Раньше
    уважали
        исключительно гениев.
Уму
  от массы
       какой барыш?
Скажем,
    такой
       Иван Тургенев
приезжает
     в этакий Париж.
Изящная жизнь,
        обеды,
           танцы…
Среди
   великосветских нег
писатель,
    подогреваемый
           «пафосом дистанции»,
обдумывает
      прошлогодний снег.
На собранные
       крепостные гроши
исписав
    карандашей
          не один аршин,
принимая
     разные позы,
писатель смакует —
          «Как хороши,
как свежи были розы».

А теперь
    так
делаются
     литературные вещи.
Писатель
     берет факт,
живой
   и трепещущий.
Не затем,
     чтоб себя
          узнавал в анониме,
пишет,
   героями потрясав.
Если герой —
      даешь имя!
Если гнус —
      пиши адреса!
Не для развлечения,
         не для краснобайства —
за коммунизм
       против белой шатии.
Одно обдумывает
         мозг лобастого —
чтобы вернее,
       короче,
           сжатее.
Строка —
    патрон.
        Статья —
            обойма.
Из газет —
     не из романов толстых —
пальбой подымаем
         спящих спокойно,
бьем врагов,
      сгоняя самодовольство.
Другое —
    роман.
       Словесный курорт.
Покоем
    несет
       от страниц зачитанных.
А
 газетчик —
      старья прокурор,
строкой
    и жизнью
         стройки защитник.
И мне,
   газетчику,
        надо одно,
так чтоб
    резала
        пресса,
чтобы в меня,
       чтобы в окно
целил
   враг
     из обреза.
А кто
   и сейчас
       от земли и прозы
в облака
    подымается,
          рея —
пускай
   растит
      бумажные розы
в журнальных
       оранжереях.
В газеты!
    Не потому, что книга плоха,
мне любо
     с газетой бодрствовать!
А чистое искусство —
          в М.К.Х.,
в отдел
    садоводства.