Былинная традиция Северского Донца
Эпические сюжеты на Дону существуют в большей части в виде былинных песен. Былинная песня — народный термин, введенный в научный обиход А.М. Листопадовым и использовавшийся также в работах А.М. Астаховой и других фольклористов. Носителями традиции они характеризуются как богатырские, мамайские, прадедовские, староотеческие. Былины и былинные песни различаются фольклористами по принципу соотношения слова и напева и музыкально-поэтической композиции.
В собрании А.М. Листопадова «Песни донских казаков» содержатся записи эпических песен из около 40 населенных пунктов, расположенных по всему течению Дона и его притокам. В то же самое время необходимо отметить, что на Дону былинный эпос фиксировался не повсеместно. Территорией его преимущественного распространения были в прошлом селения, основанные в XVI–XVII столетиях в среднем течении Дона и в низовьях Северского Донца — от бывшей станицы Каменской до его впадения в Дон. В связи с затоплением значительной части территории 2-го Донского округа при сооружении Цимлянской ГЭС и Цимлянского водохранилища (в донской историографии — Средний Дон), в зоне своего исконного бытования былинная традиция сохранилась фрагментарно, поэтому зафиксированный на Северском Донце эпический репертуар, в значительной части совпадающий со среднедонским (из станиц Есауловской, Каргальской, Нижне-Курмоярской, Филипповской и других) представляет особую ценность. Общность вариантов былинных текстов из упомянутых ареалов вероятно объясняется неоднократными переселениями на Северский Донец из поймы Дона, упоминаемыми в исторических источниках. Расширению территории бытования эпоса способствовали образование в конце XVII века старообрядческой пустыни на р. Белой Калитве и новых станиц (Усть-Белокалитвенской — 1703, Екатерининской — 1775, Ермаковской — 1876). Переселенцы в нижнедонские станицы из населенных пунктов, затопленных в середине XX века Цимлянским водохранилищем и Николаевским гидроузлом, способствовали оживлению и сохранению здесь эпической традиции (например, в станицах Багаевской и Манычской).
На Северском Донце бытовали былины «киевского» и «новгородского» циклов, в которых наряду с традиционными эпическими центрами — Киевом и Новгородом —упоминаются Царьград и Кременная Москва.
Поэтические тексты с сюжетами о зверях и птицах, толковавшиеся Б.Н. Путиловым, В.Я. Проппом в аллегорическом ключе, мы склонны отнести к мифологическому пласту. Их содержанием является описание космологической модели в образе чудесного дерева (дуба), иерархия пространства и природных сил, которые олицетворяют животные и птицы (Спор Сокола с Конем, Сокол и Соколинка, Орёл и Орлинушка), мифического покровителя — в образе орла («Залетал-то бы, залетал, млад сизой орёл»). Сюжет об Индрике-звере и турах златорогих («Не пыль-то кура в поле подымалася») включает мотивы известного мифа о Потопе.
Поэтические тексты о состязании Сокола с Конем и стареющем Орле, включающие сцены погони, охоты и терзания жертвы соотносятся с сюжетными изображениями «звериного стиля» археологических артефактов донского региона, запечатленных графически или пластически. Практически весь указанный репертуар относится к сфере памяти и исполняется по просьбе собирателей-фольклористов, местных краеведов или других ценителей старины.
В источниках начала XIX века (В.Д. Сухоруков, Е.Н. Кательников) упоминаются, прежде всего, внеобрядовые богатырские песни (как явствует из контекста — героические протяжные), исполняемые стариками и мужчинами. В последней трети XX века, когда былинный эпос Дона стал массово фиксироваться с помощью звукозаписывающей техники, в обрядовом и бытовом контексте былины и былинные песни сохраняли закрепленность за упомянутыми группами (стратами). В свадьбе былины являлись звуковым и репертуарным маркером стариков. Но уже в начале XIX века наиболее опытные пожилые певицы знали немало былин и демонстрировали способность «доказать», «рассказать» их [См. Библиографию №10, с. 173].
Носителями былинной традиции являются как старообрядцы разных согласий и толков, так и православные пореформенной церкви. Однако, более детальное рассмотрение состава населенных пунктов, в которых собиратели записывали эпические сюжеты и конфессиональной принадлежности их жителей (в прошлом), позволяет связать сохранение эпического наследия именно с казаками-старообрядцами.
Большая часть текстов бытовала в групповом исполнении, но А.М. Листопадов указывал на существовавшую в разных концах Дона сольную традицию исполнения. Он считал ее «новой модой», подражанием северным сказителям. Былины и былинные песни составляли обязательную часть свадебного репертуара, где разного рода песни, в том числе эпического склада, звучали в сопровождении колесной лиры (в местном говоре именуется рыле или рыле), этот факт отмечал А.М. Листопадов. По его словам, один из лучших «рылешников» и знатоков казачьих песен указывал своим ученикам на необходимость «в некоторых песнях, возьми хоть «Службицу» или «Дончака» (былина о Добрыне-Дончаке), как бы ты ни играл их, двух ладов трогать не будешь, они не пойдут в дело; если же тронешь, окажется ошибка» [См. Библиографию №10, с. 180].
Письменные источники и свидетельства местных старожилов в целом не подтверждают высказываемые иногда предположения о том, что эпический пласт фольклора входил в воинский репертуар. Всеми казаками — составителями песенных сборников — он относился в сфере домашнего быта. По мнению М.А. Адамова, 80-летнего казака из станицы Краснодонецкой Белокалитвенского района Ростовской области, исполнение отдельных сюжетов (Иван Гостиный сын) на службе связано с близостью интересам казаков мотивов выбора и покупки коня-иноходца и описанием его поведения [запись Т.С. Рудиченко, 1974 г.]. Былинный жанр если и был элементом культуры внешнего быта, то, по-видимому, в весьма отдаленные от нас времена[1].
Повествования о богатырях были непременным атрибутом «беседы» (застолья) и свадьбы. В большинстве станиц отмечена приуроченность отдельных былинных сюжетов и эпических песен о зверях и птицах к «каравайным обедам» или свадебному пиру. Прикрепленность таких текстов, как и отдельных исторических сюжетов, например, «Посидим-то мы, братцы, подумаем» («Отчего Москва загоралася») к свадьбе как переходному обряду вполне объяснима, поскольку в их содержании отражены наиболее существенные аспекты представлений о мире. В одних — космологические модели и иерархия природных сил, в других — поединки, имеющие отношение к культу предков и брачному ритуалу («Как и жил то был Микита» — Добрыня и Маринка; «Лебёдушка» — Орел разгоняет стадо лебединое).
Былины, как и мифологический или героический эпос других народов, требовали определенной ритуальной ситуации исполнения, подобной той, описанием которой они часто начинаются (пиры князей в Киеве и торговых гостей в Новгороде). С застольями связаны зачины былин о Садко, об Илье Муромце на Соколе-корабле, об Иване Гостином сыне, о сватовстве Ивана Гардиновича; былин киевского цикла (с описаниями пиров князей) и других.
Почти весь эпический репертуар представлен в первом полутоме свода А.М. Листопадова «Песни донских казаков» (1949). Хотя собиратель включил в издание 65 записей, реальный состав сюжетов невелик, так как большинство текстов опубликовано в нескольких территориальных вариантах. По меньшей мере, два образца — «Братья разбойники и сестра» и «В Вавилоне было», представляющие собой балладный и змееборческий сюжеты духовного стиха, — должны были найти свое место в других томах.
На Северском Донце А.М. Листопадовым записаны основные сюжеты донского эпоса, однако они не исчерпывают всех бытующих на Дону. Былинная традиция на Северском Донце в том состоянии, в каком собиратели застали ее в 70-е годы XX века, включала два сюжета о Добрыне — «По полю Куликовскому» (Добрыня в отъезде и неудачная женитьба Алёши) и «Как и жил-то был Микита» (Добрыня и Маринка) в станице Краснодонецкой и хуторе Рудакове; о Садко — «Что во славном было, большом городе» в хутор Рудакове на реке Белой Калитве, притоке Северского Донца, куда, по сведениям информантов, он был принесен уроженкой хутора Титова Ф.А. Свинарёвой.
Фрагмент сюжета «Иван Гостиный сын» с зачином «Как усе-то друзья товарищи» или «Как усе-то друзья станичники» записан в станице Краснодонецкой и хуторе Кременском станицы Усть-Быстрянской. В былинном томе «Песен донских казаков» А.М. Листопадова он представлен другой частью текста — описанием пира в Киеве. В нашем варианте — Гостиный сын выбирает («торгует») на торжище (базаре) необыкновенного по своим достоинствам коня-иноходца.
Достаточно устойчивыми в традиции оказались эпические тексты о зверях и птицах: «Не пыль-то кура в поле подымалася» (Индрик-зверь и туры златорогие), «Залетал-то бы, залетал, млад сизой орел» (Летал орел, сам состарился), «При лужочку было зелёному, раздолью широкому» (Спор Сокола с Конём). Для традиции Северского Донца последней трети XX столетия не типичны тексты со сценами пира князей в Киеве, например, «У славного князя у Владимира» (Собиралась беседушка почётная), хотя они в значительном количестве сохраняются на Дону.
Характерными чертами донской эпической традиции являются переосмысление текстов применительно к представлениям, обычному праву и традициям казаков и введение новых сюжетно-поэтических мотивов (крестового братства, наказания утоплением за грех перед родом и др.).
Приуроченность к «беседам» (пирам) иногда находит отражение в зачинах поэтических текстов, где описываются состояние молодецкого похмелья, атмосфера застолья, как в одном из вариантов зачина былины «Как и жил-то был Микита» в записи А.М. Листопадова (Песни донских казаков, т. 1, ч. 1, № 21), представляющего собой своеобразный тост:
Ой, по рюмочке пьём,
По другой мы, братцы, пьём;
Как хозяин говорит:
— За кого мы будем пить —
За кого мы будем пить?
А хозяйка говорит:
— За то мы будем пить,
За военных молодцов,
За донских казаков.
В каждом отдельно взятом населенном пункте (станице, хуторе) связь с застольями сохраняли два–три былинных сюжета. Еще столько же существовало в памяти местных старожилов. Большое значение для поддержания традиции имел мощный лироэпический контекст, в котором бытовали былины. На Северском Донце его составляло значительное число балладных сюжетов: «Наехало на девочку три татарина» (станицы Краснодонецкая, Усть-Быстрянская), «Ишел младец с неволюшки» (Краснодонецкая), «У ключика, у текучева» (хутор Богатов станицы Усть-Белокалитвенской), «Дочка-пташка» (Усть-Быстрянская, Нижне- и Верхне-Кундрюченские), «Как поехал королевич на дуваньицу» (город Белая Калитва — бывшая станица Усть-Белокалитвенская) и другие. В основу целого ряда песен исторической тематики положены переработанные эпические тексты или новые, созданные по их модели.
На Дону и его притоках в протяжной форме, как известно, распеваются не только тексты исторической и воинской тематики, но и эпические — былинные и балладные. Наряду с этим, повествовательные тексты существовали и продолжают существовать также и в не распетой форме, как периодичной, так и не периодичной.
Былинные сюжеты бытовали, как правило, в коллективном исполнении и в двух различных мелодических стилях — декламационном и кантиленном. Напевы декламационного склада, с преобладающим соотношением слог — звук (их число ограничено), преимущественно имеют строфическое строение. Музыкально интонируемой структурной единицей является стих, не расчлененный на единицы более мелкого уровня. В большинстве своем такие напевы имеют выраженный нисходящий мелодический рельеф и широкий диапазон; композицию мелострофы, основанную на принципе повтора и контраста построений (AB); пропорциональное временное соотношение частей, что и позволяет относить их к песенному типу. Их интонационное и ладовое своеобразие определяется смещением или мелодическим переходом второго построения в нижний регистр, использованием звуков, расположенных ниже основного опорного тона и окончанием напева на субтерции или субкварте. В таких напевах с вертикальным вектором развития многоголосные расслоения минимальны.
В хуторе Богураеве Белокалитвенского района от Илариона Евсеевича Белоконева в сольной интерпретации записаны напевы одностиховой периодичной структуры — «Залетал-то бы, залетал, млад сизой орёл» и «Не пыль то кура в поле подымалася». Однако напевы, исполняемые многоголосно и в протяжной форме, преобладают. Расширение строфы в протяжных напевах происходит за счет распевания акцентных слогов и образования дополнительных структурных единиц (выделенного сцепляющего запева, повторений слогоритмических групп, вставок-вокализов). Структурные единицы чаще возникают в результате преобразования акцентного стиха путем расширения предударной доли, что позволяет «делать колена» — расчленять слоговую музыкально-ритмическую форму на пяти-семисложные слоговые группы.
Несмотря на использование протяжной формы распева, интонирование эпических песен существенно отличается от лирики. Это проявляется в скандированном произнесении предударных слогов (нередко на одном тоне) и переходе к вокальной позиции в мелодических вставках, отмечающих границы структурных единиц напева. Такому характеру интонирования текста нередко способствует темп, более медленный, чем в воинском репертуаре, где он соизмерим с темпоритмом движения всадников шагом. В то же время не распетые в протяжной форме образцы обычно исполняются в подвижных темпах.
Своеобразие звучанию иногда придает тембровое смешение. Если эпический текст пелся на свадьбе или в качестве «встречного» особо почитаемым гостям и родственникам, то женщины могли петь как в низкой тесситуре «грубыми» голосами, «под мужчин», так и «тонкими». В этом случае многоголосие приобретало ярусные черты, поскольку женские партии звучали в высоком регистре, дублируя на октаву выше партию запевалы или «дишканта».
В 70–80-е годы XX века репертуар сохранялся благодаря прикрепленности к обрядам жизненного цикла и тому, что в службе былины и былинные песни иногда исполнялись в офицерском собрании по «заявкам» командиров. Затем, в 1980-е годы, когда стали проводиться фольклорные праздники в станице Старочеркасской, посвященные определенным темам, в том числе эпосу, руководители и участники хоров восстанавливали тексты и распевы, поддерживая в репертуаре корпус былин.
[1] Термины пространственной оппозиции внешний и внутренний применялись в казачьих частях. Они имеются в учебниках для урядников, уставах. Вероятно, оттуда они попали в бытовое употребление и использовались для первичного подразделения жанров всеми донскими уроженцами.
