Оперы-сказки русских композиторов

Опера Глинки «Руслан и Людмила» вызвала в русском обществе яростные споры. Одни называли ее неудачей композитора, другие — «роскошным цветком». На премьере в Петербурге императорская семья покинула театр, не дождавшись конца спектакля. После занавеса недовольное шиканье заглушило аплодисменты.

Глинка понимал, что его новой опере не хватает «драматического движения», но он был готов сражаться за саму музыку.

Пушкин говорил Глинке, что он хотел бы многое изменить в поэме «Руслан и Людмила». Композитор сокрушался, что ранняя смерть помешала поэту сделать это.

Сочинить оперу на пушкинский сюжет предложил Глинке драматург Александр Шаховской. Либретто создавалось целой командой авторов, имевших разный литературный опыт, разные представления об опере. Среди либреттистов — драматург Константин Бахтурин, чьи пьесы шли в Александринском театре, известный поэт и давний друг композитора Нестор Кукольник.

В опере Глинки мастерски соединены самые разные темы: это и воспевание любви, и прославление героизма витязя Руслана, и любование колоритными восточными образами. Конечно, сказка была бы невозможна без появления таинственных существ — забавных и страшных, без вмешательства волшебников в жизнь «обычных» героев.

Но самым главным в опере «Руслан и Людмила» становится, по убеждению известного критика Германа Лароша, «глубокое благоговение пред нашею поэтическою стариной».

Именно это чувство увлекло постепенно и композитора Римского-Корсакова, когда он работал над своей «Снегурочкой».

Эту оперу Николай Андреевич мог бы и не написать. Когда он впервые прочитал пьесу Островского «Снегурочка», она ему не понравилась: царство берендеев показалось композитору «странным».

Берендеи — добрый мифический народ, любящий своего царя Берендея и поклоняющийся солнечному божеству Яриле. Несмотря на свою «мифичность», в стихотворной сказке Островского берендеи очень похожи на обитателей обычной русской деревеньки. Хотя и фантастического в этой пьесе — предостаточно.

Перечитав «весеннюю сказку» спустя несколько лет, композитор, по его признанию, «точно прозрел»: «Не было для меня на свете лучшего сюжета, не было для меня лучших поэтических образов, чем Снегурочка, Лель или Весна, не было лучше царства берендеев с их чудным царем».

Над оперой он работал в живописном местечке — имении Стелёво, южнее Петербурга. Всё вокруг словно сошло со страниц «весенней» пьесы Островского.

Премьера оперы «Снегурочка» состоялась 29 января 1882 года в Петербурге. Критика, как водится, привередничала. Римского-Корсакова обвиняли в бедности фантазии: ведь он, утверждали некоторые, использовал в опере бездну народных тем. Композитор невозмутимо спрашивал, какие именно народные песни звучат в его опере. Но никто из авторитетных критиков ему не ответил. Публика реагировала по-своему: она вызывала Римского-Корсакова на поклоны, а по ходу спектакля требовала повторений особо понравившихся номеров.

Еще в 1873 году к постановке «весенней сказки» Островского несколько музыкальных номеров написал Чайковский. Это не единственный случай творческого пересечения двух русских композиторов. Важно, что Чайковский и Римский-Корсаков всегда относились друг к другу с уважением.

В историю оперы Чайковского словно вмешалась та самая метель, которая замела все дороги в повести-сказке Гоголя «Ночь перед Рождеством».

Весной 1875 года Чайковский пишет брату Анатолию: «Все мои помыслы обращены теперь на мое любезное детище, милого «Вакулу». Именно так, «Кузнец Вакула», называлась сначала рождественская опера композитора.

Эта партитура создавалась Чайковским, что называется, «по поводу». В мае 1973 года Императорским русским музыкальным обществом был объявлен конкурс на лучшую оперу по гоголевской «Ночи перед Рождеством» (либретто Якова Полонского). «Вакула» Чайковского стал победителем конкурса, и в качестве приза его автор получил возможность поставить оперу на сцене Мариинского театра.

Увы, премьеру, состоявшуюся 2 декабря 1876 года, композитор назвал «торжественным провалом». Чайковский был очень расстроен, но причины неудачи он находил в самой музыке. Он писал композитору и пианисту Сергею Танееву: «Стиль «Вакулы» совсем не оперный: нет ширины и размаха».

В феврале 1885 года Чайковский взялся за редакцию оперы. Перебрав разные варианты названия (включая «Царицыны башмачки»), он остановился на «Черевичках». Композитор сделал оркестровую ткань более прозрачной, добавил несколько новых музыкальных номеров.

На этот раз опера готовилась к постановке в Москве, в Большом театре. За дирижерский пульт встал сам Чайковский. Преодолевая страшное волнение, он мастерски проводит репетиции. На премьере 19 января 1887 года его ждали овации. Публика приветствовала Чайковского-композитора и Чайковского-дирижера.

Под очарование рождественской повести Гоголя попал и Римский-Корсаков. Однако он не хотел вступать в состязание с «Черевичками». После смерти Чайковского Римский-Корсаков все же решился создать свою версию «Ночи». Композитор и дирижер Николай Черепнин, сравнивая две эти оперы, говорил: «Все колдовские и таинственные места вышли у него [Римского-Корсакова] лучше, но лирическая часть у Чайковского теплее».

Из 15 опер композитора почти половину можно назвать сказками. В них всё по-пушкински: есть и намек, и урок. Но больше всего намеков и уроков в последней опере Римского-Корсакова — «Золотой петушок». По трагическому стечению обстоятельств композитору не довелось увидеть ее на сцене. Слишком уж затянулась борьба с цензурой. Возможно, именно это и сократило жизнь Николая Андреевича.

Премьера оперы (или, как уточнил композитор, «небылицы в лицах») состоялась в сентябре 1909 года, в театре Сергея Зимина в Москве. Чуть позже опального «Петушка» допустили и на императорскую сцену: в ноябре того же года оперу поставили в Большом театре.

В «Золотом петушке» всегда замечали в первую очередь политические намеки. А вот удивительные музыкальные и драматургические находки композитора до сих пор не всем постановщикам по зубам. Досталось от великого сказочника Римского-Корсакова и вокалистам. Только певица, готовая к выполнению рискованных вокальных трюков, достойна называться Шемаханской царицей. Партия Звездочета — и вовсе эксклюзив: она написана для тенора-альтино. Этот высокий мужской голос встречается крайне редко. Он способен восхитить публику необычным тембром и особым звучанием верхних нот. Яркий пример тенора-альтино из современной музыкальной истории — Александр Градский. Он, кстати, с блеском исполнял партию Звездочета.

Известно, что Римский-Корсаков настороженно относился к новшествам в музыкальном языке. Однако Сергей Прокофьев, один из самых отчаянных композиторов-новаторов ХХ века, обнаружил в «Золотом петушке» немало совершенно новых гармоний.

Оперный Звездочет, произнеся во введении к «Золотому петушку» свои пророческие слова, проваливается в люк. В опере Прокофьева «Любовь к трем апельсинам» по сказке Карло Гоцци театральный люк задействован очень активно: из него персонажи эффектно появляются и с шиком в нем исчезают.

В 1918 году молодой Сергей Прокофьев уезжает из России. Начинаются его американо-европейские странствия. Они совсем не были похожи на путешествия Принца — героя его оперы «Любовь к трем апельсинам». Тот, по воле ведьмы Фаты Морганы, скитался по свету в поисках апельсинов. В критических ситуациях ему на помощь приходил добрый маг Челий. Прокофьев путешествовал по своей воле: он искал творческой свободы и признания, но знакомого мага у него не было.

Первым значимым событием в зарубежных странствиях композитора становится как раз постановка оперы «Любовь к трем апельсинам» в Чикаго в 1921 году. Прокофьев писал о ней так: «Чикагцы и горды, и смущены, что они дают «модернистскую премьеру». Но гораздо большее впечатление на композитора произвело сценическое воплощение оперы в Ленинграде, в бывшей Мариинке (1926). Режиссер-постановщик спектакля Сергей Радлов, впечатленный, в свою очередь, талантом Прокофьева, назвал его музыку «почти физическим вкачиванием бодрости в человеческую кровь».

Рецепт прокофьевского витаминного коктейля очень прост: к знакомым сказочным персонажам (принцу, принцессе, волшебникам) добавляется эксцентрика, подхихикивание над традициями, гениальные музыкальные темы. Все это перемешивается и подается без приторного оперного сиропа.