Скотоводческие заговоры баргузинских бурят
У баргузинцев хорошо сохранились и явно преобладают заговоры овцы гүүтэ. Это связано, по-видимому, с тем, что самки овцы чаще других домашних животных отказываются от детеныша или гибнут во время весеннего окота. Считается, что баргузинские буряты, только в XVIII веке переселившиеся с верховьев Лены и долины верховий Куды и Мурина на восточное побережье Байкала, заимствовали скотоводческие заговоры от хори-бурят вместе с овцеводством. Баргузинское название этого вида заговоров, производное от использующегося только для овцы внеязыкового слова-символа, является метатезой (перестановкой слогов) от восточно-бурятского тээгэ [6, Т. 3, с. 273].
Знатоки традиции описывают обряд приучения ягненка к овце следующим образом. Ловили овцу, которая отказывалась кормить новорожденного, держали ее правой рукой за шею или гриву, ягненка обхватывали левой рукой под живот и подносили к морде матери, чтоб та его понюхала. Детеныша желательно было намазать материнской слизью или молоком. Потом удерживали овцу за заднюю ногу и подкладывали ей под вымя ягненка, давали ему в рот сосок и пели гүүтэ. Так приваживали овцу не только к своему, но и к чужому ягненку, мать которого погибла. Близкое описание этого обряда можно найти в работах бурятского исследователя, знатока традиционной культуры Дашинимы Санжиевича Дугарова [3–5] (Фото 11).
Гораздо более редкими являются заговоры коровы оогылха, названные так по звукосимволическому слову ог, использующемуся только для этого вида домашних животных. Как и хори-буряты, баргузинцы исполняют оогылха не только в случае отказа от теленка, но и чтобы успокоить корову во время доения. Обряд приваживания теленка к корове проводился как выше описанным, так и другим способом: корову привязывали за рога, чтобы не бодала теленка, связывали задние ноги и надували через специальный мундштук, чтоб она снова пережила процесс рождения детеныша и почувствовала сопровождающие его муки.
Продолжительность исполнения заговоров (соответственно, и их протяженность) зависит от того, как скоро мать признает малыша — быстро либо через день-два. Животное нужно было непременно растрогать пением. Д.С. Дугаров пишет, что уже после первых строк заговора, исполненного искусной певицей, в глазах овцы появлялись слезы, она «заметно настораживалась, блея, обнюхивала ягненка и подпускала его к вымени» [4, с. 55].
В прошлом существовали и другие звуковые средства воздействия на самок домашних животных. Например, заговор мог быть заменен наигрышем на струнной смычковой пиколютне хуур, который исполнялся специально приглашенным мастером. Для пробуждения в самке родительских чувств, к детенышу могли подвести собаку, чтобы она испугалась за новорожденного и бросилась на его защиту.
По своим стилистическим характеристикам скотоводческие заговоры баргузинских бурят обнаруживают параллели с аналогичным жанром у хори-бурят, теленгитов, алтайцев, алтайских казахов, сут-хольских и эрзинских тувинцев, калмыков и монголов. Основным средством магического воздействия заговора являются пропеваемые слова-символы, которые обязательно присутствуют в вербальном тексте и даже могут его полностью исчерпывать.
Строки, состоящие только из звукосимволических слов, могут быть разной длины (от 2 до 11 слов-символов и от 2 до 22 слогов). Встречаются также строки со смыслонесущими словосочетаниями (типа «ягненка возьми»; Видео 03), начинающиеся или оканчивающиеся звукосимволическими словами. Есть также похожие на песенные поэтические строки, состоящие из трех слов. Их слоговой состав варьируется в широких пределах (от 6 до 14 слогов). Такие строки количественно преобладают в заговорах баргузинских бурят, зачастую они объединяются начальной аллитерацией, образуя двустишия, и могут выравниваться по длине. К строкам такого типа иногда присоединяются два звукосимволических слова.
Поэтические строки заговоров содержат уговоры самки принять детеныша. Кроме того, в них, по словам Д.С. Дугарова, «создается поэтический образ прихода весны: таяние снегов, вскрытие речек и ручейков, прилет птиц, появление свежей зелени и подснежников» [4, с. 55]. Тексты могут быть весьма развернутыми:
Гүүтэ, гүүтэ, гүүтэ.
Хабарай хүйты hальхиндээ
Хамар доро юуш юунин хүдэлхиим?
Хүбүүлэ хүйтэн сагаан дуу
Yргэн доро юунин хүдүүлхиим?
Мянган сагаан хонин лэ
Миралзажа ерэхэ!
Мянган сагаан хонин лэ
Хурьгаа дахуулаад ерэхэ!
Гүүтэ, гүүтэ, гүүтэ гээ.
Гүүтэ, шинии хурьган даа.
Хоёр улаан хүхышни
Нохой гахай хүхүүлхэ.
Ураш гараан хурьгай
Ондоо хониин хүхүүлхэ!
Гүүтэ, гүүтэ, гүүтэ гээ,
Гүүтэ, шинии хурьган даа!
Хүхы ногоон ургахыы,
Хүхын шинии дэлбэрхэ.
Дэлхэйн шэмэг дэлгэрхэ,
Дэлээн шинии дэлбэрхэ.
Хоёр улаан хүхышни
Нохой гахай хүхүүлхэ.
Гүүтэ, гүүтэ, гүүтэ лэ,
Гүүтэ, шинии хурьган даа.
Гутэ, гутэ, гутэ.
В весенний холодный ветер
Под носом у тебя кто будет шевелиться?
Детеныша беззащитного слабый голос
Под подбородком твоим что будет тревожить?
Тысяча белых овец,
Колыхаясь, придут!
Тысяча белых овец
Ягнят за собой приведут!
Гутэ, гутэ, гутэ.
Гутэ, твой ягненок.
Два красных соска твоих
Собаке, свинье дадут сосать.
Твоему родному ягненку
Другая овца даст сосать!
Гутэ, гутэ, гутэ,
Гутэ, твой ягненок.
Зеленая трава вырастет,
Соски твои набухнут.
Красота степи раскроется,
Вымя твое набухнет.
Два красных соска твоих
Собаке, свинье дадут сосать.
Гутэ, гутэ, гутэ,
Гутэ, твой ягненок (Аудио 07).
Вместе с тем, количество вербальных и мелодических строк в заговорах произвольно, устойчивых строковых единств не возникает.
Строки в заговорах разделяются при помощи пауз или интонационного подобия. Они могут быть пропеты, произнесены тонированной речью (Аудио 03) либо исполнены сигнальным интонированием (Видео 03). Сигнальный тип интонирования может быть характерен для всего заговора (Аудио 05).
Отметим, что строки, целиком состоящие из звукосимволических слов, считаются наиболее архаичными. В них ярче всего обнаруживается специфика заговорного жанра. Именно они отличаются наибольшей мелодико-ритмической устойчивостью как в пределах одного образца, так и в заговорах, записанных от разных информантов: звукосимволическое слово гүүтэ в них связано с повторяющимся ямбическим ритмом (Аудио 02, 06, 07, 09, Видео 01).
В то же время, поющиеся скотоводческие заговоры у баргузинских бурят, в отличие от хоринцев, испытали на себе сильное влияние песенной традиции, которое наиболее ярко проявляется в области мелодики: наряду со специальными заговорными напевами (Аудио 02, 06) даже признанные знатоки бурятского фольклора могут использовать для заговора мелодии бурятских народных песен (Аудио 07, 09). Показательно, что заговор овцы (аудио 07) и свадебная песня-наказ невесте (аудио 08) исполнены на один напев. В некоторых случаях заговоры исполняются даже на мелодии песен советского времени (Видео 02).
Вследствие этого ладовой основой заговорных напевов являются не только трех-пятиступенные лады в объеме терции–квинты с широкими (до терции) зонами для каждой ступени, но и диатоника; в мелодике нередки скачки. Влияние песенной традиции прослеживается и в тембровом облике заговоров. В частности, в баргузинских заговорах, в отличие от хори-бурятских, появляется вибрация на долгих звуках в пропеваемых звукосимволических словах, а звукосимволические строки насыщаются мелодическими и тембровыми украшениями (Аудио 10).
Экспедиционное изучение традиции бурятских скотоводческих заговоров свидетельствует о ее постепенном «размывании». Заговоры начинают исполняться на песенные мелодии, заговоры коровы оогылха заменяются вокализованными сигналами (Аудио 01, 04), о заговорах козы и кобылы сохранились только воспоминания. Вероятно, это связано не только с разрушением традиционного жизненного уклада бурятской общины, но также с уменьшением хозяйственной значимости животноводства и прежде всего овцеводства у баргузинских бурят.
