ТриптихНикогда, никогда не печалилось сердце мое.
Никогда, никогда нездоровье меня не пугало.
Ни богатство, ни бедность не смущали мое житие,
увлекали меня Изумрудные залы Урала. Он сверкает во мне, бриллиантовый отблеск пещер,
ледяная вода обернулась голодною щукой,
над косматой моей головою невидимый зверь
поднимает в молитве когтистые руки. Змеи, клевер и мед вслед за мною ползли в города,
Легкомыслие птичье меня в города увлекало.
Но пещеры завода в огне, и они никогда
не заменят собой Изумрудные залы Урала. Есть астральная правда в лягушке, отвага живет в комаре.
В городах только страх, жалкий страх приживалок:
не летаю на Брокен, не ведьма на Лысой Горе…
Ухожу в монастырь, в Изумрудные залы Урала. Небо властвует ночью. Рабочий уснул Златоуст.
Дух его златокрылый отворяет сокрытые очи.
Вдохновенное имя касается ласковых уст:
Златоуст, Златоуст — мой любовный источник. Ровно в полночь пещера откроется в Голой Горе.
Будто искры туда пролетают свободные души.
Не проспи двадцать первую ночь в сентябре,
положи аметист перед сном под подушку. В сентябре, в сентябре всех влюбленных скликает Гора.
Тайных духов Земли поднимает планета Венера.
И Учитель Любви — Златоуст — говорит до утра
о любовных, сакральных и даже телесных пещерах. Мы бывали, бывали в пещере на Голой Горе.
Ах, как весело там заплетаются искры!
И стыдливое слово является все в серебре,
и бесстыдно ликуют дневные, нескромные мысли. Все-все-все, кто не смел целый год о любви говорить:
сталевары, шахтеры, и даже, — О, Боже! — парторги,
превращаются в искры, и вот начинают искрить,
наливаться любовью с каким-то прощальным восторгом. Что ж, ведь скоро зима! Тяжело без любви зимовать.
Ты пометь календарь, и в осеннюю пору
позвони и скажи:
— Ночь! Пора вылетать!
Златоусты, летимте
на Голую Гору,
на Голую Гору! Люди любят поэтов, пророчества горький бальзам.
Людям дорог политик, — лукавого мира создатель,
Но дороже всего нашим бренным, усталым сердцам
Врачеватель! Да-да, нашей боли глухой — Врачеватель. Боль. Мы с детства, невинного детства боимся ее.
Нас бичуют изломы, простуды, ожоги.
Кто дитя исцелит? Где тибетское взять мумие?
Ах, не смерть нам страшна, нам страшны болевые пороги. И опять я зову вас в природные календари.
Вспомни речь мудрецов, что давно отзвучала:
за целительной силой — к вершинам глубокой горы,
в Изумрудные залы Урала. Златоуст открывал мне пещеры любви,
врачевания силу поведала Сатка.
Надо духом парить, надо верить в полеты свои.
Только в майскую ночь отворяет пещеры Зюраткуль. Здесь мы с детства узнали всесилие тихой травы:
заклинанье цветка, волхование шмеля,
нас крапива учила здоровью, шиповник — любви,
нас купали купели сентября и апреля. Это с детства я знаю: властительный облик камней.
Самоцвет наделен силой древнего света.
Допотопная тяга его бесконечных лучей
подключает нас к вечности или к маршруту планеты… Только в Сатке целебен поток родниковой воды.
Он ликует младенцем в хрустальных и яшмовых чашах.
Коль вода рассмеется — тебя защитят от беды,
потому что в ней Солнце — живое могущество наше. Есть астральная сила деревьев и сила зверей.
Надо жить этой силой уже с колыбели.
Города, города, вы лишили нас тайных дверей
в Изумрудные залы сентябрей и апрелей… Но все же я — ведьма. Зачем эту правду скрывать?
Ты в апрельскую ночь позвони мне украдкой:
— Любимая! Ночь. Нам пора вылетать
в родниковую Сатку, заповедный Зюраткуль. Вверх летит к полнолунию лебедь Луна.
Вниз, в пещеры Земли, — голоса водопадов.
И душа молодая, как воздух и воды, вольна
Быть летучей сильфидой, плакучей дриадой,
плавучей наядой.