Москва
    меня
       обступает, сипя,
до шепота
     голос понижен:
«Скажите,
    правда ль,
         что вы
            для себя
авто
  купили в Париже?
Товарищ,
    смотрите,
        чтоб не было бед,
чтоб пресса
      на вас не нацыкала.
Купили бы дрожки…
         велосипед…
Ну
  не более же ж мотоцикла!»
С меня
   эти сплетни,
         как с гуся вода;
надел
   хладнокровия панцырь.
— Купил — говорите?
          Конешно,
              да.
Купил,
   и бросьте трепаться.
Довольно я шлепал,
          дохл
            да тих,
на разных
     кобылах-выдрах.
Теперь
   забензинено
        шесть лошадих
в моих
   четырех цилиндрах.
Разят
  желтизною
       из медных глазниц
глаза —
    не глаза,
         а жуть!
И целая
    улица
       падает ниц,
когда
   кобылицы ржут.
Я рифм
    накосил
        чуть-чуть не стог,
аж в пору
     бухгалтеру сбиться.
Две тыщи шестьсот
         бессоннейших строк
в руле,
   в рессорах
        и в спицах.
И мчишься,
     и пишешь,
         и лучше, чем в кресле.
Напрасно
     завистники злятся.
Но если
    объявят опасность
             и если
бой
  и мобилизация —
я, взяв под уздцы,
         кобылиц подам
товарищу комиссару,
чтоб мчаться
      навстречу
           жданным годам
в последнюю
       грозную свару.
Не избежать мне
        сплетни дрянной.
Ну что ж,
    простите, пожалуйста,
что я
   из Парижа
        привез «Рено»,
а не духи
     и не галстук.