Черт вас возьми,
        черносотенная слизь,
вы
  схоронились
        от пуль,
            от зимы
и расхамились —
        только спаслись.
Черт вас возьми,
тех,
  кто —
за коммунизм
       на бумаге
            ляжет костьми,
а дома
   добреет
       довоенным скотом.
Черт вас возьми,
тех,
  которые —
коммунисты
      лишь
         до трех с восьми,
а потом
    коммунизм
          запирают с конторою.
Черт вас возьми,
вас,
  тех,
кто, видя
     безобразие
           обоими глазми,
пишет
   о прелестях
         лирических утех.
Если стих
     не поспевает
           за былью плестись —
сырыми
    фразами
        бей, публицист!
Сегодня
    шкафом
        на сердце лежит
тяжелое слово —
        «жид».
Это слово
     над селами
           вороном машет.
По трактирам
       забилось
            водке в графин.
Это слово —
     пароль
         для попов,
              для монашек
  из недодавленных графинь.
Это слово
     шипело
         над вузовцем Райхелем
царских
    дней
       подымая пыльцу,
когда
   «христиане»-вузовцы
             ахали
грязной галошей
        «жида»
            по лицу.
Это слово
     слесарню
          набило до ве́рха
в день,
    когда деловито и чинно
чуть не на́смерть
         «жиденка» Бейраха
загоняла
     пьяная мастеровщина.
Поэт
  в пивной
      кого-то «жидом»
честит
   под бутылочный звон
за то, что
    ругала
       бездарный том —
фамилия
    с окончанием
           «зон».
Это слово
     слюнявит
          коммунист недочищенный
губами,
   будто скользкие
           миски,
разгоняя
    тучи
      начальственной
              тощищи
последним
     еврейским
          анекдотом подхалимским.
И начнет
    громить
        христианская паства,
только
   лозунг
      подходящий выставь:
жидов победнее,
        да каждого очкастого,
а потом
    подряд
        всех «сицилистов».
Шепоток в очередях:
          «топчись и жди,
расстрелян
      русский витязь-то…
везде…
   жиды…
      одни жиды…
спекулянты,
      советчики,
           правительство».
Выдернем
     за шиворот —
одного,
    паршивого.
Рапортуй
    громогласно,
          где он,
             «валютчик»?!
Как бы ни были
       они
         ловки́ —
за плотную
     ограду
        штыков колючих,
без различия
      наций
         посланы в Соловки.
Еврея не видел?
        В Крым!
            К нему!
Камни обшарпай ногами!
Трудом упорным
        еврей
           в Крыму
возделывает
      почву — камень.
Ты знаешь,
     язык
       у тебя
          чей?
Кто
  мысли твоей
        причина?
Встает
   из-за твоих речей
фабрикантова личина.
Буржуй
   бежал,
      подгибая рессоры,
сел
  на английской мели́;
в его интересах
       расперессорить
народы
    Советской земли.
Это классов борьба,
         но злее
             и тоньше, —
говоря короче,
сколько
    побито
       бедняков «Соломонишек»,
и ни один
     Соломон Ротшильд.
На этих Ротшильдов,
          от жира освиневших,
на богатых,
     без различия наций,
всех трудящихся,
        работавших
              и не евших,
и русских
     и евреев —
          зовем подняться.
Помните вы,
      хулиган и погромщик,
помните,
    бежавшие в парижские кабаре, —
вас,
  если надо,
       покроет погромше
стальной оратор,
        дремлющий в кобуре.
А кто,
   по дубовой своей темноте
не видя
    ни зги впереди,
«жидом»
    и сегодня бранится,
             на тех
прикрикнем
      и предупредим.
Мы обращаемся
        снова и снова
к беспартийным,
        комсомольцам,
               Россиям,
                   Америкам,
ко всему
    человеческому собранию:
— Выплюньте
       это
         омерзительное слово,
выкиньте
     с матерщиной и бранью!