Традиция игры на кубызе у шошминских удмуртов
В настоящее время, как правило, используются скрипки фабричного изготовления, которые привозят из Казани. Некоторые народные скрипачи, как например, Кузьма Григорьевич Картамышев (д. Сырья) и Кузьма Демьянович Андреев (д. Карлыган) имеют скрипки немецкого производства, привезенные из Германии.
Еще в 1920–1930-е годы этот инструмент был самодельным, сейчас техника его изготовления почти утрачена. Зафиксировано лишь два относительно полных описания способа изготовления кубыза — от Михаила Владимировича Тувалова (д. Средний Кушкет) и Александра Николаевича Копарова (д. Карек-Серма). Одна из скрипок М.В. Тувалова была самодельной, ее смастерил столяр, не имевший отношения к инструментальному исполнительству. Как вспоминает кубызчи (скрипач), задняя и передняя деки инструмента были сделаны из сосновой доски, обечайка — из черемухового или рябинового дерева. Эти детали были дважды покрыты обычным мебельным лаком, а потом склеены.
Александр Николаевич Копаров свой кубыз изготовил сам. В качестве материала для дек он использовал корневище ели, для головки инструмента — березу, из вяза сделал боковые стенки, колки и смычок. Скрипку покрыл лаком. Как подчеркивает мастер-изготовитель, «краской покрывать нельзя, звук не получится». Большое значение А.Н. Копаров придает подставке между деками: «Если подставка поставлена правильно, только тогда звук идет». Инструмент достаточно тяжелый, по весу превышает фабричный в 2–2,5 раза.
Известно, что смычок (коскан) делали из конских волос, струны кубыза — из овечьих жил, в настоящее время их заменяют металлическими струнами. При игре используют, как правило, три струны. Если инструмент покупной, то четвертую струну снимают. Удмуртские названия струн — векчи, или туж векчи (‘тонкая, очень тонкая’), шор, гайтан (‘срединная’), зог, бозо (‘большая’).Строй инструмента квинтовый. Завиток и колковую коробку называют кубыз йыр (‘головка кубыза’), подставку для струн — атас пыкы (‘петушиный гребень’), гриф — айшет (‘фартук, передник’). Хранят инструменты очень бережно, перед игрой смычок натирают канифолью. Если на кубызе играют в положении сидя, то держат его вертикально, опирая на колени, при положении стоя — прижимают инструмент задней декой к груди. Такая постановка скрипки при игре типична для шошминских удмуртов.
Социальный статус скрипача-кубызчи довольно высок. Хотя сами исполнители скромно утверждают, что любой может научиться играть на кубызе, односельчане признают за ними несомненный талант, уважают и очень любят скрипачей. Осознающий свою исключительность деревенский скрипач на просьбу сыграть может немного покапризничать, но в конце концов с удовольствием демонстрирует свою игру.
Профессия скрипача-кубызчи является исключительно мужской и передается по мужской линии, хотя право играть на скрипках признается и за женщинами, но, как говорят исполнители, ми палан сыџеосыз ќвќл (‘у нас таких нет’). И действительно, в экспедиционной практике нам не приходилось встречаться с женщинами-кубызчи.
Специального курса обучения игры на кубызе не было. Предполагалось, что ученик должен набираться мастерства, слушая игру скрипача во время деревенских празднеств, свадеб, посиделок. Кузьма Григорьевич Картамышев вспоминает о начале своего обучения так: «Мой отец поставил меня перед печкой и сказал: «Давай». Так вот и выучился». Михаил Владимирович Тувалов, по его словам, научился играть сам, «хоть отец и скрипачом был, но он к тому времени ничего уже не знал». Александр Николаевич Копаров, всю жизнь проработав кузнецом, на кубызе стал играть совершенно неожиданно для всех уже в пожилом возрасте после выхода на пенсию.
Особое место в репертуаре кубызчи занимали наигрыши, исполнявшиеся во время свадьбы. О том, насколько высоко шошминские удмурты ценят свадебные скрипичные наигрыши, можно судить по некоторым высказываниям. Так, свадьбу без скрипки, под гармошку или балалайку раньше уничижительно называли «собачьей свадьбой» (пуны сюан). Кроме того, на кубызе играют при праздновании Пасхи и Троицы. Однако существуют и некоторые ограничения в использовании инструмента. Так, при проводах в солдаты предпочитали наигрыши на гармони — относительно недавно освоенном инструменте.
Основной (формульный) свадебный напев сюан зоут звучал в доме невесты, а также в домах родни невесты по отцовской линии, после застолья. Скрипач-кубызчи стоял в центре поющих поезжан и подыгрывал эту мелодую, следя за правильным исполнением и очередностью притоптывания поющих (на первую долю семивременной ритмической формулы, состоящей из трех восьмых и двух четвертей) попеременно каждой ногой, выдвигая ее вперед. После свадебного напева исполнялись обрядовые пляски, которые приурочены не только к свадьбе, но и к любому празднику.
В женской пляске апай сямен женщины пляшут сольно в кругу поющих и хлопающих в ладоши женщин и мужчины: сначала медленно кружатся на месте в одну, потом в другую сторону, а затем, мелко перебирая ногами, ходят по кругу.
Мужская пляска пиос сямен исполняется только мужчинами, женщины в ней не участвовали. На свадьбе на плясовой напев поется не обычный песенный четырехстрочный такмак, а специальная текстовая формула:
каскара, каскара, каскара
лeÿўэ, лeÿўэ, лeÿўэ, оп!
шулдыр каром, каскара, каскара
каскара, каскара!
каскара, каскара, каскара!
— кин¢лэн с¢уанэс?
— мишаоÿўэн!
— кин¢лэн шулдырэс?
— иринаоўэн!
Каскара, каскара, каскара
Бывает, бывает, бывает, оп!
Веселее сделаем, каскара, каскара
Каскара, каскара!
Каскара, каскара, аскара!
— Чья свадьба?
— Мишина!
— Чье веселье?
— Иринино!
Помимо свадебных наигрышей в репертуаре деревенских скрипачей присутствовали аранжировки традиционных удмуртских, а также татарских, марийских и русских (камаринская, «Светит месяц», «Златые горы») песенных и плясовых напевов, что связано с интенсивными иноэтническими контактами шошминских удмуртов. По свидетельству уроженки д. Сырья Антонины Ивановны Васильевой, некогда в репертуар сырьинских скрипачей входил наигрыш под названием Кар басьтон (Взятие города) — своеобразная программная пьеса, посвященная взятию Казани. Дед Антонины Ивановны Егор Пчельников, искусный скрипач, говорил, что эту мелодию играли на кубызе во время взятия Казани. Он хорошо знал этот наигрыш и часто его играл. Как вспоминает А.И. Васильева, маршеобразная, с четким ритмом мелодия звучала неторопливо, в среднем темпе («как будто на лошадях рысью скачут»). В какой конкретной мелодической форме запечатлелись исторические события многолетней давности, остается загадкой.
Сведений об ансамблевой игре на кубызе, а также вхождении его в смешанные инструментальные ансамбли, не зафиксировано. Известно, что в конце 1930-х годов в деревнях Балтасинского р-на было по несколько скрипачей (в д. Сырья — пять кубызчи), но они никогда не играли вместе, поскольку в среде исполнителей-кубызчи всегда существовал дух соперничества. Интересны с этой точки зрения случаи, рассказанные свидетелями таких музыкальных соревнований: «Однажды, еще до войны, в Сырье одновременно проходили три свадьбы. На каждую был приглашен скрипач. Все трое кубызчи стали соревноваться, кто веселее и громче играет, но никто не мог переиграть друг друга. Тогда сын одного кубызчи прибег к хитрости: незаметно намазал струны инструментов двух других исполнителей маслом. Только тогда смогли победить остальных» (д. Сырья, А.И. Васильева). «На свадьбе один человек играет, потому что ему иначе певцов не хватит. На свадьбе же поют. Если в одной деревне оказываются две свадьбы, они обязательно встретятся в одном доме, какая-то возьмет верх. Вот тогда и станет известно, кто настоящий мастер игры. У меня так было. Из Турьи один старик-скрипач пришел, а я очень молодой был. Они советовались, советовались, затем в одном доме две свадьбы и столкнулись. Стали играть: кто умеет лучше. Тот старик устал: не смогу победить, мол. А поезжан полный дом. Тот старик сидя играл. А я внутри свадебного круга хожу. Затем они ушли, а мы остались в том доме. Победили» (д. Средний Кушкет, М. В. Тувалов). Видимо, именно таким образом, в соревновании, оттачивалось мастерство музыкантов. Они занимали исключительное положение в деревенской среде, поскольку петь умеет каждый, а играть — только особо одаренный. Недаром во время свадебного обряда скрипач являлся негласным музыкальным руководителем поезжан: «Молодые, которые первый раз идут на свадьбу, иногда путают, когда петь, а когда ногой притопнуть. Тогда даешь смычком. Учишь. Один, три раза спутают, затем уже у них песня идет» (М. В. Тувалов).
Оплату за свою игру кубызчи обычно не получал. Т.Т. Туктаров (1918 г. р.) из д. Тагашур пояснял: «А малы сёто солы? Просто туганнёслэсь туган ќте инь солэн» (А почему [должны] давать ему? Просто родственник родственника приглашает [играть]). В соседней локальной традиции (д. Куркино Кукморского р-на) мы зафиксировали случай платы скрипачу за игру, но, по словам информантов, тот кубызчи был татарином (кряшеном?), ходил из деревни в деревню и, очевидно, именно этим зарабатывал себе на жизнь.
