«Самое сложное — заслужить доверие музыкантов»

— Как виолончелист я работал в разных оркестрах со многими дирижерами разного уровня, разных возрастов и национальностей. Но было одно дирижерское качество, которое всегда сразу располагало к себе. При его проявлении всегда хотелось пойти навстречу, выложиться на сто процентов. Это качество — солидарность. Это когда дирижер ощущает себя частью коллектива, понимает специфику инструментов и технические сложности, которые могут быть с ними связаны, сопереживает музыкантам, беспокоится об их физическом состоянии, не доводит на репетициях оркестр до изнеможения и в нужный момент дает музыкантам возможность поберечь себя, чтобы сохранить силы для выступления. Когда он не формально, а искренне сочувствует, что у кого-то болит зуб, а у кого-то ребенок заболел, и понимает, что все мы живые люди и все «в одной лодке». Вот такого дирижера примут в любом коллективе. Подобное отношение нельзя изобразить или попытаться скопировать: музыканты очень хорошо чувствуют лицемерие и сразу это раскусят.

Я счастлив, мне действительно повезло в жизни: я работаю с таким дирижером, который не делит оркестр на начальников и подчиненных и с искренним уважением и интересом относится к каждому оркестранту. А поддержка, которую дает оркестр в свою очередь, — это действительно дорогого стоит. Такое чувство локтя — большая редкость как в музыкальном коллективе, так и в любом другом.

— В те приятные моменты, когда дирижируешь такие жемчужины классической музыки, как, например, Адажиетто из пятой симфонии Малера, или третью часть струнной серенады Чайковского, или третью часть из «Шехерезады» Римского-Корсакова, ты начинаешь ощущать этот невыразимо красивый звук. Он осязаем, ты чувствуешь, как мягкое и теплое звучание оркестра струится под пальцами, и физически ощущаешь его плотность. В такие моменты палочка автоматически отправляется на пульт.

— Третья часть Четвертой симфонии Малера.

— Сложность для начинающего дирижера, на мой взгляд, состоит в следующем. Обучение в учебном заведении — это домашние занятия с партитурой перед зеркалом и дирижирование в классе с двумя концертмейстерами. И вот, значит, ты так долго занимался, добился «идеального жеста» и наконец-то впервые в жизни с нетерпением вышел к оркестру! И… понимаешь, что пиццикато у струнных по твоему показу были сыграны не вместе, вступления духовых получаются вместе не всегда, а блестящие аччелерандо, которые были так убедительны в воображении дома перед зеркалом, — здесь вообще исполняются очень неохотно и стоят тебе больших усилий. То есть для более слаженных действий в большом коллективе дирижеру нужны какие-то иные средства.

Как сказал один великий дирижер, «дирижирование — это опыт». Обучение — это и бессонные ночи с партитурами перед зеркалом, и занятия в классе с профессором и концертмейстерами, и дирижирование струнным оркестром, и, наконец, работа с большим симфоническим оркестром. Сложность в том, что между этими ступенями пролегает целая пропасть — и начинающий дирижер должен быть готов туда шагнуть.

Через этот этап, конечно, проходят все. Главное — в нужный момент не поддаваться излишней рефлексии и шаг за шагом приближаться к высотам в этой очень непростой, но безумно интересной профессии.

— Есть очевидные качества, которыми должен обладать любой человек, ведущий за собой группу людей, — воля, харизма, дипломатия. В случае с дирижерской профессией сложно перечислить все.

Чтобы лучше понимать музыку, дирижер должен быть фанатиком своего дела, иметь широкий кругозор, знать иностранные языки. А еще обязательный компонент — удачливость. За последнее десятилетие конкуренция значительно выросла, о чем можно судить хотя бы по количеству заявок на дирижерские конкурсы. Очень важно попасть в нужное место в нужное время и проявить себя по максимуму.

— Я думаю, что нет особой разницы между управлением палочкой и без нее. Не принципиально, каким именно образом и с помощью чего ты воздействуешь на музыкантов. Важно, чтобы они тебя чувствовали, дышали вместе с тобой, тогда можно и вовсе не дирижировать. Должна возникнуть особая взаимосвязь, тот незримый контакт, который бывает у самых близких людей, когда не нужно ничего говорить, а все понятно.

— Нет в этой профессии деления на простые произведения и сложные. Однако многие дирижеры считают самым сложным произведением то, которое у них сейчас в работе. И я их понимаю. Заниматься симфониями венских классиков можно так же бесконечно долго, как и работами композиторов любого стиля, будь то Брукнер, Дебюсси или Штокхаузен.

Если же мы говорим о технической стороне вопроса, то здесь тоже не будет как такового деления: начало Пятой симфонии Бетховена ничуть не проще начала Шестой симфонии Чайковского или военного Реквиема Бриттена.

— В профессии любого музыканта, а дирижера в особенности, самая сложная задача — реализация своих амбиций и идей.

Сейчас такое время, когда крайне трудно идти по пути истинного художника. Из оркестров стараются выжать как можно больше концертов и спектаклей в сезоне, поэтому даже дирижерам первой величины редко дают больше трех-четырех репетиций на программу. Хотя оркестранты и могут быстро выучить нотный материал, для глубокого погружения в музыку этого недостаточно. И часто приходится задавать себе вопрос, который профессор Московской консерватории Геннадий Рождественский задает абитуриентам: «А зачем ты хочешь этим заниматься?»

— Музыкальный вкус, порядочность, воля, объективность, чувство юмора.

— Мне кажется, руки в целом более выразительный инструмент для контакта с оркестром.

— На этот вопрос не могу ответить однозначно. Каждое музыкальное произведение сложно по-своему. Исполнение любого сочинения — это совместный творческий поиск дирижера и музыкантов оркестра.

— Самое сложное — заслужить профессиональное доверие музыкантов, ведь в процессе исполнения дирижер и оркестр должны быть единым целым. Именно в этот момент совершается чудо — рождение музыки.

— Безусловно, нужно быть лидером и обладать харизмой, чтобы заинтересовать артистов оркестра. И конечно, нужно очень много знать — ведь очень важно завоевать уважение и профессиональное доверие музыкантов.

— В любом случае палочка является продолжением руки — они, можно сказать, одно целое. Однако дирижирование палочкой делает жесты более разнообразными и четкими, особенно в подвижных темпах.

— Все зависит от класса оркестра и дирижера. Думаю, что с Национальным филармоническим оркестром России самое сложное произведение превратится в интереснейшую подготовку к концерту. И результат будет блестящим.

— Мое кредо — это донести до публики наши с оркестром музыкальные идеи и эмоции, связанные с произведением. Слушатели в зале не должны остаться равнодушными. В этом случае происходит чудо по имени Музыка — когда без слов мы можем испытать самые глубокие чувства.

— Терпение, трудолюбие, твердость характера.

— Думаю, что наличие или отсутствие палочки у дирижера не принципиально для музыкантов оркестра. А вот если он дирижирует без головы — без понятия о том, что делает, — для музыкантов это довольно трудно. Так что я выбираю голову.

— Для меня самое сложное для дирижирования — это музыка Моцарта. И «Весна священная» Стравинского — технически непростое произведение.

— Наверное, самое сложное в профессии дирижера — это понимать, что невозможно исполнить произведение именно так, как задумал его композитор. И при этом стремиться к этому идеалу ценой всей своей жизни.

— Умением любить и безупречным чувством ритма.

— Прекрасно понимаю людей, которые предпочитают дирижировать без палочки. Однако для меня палочка является не только продолжением руки, но и «волшебным пером», которым я иллюстрирую произведения.

— Оно еще не написано.

— Быть самим собой.