Стой, товарищ!
       Ко всем к вам
доходит
    «Рабочая Москва».
Знает
   каждый,
       читающий газету:
нет чугуна,
     железа нету!
Суются тресты,
суются главки
в каждое место,
во все лавки.
А на Генеральной,
         у Проводниковского дома —
тысяча пудов
      разного лома.
Надорветесь враз-то —
пуды повзвесьте!
Тысяч полтораста,
а то
  и двести.
Зѐмли
   слухами полны́:
Гамбург —
      фабрика луны.
Из нашего количества
          железа и чугуна
в Гамбурге
     вышла б
         вторая луна.
Были б
      тысячи в кармане,
лом
  не шлепал по ногам бы.
Да, это
   не Германия!
Москва,
    а не Гамбург!
Лом
  у нас
     лежит, как бросят, —
благо,
   хлеба
      лом не просит.
Если б
   я
    начальством был,
думаю,
    что поделом
я бы
   кой-какие лбы
бросил бы
     в чугунный лом.
Теперь
    перейду
        к научной теме я.
Эта тема —
      Сельхозакадемия,
не просто,
     а имени
Тимирязева.
Ясно —
    сверху
       снег да ливни,
ясно —
    снизу грязь вам…
А в грязи
     на аршин —
масса
   разных машин.
Общий плач:
      полежим,
РКИ подождем.
Разве ж
    в этом режим,
чтоб ржаветь под дождем?
Для машины
      дай навес —
мы
     не яблоки моченые…
Что
  у вас
     в голове-с,
господа ученые?
Что дурню позволено —
           от этого
                 срам
ученым малым
       и профессорам.
Ну и публика!
      Пожалела рублика…
Что навес?
     Дешевле лука.
Сократили б техноруков,
посократили б должности —
и стройся
     без задолженности!
Возвели б сарай —
не сарай,
    а рай.
Ясно —
    каждый
        скажет так:
—Ну, и ну!
      Дурак-то!
Сэкономивши пятак,
проэкономил трактор.