Революция окончилась.
            Житье чини́.
Ручейковою
      журчи водицей.
И пошел
     советский мещанин
успокаиваться
        и обзаводиться.
Белые
    обои
       ка́ри —
в крапе мух
      и в пленке пыли,
а на копоти
      и гари
Гаррей
    Пилей
        прикрепили.
Спелой
    дыней
        лампа свисла,
светом
    ласковым
          упав.
Пахнет липким,
        пахнет кислым
от пеленок
      и супов.
Тесно править
        варку,
           стирку,
третее
    дитё родив.
Вот
  ужо
    сулил квартирку
в центре
     кооператив.
С папой
    «Ниву»
        смотрят детки,
в «Красной ниве» —
          нету терний.
«Это, дети, —
       Клара Цеткин,
тетя эта
     в Коминтерне».
Впились глазки,
        снимки выев,
смотрят —
      с час
         журналом вея.
Спрашивает
       папу
          Фия:
«Клара Цеткин —
         это фея?»
Братец Павлик
        фыркнул:
«Фи, как
     немарксична эта Фийка!
Политрук
     сказал же ей —
аннулировали фей».
Самовар
     кипит со свистом,
граммофон
      визжит романс,
два
  знакомых коммуниста
подошли
     на преферанс.
«Пизырь коки…
        черви…
            масти…»
Ритуал
    свершен сполна…
Смотрят
     с полочки
           на счастье
три
  фарфоровых слона.
Обеспечен
      сном
         и кормом,
вьет
   очаг
      семейный дым…
И доволен
      сам
         домкомом,
и домком
     доволен им.
Революция не кончилась.
             Домашнее мычанье
покрывает
      приближающейся битвы гул…
В трубы
    в самоварные
           господа мещане
встречу
    выдувают
         прущему врагу.