Издай, Кулидж,
радостный клич!
На хорошее
      и мне не жалко слов.
От похвал
     красней,
          как флага нашего мате́рийка,
хоть вы
    и разъюнайтед стетс
               оф
Америка.
Как в церковь
       идет
          помешавшийся верующий,
как в скит
     удаляется,
          строг и прост, —
так я
   в вечерней
        сереющей мерещи
вхожу,
   смиренный, на Бру́клинский мост.
Как в город
      в сломанный
             прет победитель
на пушках — жерлом
           жирафу под рост —
так, пьяный славой,
          так жить в аппетите,
влезаю,
    гордый,
        на Бруклинский мост.
Как глупый художник
           в мадонну музея
вонзает глаз свой,
         влюблен и остр,
так я,
   с поднебесья,
          в звезды усеян,
смотрю
    на Нью-Йорк
          сквозь Бруклинский мост
Нью-Йорк
     до вечера тяжек
             и душен,
забыл,
   что тяжко ему
          и высо́ко,
и только одни
       домовьи души
встают
    в прозрачном свечении о̀кон.
Здесь
   еле зудит
        элевейтеров зуд.
И только
     по этому
          тихому зуду
поймешь —
      поезда
          с дребезжаньем ползут,
как будто
     в буфет убирают посуду.
Когда ж,
    казалось, с под речки на̀чатой
развозит
     с фабрики
          сахар лавочник, —
то
 под мостом проходящие мачты
размером
     не больше размеров булавочных.
Я горд
   вот этой
       стальною милей,
живьем в ней
       мои видения встали —
борьба
    за конструкции
            вместо стилей,
расчет суровый
        гаек
          и стали.
Если
   придет
       окончание света —
планету
    хаос
       разделает влоск,
и только
    один останется
           этот
над пылью гибели вздыбленный мост,
то,
  как из косточек,
          тоньше иголок,
тучнеют
    в музеях стоящие
             ящеры,
так
  с этим мостом
         столетий геолог
сумел
   воссоздать бы
          дни настоящие.
Он скажет:
     — Вот эта
          стальная лапа
соединяла
     моря и прерии,
отсюда
    Европа
        рвалась на Запад,
пустив
    по ветру
        индейские перья.
Напомнит
     машину
         ребро вот это —
сообразите,
      хватит рук ли,
чтоб, став
     стальной ногой
             на Мангетен,
к себе
   за губу
      притягивать Бруклин?
По проводам
       электрической пряди —
я знаю —
     эпоха
        после пара —
здесь
   люди
      уже
        орали по радио,
здесь
   люди
      уже
        взлетали по аэро.
Здесь
   жизнь
      была
         одним — беззаботная,
другим —
     голодный
          протяжный вой.
Отсюда
    безработные
в Гудзон
    кидались
         вниз головой.
И дальше
     картина моя
           без загвоздки
по струнам-канатам,
          аж звездам к ногам.
Я вижу —
    здесь
       стоял Маяковский,
стоял
   и стихи слагал по слогам. —
Смотрю,
     как в поезд глядит эскимос,
впиваюсь,
     как в ухо впивается клещ.
Бруклинский мост —
да…
  Это вещь!