Рабенокъ и дуракъ то было совокупно.
Сыскалъ дурачество другому не приступно,
И въ самой центръ невѣжества влетѣлъ.
Гораздо нѣкогда онъ кушать захотѣлъ:
Къ ядѣ почувствовавъ въ желудкѣ жаркой пламснь,
И въ ледникъ корму красть не знаю какъ зашелъ:
А въ ледникѣ тотчасъ обѣдъ себѣ нашелъ:
И льду взялъ тамъ кусокъ и камень;
Однако жаръ алчбы ни мало не утухъ;
Ледъ холоденъ, а камень сухъ:
Въ печи кусокъ холодной грѣетъ;
Кусокъ холодной прѣетъ:
И выпрѣлъ изъ нево въ горячей банѣ духъ.
А тѣло
Толико жъ пропотѣло,
Что только лишъ о немъ единъ остался слухъ.
Надъ пищей етой умъ у поваренка тьмится:
А поваренокъ мой стремится,
Сухой кусокъ поразмочить,
И умягчить.
Не то о камнѣ, что о льдинѣ;
Изъ перьваго куска мой поваръ выжалъ сокъ:
А сей ево кусокъ,
Ни мало не размокъ,
И здравствуешъ еще лежа въ водѣ и нынѣ.