Дыра дырой,
                   ни хорошая, ни дрянная —
немецкий курорт,
                        живу в Нордернее.
Небо
       то луч,
                 то чайку роняет.
Море
        блестящей, чем ручка дверная.
Полон рот
красот природ:
то волны
             приливом
                            полберега выроют,
то краб,
то дельфинье выплеснет тельце,
то примусом волны фосфоресцируют,
то в море
              закат
                      киселем раскиселится.
Тоска!..
Хоть бы,
            что ли,
                      громовий раскат.
Я жду не дождусь
                        и не в силах дождаться,
но верую в ярую,
                        верую в скорую.
И чудится:
              из-за островочка
                                      кронштадтцы
уже выплывают
                       и целят «Авророю».
Но море в терпеньи,
                            и буре не вывести.
Волну
        и не гладят ветровы пальчики.
По пляжу
            впластались в песок
                                        и в ленивости
купальщицы млеют,
                            млеют купальщики.
И видится:
               буря вздымается с дюны.
«Купальщики,
                    жиром набитые бочки,
спасайтесь!
                Покроет,
                            измелет
                                        и сдунет.
Песчинки — пули,
                         песок — пулеметчики».
Но пляж
            буржуйкам
                            ласкает подошвы.
Но ветер,
             песок
                      в ладу с грудастыми.
С улыбкой:
               — как всё в Германии дешево! —
валютчики
                греют катары и астмы.
Но это ж,
             наверно,
                          красные роты.
Шаганья знакомая разноголосица.
Сейчас на табльдотчиков,
                                    сейчас на табльдоты
накинутся,
               врежутся,
                            ринутся,
                                        бросятся.
Но обер
           на барыню
                           косится рабьи:
фашистский
                 на барыньке
                                   знак муссолинится.
Сося
       и вгрызаясь в щупальцы крабьи,
глядят,
          как в море
                          закатище вклинится.
Чье сердце
                октябрьскими бурями вымыто,
тому ни закат,
                     ни моря рёволицые,
тому ничего,
                  ни красот,
                                 ни климатов,
не надо —
               кроме тебя,
                                Революция!