолго до смерти Гедианов дал сыну вольную грамоту. Мать вскоре стала жить с учителем немецкого языка Федором Федоровым. В 1846 году он познакомил Александра Бородина с Михаилом Щиглевым — сыном преподавателя математики в Царскосельском лицее. Детей решили обучать вместе: так было дешевле нанимать педагогов по каждому предмету. Щиглев вспоминал: «Федоров уговорил моих родителей отдать меня в Петербург, в семейство Саши Бородина, чтоб ближе было ходить в 1-ю гимназию, куда меня хотели отдать, и чтоб готовиться по наукам вместе <…> Таким образом, я переехал в дом к матери Бородина». В дом приходили учителя по русскому, французскому и немецкому языкам, истории, географии, математике, рисованию и черчению. По сложности материала программа мало отличалась от Царскосельского лицея — за планом учебных занятий следил отец Щиглева. Ученикам также преподавали танцы и музыку.

Когда Александру Бородину было 13 лет, он сочинил свой первый концерт для флейты с фортепиано. Композитор исполнял партию флейты, Щиглев — фортепиано. Преподаватель по музыке похвалил произведение и посоветовал ученику продолжать писать. Вскоре Бородин закончил трио для двух скрипок и виолончели. Мать издала пьесы сына. В предисловии было написано: «Просим читателей обратить внимание на новое прекрасное сочинение адажио для фортепиано, написанное А. Бородиным. В этом небольшом произведении столько души и творческой силы, что мы заранее поздравляем любителей музыки с новым талантом».

Однако музыка была не единственным увлечением Александра Бородина. Свою комнату он превратил в импровизированную химическую лабораторию: на подоконниках стояли банки с растворами, на столе — колбы, трубки и горелка. Будущий композитор читал книги по химии, сам делал акварельные краски к уроку рисования и экспериментировал с фейверками. Он решил превратить увлечение в профессию: в 1850 году Александр Бородин поступил на медицинский факультет Медико-хирургической академии. Сделать это было непросто: закон не позволял бывшим крепостным получать высшее образование. Тогда мать пошла на хитрость. Авдотья Антонова договорилась с чиновником в Тверской губернии, и тот приписал Александра Бородина к купечеству третьей гильдии. Композитор сначала сдал экзамены на аттестат зрелости в Первой петербургской гимназии, потом — вступительные в академию, и все — на отлично.

Александр Бородин был прилежным студентом. Чтобы лучше выучить анатомию, он много времени проводил в комнате с анатомическими препаратами, читал учебники. Его родственник Дмитрий Александров вспоминал: «Занятиям по академии он предавался всей душой; провонял совсем трупным запахом препаровочной; читал обыкновенно, сидя в кресле и ноги положив на подоконник. Дома почти всегда надевал халат и туфли». На третьем курсе Александр Бородин стал заниматься у знаменитого химика Николая Зинина. У ученого была большая лаборатория. Композитору разрешили быть там в любое время и проводить собственные опыты.

Во время учебы в академии Бородин не забывал о музыке. Он брал уроки фортепиано и виолончели, а в выходные вместе с Михаилом Щиглевым ходили на вечера к Ивану Гаврушкевичу. Там собирались знаменитые музыканты и композиторы: Александр Серов, Иосиф Гунке, Осип Дробиш. Щиглев вспоминал: «Мы не упускали никакого случая поиграть трио или квартет где бы то ни было и с кем бы то ни было. Ни непогода, ни дождь, ни слякоть — ничто нас не удерживало, и я, со скрипкой подмышкой, а Бородин с виолончелью в байковом мешке на спине делали иногда громадные концы пешком». На четвертом курсе академии Александр Бородин написал романсы «Красавица-рыбка» и «Слушайте, подруженьки, песенку мою», а также трио «Чем я тебя огорчила». Увлечение композитора не одобрял преподаватель по химии. Николай Зинин говорил: «Господин Бородин, поменьше занимайтесь романсами. На вас я возлагаю все свои надежды, чтоб приготовить заместителя своего, а вы все думаете о музыке и о двух зайцах».

В 1856 году Александр Бородин окончил Медико-хирургическую академию. Его назначили ординатором во Второй военно-сухопутный госпиталь. Однако вскоре композитор понял, что работа врача не для него: Бородин несколько раз падал в обморок при виде тяжелобольных, а однажды во время операции сломал инструмент в горле пациента. Он сумел вовремя сориентироваться, и все обошлось. Александр Бородин вспоминал: «Кучер бухнулся мне в ноги; я же с трудом удержался от того, чтобы не ответить ему тем же самым. Подумайте только, что бы было, если бы я завязил обломок щипцов в горле такого пациента! Наверняка я бы был разжалован и попал бы в Сибирь

». В госпитале композитор познакомился с семнадцатилетним Модестом Мусоргским — они пару раз вместе ходили на вечера к главному врачу.

В апреле 1856 года Бородин устроился ассистентом Зинина и вел семинары у студентов академии. Композитор решил серьезно заняться наукой и начал писать диссертацию «Об аналогии мышьяковой кислоты с фосфорной в их действии на человеческий организм». В 1858 году он защитился и стал доктором медицины. Осенью следующего года «для усовершенствования в химии» академия направила Александра Бородина в Германию. На поездке настоял Николай Зинин. Незадолго до отъезда композитор случайно встретился с Мусоргским во второй раз.

В Германии Александр Бородин работал в лаборатории знаменитого химика Эрленмейера. Она располагалась в университетском городе Гейдельберге, где в это время жили физиолог Иван Сеченов, химик Дмитрий Менделеев, врач Сергей Боткин. Молодые ученые были знакомы и часто собирались вместе. Сеченов в «Автобиографических записках» писал: «Узнав, что я страстно люблю «Севильского цирюльника», он [Бородин] угостил меня всеми главными ариями этой оперы и вообще очень удивлял всех нас тем, что умел играть все, что мы требовали, без нот на память». В свободное время Бородин и Менделеев путешествовали: они вместе побывали во Франции, Италии, Швейцарии. Менделеев вспоминал: «Пускались мы в дорогу с самым маленьким багажом — с одним миниатюрным саквояжем на двоих. Ехали мы в одних блузах, чтобы совсем походить на художников, что очень выгодно для Италии — для дешевизны <…> Бегали мы весь день по улицам, заглядывали в церкви, музеи, но всего более любили, народные маленькие театрики, восхищавшие нас живостью».

В 1860 году Александр Бородин с Николаем Зининым и Дмитрием Менделеевым был на первом международном съезде химиков в Карлсруэ, Германия. На нем учёные впервые сформулировали определения атома и молекулы.

Спустя несколько месяцев Бородин познакомился с пианисткой Екатериной Протопоповой, которая приехала в Гейдельберг поправить здоровье. Они много времени проводили вместе. Протопопова рассказывала: «День его устраивался так: с 5-ти утра и до 5-ти вечера — химическая лаборатория; с 5-ти до 8-ми наши с ним прогулки по горам. Какие хорошие это были прогулки, чего только мы с ним не переговорили тогда. С 8-ми или 9-ти часов вечера до 12-ти музыка в зале Гофманского пансиона». В 1861 году Бородин впервые описал реакцию серебряных солей карбоновых кислот с галогенами. Этот процесс превращения химических элементов назвали в его честь. В 1862 году обучение химика закончилось, и пара вернулась в Россию, где вскоре обвенчалась.

В 1862 году в доме у своего друга, терапевта Сергея Боткина, Бородин познакомился со знаменитым композитором Милием Балакиревым. Они разговорились о сочинительстве, и Балакирев пригласил химика на вечер его музыкального кружка, который позже назвали «Могучей кучкой». Туда входили композиторы Модест Мусоргский, Цезарь Кюи и Николай Римский-Корсаков. Музыканты собирались у Балакирева: играли свои сочинения и вместе дорабатывали их до финального варианта. После пары вечеров Александр Бородин стал постоянным участником кружка.

Чаще всего роль критика выполнял Балакирев — преподаватель им же основанной «Бесплатной музыкальной школы». О своем знакомстве с Бородиным он писал: «Наше знакомство имело для него то важное значение, что до встречи со мной он считал себя только дилетантом и не придавал значения своим упражнениям в сочинении. Мне кажется, что я был первым человеком, сказавшим ему, что настоящее его дело — композиторство». После длительного перерыва Бородин снова стал сочинять музыку. У него возникла идея первой симфонии.

В 1863 году Александр Бородин возглавил новую химическую лабораторию в Медико-хирургической академии. Химику выделили ведомственную квартиру этажом выше: так он мог больше времени проводить за работой. Бородин был одним из самых популярных преподавателей в учебном заведении.

Преподавание отнимало много времени, поэтому свою первую симфонию Бородин закончил только спустя пять лет — в 1867 году. На премьере в Русском музыкальном обществе оркестром дирижировал Балакирев. Произведение приняли тепло: публика долго аплодировала, а композитора несколько раз вызывали на сцену. Симфонию хвалил и знаменитый музыкант Франц Лист. Александр Бородин вспоминал: «Вы сочинили прекрасную симфонию!» — гаркнула фигура зычным голосом <…> Первая часть — превосходная, ваше анданте — шедевр, скерцо — восхитительно, и затем это — остроумно придумано!». Вскоре после премьеры Бородин написал романсы «Спящая княжна», «Старая песня», «Фальшивая нота», «Морская царевна».

В конце 1860-х годов композиторы «Могучей кучки» обратились к жанру оперы. Мусоргский работал над «Борисом Годуновым», Балакирев — над «Жар птицей», а Римский-Корсаков заканчивал «Псковитянку». Общему настроению поддался и Александр Бородин: он задумал оперу «Князь Игорь». Сюжет композитору подсказал музыкальный критик Владимир Стасов. Перед тем, как начать писать музыку, Бородин изучал летописи и исторические документы, съездил в Путивль — древнерусский город, откуда начал свой поход на половцев князь Игорь. Композитор сам сочинил либретто. К 1870 году был готов первый отрывок — «Сон Ярославны».

Одновременно с оперой композитор начал сочинять вторую симфонию. Однако работа продвигалась медленно — Александр Бородин был занят в лаборатории. Более того, в 1872 году химик стал преподавателем первых в России Высших медицинских курсов. У него не оставалось времени на музыку. Вскоре серьезно заболела жена Екатерина Бородина: чтобы не беспокоить ее сон, композитор практически перестал играть на фортепиано.

К опере «Князь Игорь» Александр Бородин вернулся только в 1874 году. Первыми композитор написал «Половецкий марш» и «Плач Ярославны». Большую часть произведения он закончил летом 1875 года в Москве, когда гостил у родственников жены. Вдали от работы Александр Бородин посвящал много времени музыке: в этот период появились «Половецкие пляски», хор первого акта и ария Кончака. По приезде в Петербург композитор показал наработки друзьям из «Могучей кучки». Он вспоминал: «Признаюсь, я даже не ожидал, что мои московские продукты произведут такой фурор <…> Корсинька в восторге, Модест — тоже <…> Особенно меня удивляет сочувствие к первому хору, который мы пробовали в голосах и — без хвастовства скажу — нашли ужасно эффектным, бойким и ловко сделанным в сценическом отношении».

В 1876 году Александр Бородин закончил вторую симфонию. Премьера состоялась в феврале 1877 года на концерте Русского музыкального общества в Петербурге. Критик Владимир Стасов сразу же назвал симфонию «Богатырской»: «Сам Бородин рассказывал мне не раз, что в адажио он желал нарисовать фигуру Бояна, в первой части — собрание русских богатырей, в финале — сцену богатырского пира при звуке гуслей, при ликовании великой народной толпы». Александр Бородин добавил в симфонию отрывки русских народных песен. Произведение восприняли неоднозначно. Основные партии исполняли на медных духовых инструментах: одни критики считали это «монументальным», а другие — слишком «тяжелым».

В 1880 году Александр Бородин сочинил два струнных квартета, симфоническую картину «В средней Азии» и начал работать над третьей симфонией. Друзья композитора торопили его закончить оперу «Князь Игорь».

Ни третью симфонию, ни оперу «Князь Игорь» Александр Бородин закончить не успел. 27 февраля 1887 года он скончался. Вскоре после смерти химика Римский-Корсаков и Александр Глазунов разобрали бумаги Бородина и дописали его оперу «Князь Игорь». Римский-Корсаков вспоминал: «Некоторые нумера его были окончены и оркестрованы автором <…> прочее же было лишь в отрывочных набросках, а многое и вовсе не существовало <…> Содержание этих действий я твердо знал из бесед и совместных обсуждений с Бородиным». В этой редакции оперу впервые поставили в 1890 году в Санкт-Петербургском Мариинском театре.