7 произведений Прокофьева

Музыкальные способности у будущего классика русской музыки Сергея Прокофьева проявились еще в раннем детстве, когда он в возрасте пяти с половиной лет сочинил свою первую пьесу для фортепиано — «Индийский галоп». Ее записала нотами мать юного композитора Мария Григорьевна, а все последующие свои сочинения Прокофьев записывал уже самостоятельно.

Весной 1900 года под впечатлением от балета «Спящая красавица» Петра Чайковского, а также опер «Фауст» Шарля Гуно и «Князь Игорь» Александра Бородина 9-летний Прокофьев сочинил свою первую оперу «Великан».

Несмотря на то что, как вспоминал сам Прокофьев, «умение записывать» у него «не поспевало за мыслью», в этом наивном детском сочинении в жанре комедии дель арте уже был виден серьезный подход будущего профессионала к своей работе. В опере была, как и положено, увертюра, каждый из персонажей сочинения имел свою выходную арию — своеобразный музыкальный портрет. В одной из сцен Прокофьев даже применил музыкальную и сценическую полифонии — когда главные герои обсуждают план борьбы с Великаном, сам Великан проходит мимо и поет: «Они хотят убить меня».

Услышав отрывки из «Великана», известный композитор и профессор консерватории Сергей Танеев рекомендовал юноше всерьез заняться музыкой. А сам Прокофьев с гордостью включил оперу в первый список своих сочинений, который он составил в возрасте 11 лет.

Подобно многим молодым авторам, в ранний период своего творчества Сергей Прокофьев не нашел любви и поддержки критиков. В 1916 году в газетах писали: «Прокофьев садится за рояль и начинает не то вытирать клавиши, не то пробовать, какие из них звучат повыше или пониже». А по поводу первого исполнения «Скифской сюиты» Прокофьева, которым дирижировал сам автор, критики высказались так: «Прямо невероятно, чтобы такая лишенная всякого смысла пьеса могла исполняться на серьезном концерте… Это какие-то дерзкие, нахальные звуки, ничего не выражающие, кроме бесконечного бахвальства».

Однако в исполнительском таланте Прокофьева никто не сомневался: к тому времени он успел зарекомендовать себя как виртуозный пианист. Исполнял Прокофьев, впрочем, в основном собственные сочинения, среди которых слушателям особенно запомнился Первый концерт для фортепиано с оркестром, получивший благодаря энергичному «ударному» характеру и яркому запоминающемуся мотиву первой части неофициальное прозвание «По черепу!».

В пику консервативным критикам, желая, как он сам писал, «подразнить гусей», в том же 1916 году 25-летний Прокофьев написал совершенно противоположный по стилю опус — Первую симфонию. Ей Прокофьев дал авторский подзаголовок «Классическая».

Скромный по составу оркестр гайдновского образца и классические музыкальные формы намекали, что если бы «папаша Гайдн» дожил до тех дней, то он вполне мог бы написать такую симфонию, приправив ее смелыми мелодическими оборотами и свежими гармониями. Созданная сто лет назад «назло всем», Первая симфония Прокофьева до сих пор звучит свежо и входит в репертуар лучших оркестров мира, а «Гавот», ее третья часть, стал одной из самых популярных классических пьес ХХ века.

Сам Прокофьев впоследствии включил этот гавот в качестве вставного номера в свой балет «Ромео и Джульетта». У композитора была еще и тайная надежда (в этом он сам впоследствии признавался), что из противостояния с критиками в конечном счете победителем выйдет именно он, особенно если с течением времени Первая симфония в самом деле станет классической. Что, собственно, и произошло.

До конца своих дней Прокофьев сохранил непосредственность мировосприятия. Будучи отчасти ребенком в душе, он хорошо чувствовал детский внутренний мир и неоднократно писал музыку для детей: от сказки «Гадкий утенок» (1914) на текст сказки Ханса Кристиана Андерсена до сюиты «Зимний костер» (1949), сочиненной уже в последние годы жизни.

Первым сочинением Прокофьева после возвращения в Россию в 1936 году из долгой эмиграции стала симфоническая сказка для детей «Петя и волк», написанная по заказу Наталии Сац для Центрального детского театра. Сказка юным слушателям полюбилась и запомнилась благодаря ярким музыкальным портретам персонажей, которые до сих пор знакомы на слух многим школьникам не только в России, но и за рубежом. Для детей «Петя и волк» выполняет образовательную функцию: сказка представляет собой своеобразный путеводитель по инструментам симфонического оркестра. Этим произведением Прокофьев предвосхитил написанный почти на десять лет позже и аналогичный по задумке путеводитель по симфоническому оркестру для молодежи (Вариации и фуга на тему Пёрселла) английского композитора Бенджамина Бриттена.

У признанного шедевра ХХ века, многие номера из которого возглавляют международные хит-парады классической музыки, — балета Сергея Прокофьева «Ромео и Джульетта» — была непростая судьба. За две недели до назначенной премьеры общее собрание творческого коллектива Кировского театра постановило спектакль отменить во избежание, как все считали, полного провала. Возможно, такие настроения в артистах отчасти поселила статья «Сумбур вместо музыки», вышедшая в газете «Правда» в январе 1936 года, которая жестко раскритиковала театральную музыку Дмитрия Шостаковича. И театральное сообщество, и сам Прокофьев восприняли статью как нападки на современное искусство в целом и решили, что называется, не лезть на рожон. В то время в театральной среде даже распространилась злая шутка: «Нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете!».

В результате премьера «Ромео и Джульетты» состоялась лишь два года спустя в Национальном театре города Брно в Чехословакии. А отечественная публика увидела постановку только в 1940 году, когда балет все-таки поставили в Кировском театре. И несмотря на очередной приступ борьбы правительства с так называемым «формализмом», балет «Ромео и Джульетта» Сергея Прокофьева был даже удостоен Сталинской премии.

В 1936 году Сергей Прокофьев, эмигрант первой послереволюционной волны, зрелый, успешный и востребованный композитор и пианист, вернулся в Советскую Россию. Большое впечатление произвели на него перемены в стране, которая стала совсем другой. Игра по новым правилам потребовала и некоторых корректив в творчестве. И Прокофьев создал ряд произведений, на первый взгляд, откровенно «придворного» характера: Кантату к 20-летию Октября (1937), написанную на тексты классиков марксизма-ленинизма, кантату «Здравица», сочиненную к 60-летию Сталина (1939), и кантату «Расцветай, могучий край», посвященную уже 30-летию Октябрьской революции (1947). Правда, учитывая своеобразное чувство юмора Прокофьева, то и дело проявлявшееся в его музыкальном языке, до сих музыкальные критики не могут дать однозначного ответа на вопрос, написал композитор эти произведения искренне и всерьез или же с определенной долей иронии. Например, в одной из частей кантаты «К 20-летию Октября», которая называется «Кризис назрел», сопрано поют (а точнее — пищат) в самом высоком регистре «Кризис назрел!», спускаясь по полутонам. Это звучание напряженной темы кажется комичным — и такие неоднозначные решения встречаются в «просоветских» произведения Прокофьева на каждом шагу.

Композиторам первой половины ХХ века многое приходилось делать впервые, и созданные ими образцы нового искусства сейчас считаются хрестоматийными. Это в полной мере относится и к музыке для кино. Всего семь лет спустя после появления первого советского звукового фильма («Путевка в жизнь» 1931 года) в ряды деятелей киноискусства влился и Сергей Прокофьев. Среди его сочинений в жанре киномузыки выделяется масштабная симфоническая партитура, написанная для фильма Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» (1938), переработанная впоследствии в кантату под тем же названием (1939). Многие образы, заложенные Прокофьевым в этой музыке (скорбная сцена «мертвого поля», бездушная и механическая по звучанию атака крестоносцев, радостная контратака русской конницы), и по сей день являются стилевым ориентиром для кинокомпозиторов всего мира.