Аудитория
     сыплет
         вопросы колючие,
старается озадачить
          в записочном рвении.
— Товарищ Маяковский,
            прочтите
                 лучшее
ваше
   стихотворение. —
Какому
    стиху
       отдать честь?
Думаю,
    упершись в стол.
Может быть,
       это им прочесть,
а может,
     прочесть то?
Пока
   перетряхиваю
          стихотворную старь
и нем
   ждет
      зал,
газеты
    «Северный рабочий»
              секретарь
тихо
   мне
      сказал…
И гаркнул я,
      сбившись
           с поэтического тона,
громче
    иерихонских хайл:
— Товарищи!
      Рабочими
           и войсками Кантона
взят
   Шанхай! —
Как будто
     жесть
        в ладонях мнут,
оваций сила
      росла и росла.
Пять,
   десять,
       пятнадцать минут
рукоплескал Ярославль.
Казалось,
     буря
        вёрсты крыла,
в ответ
    на все
        чемберленьи ноты
катилась в Китай, —
         и стальные рыла
отворачивали
       от Шанхая
            дредноуты.
Не приравняю
       всю
         поэтическую слякоть,
любую
    из лучших поэтических слав,
не приравняю
       к простому
             газетному факту,
если
   так
     ему
рукоплещет Ярославль.
О, есть ли
     привязанность
             большей силищи,
чем солидарность,
         прессующая
               рабочий улей?!
Рукоплещи, ярославец,
           маслобой и текстильщик,
незнаемым
      и родным
           китайским кули!