Пчеловодческие обряды и бортничьи песни южных удмуртов

Бортничество, пчеловодство — неотъемлемая часть жизни удмуртов. Первоначально удмурты собирали мед и воск диких пчел, живущих в дуплах деревьев. Постепенно пчел стали содержать в колодах-бортях (подэм), сосредоточенных на одном расчищенном месте среди леса (пасека, муш бакча). Только в XX веке у удмуртов на пасеках появляются рамочные ульи (уморто). В народной традиции существуют устойчивые представления о том, что пчелы — это души безгрешных людей, о чем свидетельствует, в частности, обращение к ним — сьöлыктэм лульёс (безгрешные души), которое часто встречается в песенных текстах. Интересен в этом смысле рассказ охотника, записанный Г.Е. Верещагиным. Охотник повествует о товарище, спящем возле костра: «Вдруг изо рта его вылетела пчела, и спящий стал бездыханен. Мы перестали разговаривать, думая, что спящий умер, будить его не смеем. Все смотрим, что будет дальше. Через несколько времени пчела вернулась и залезла бездыханному в рот, и с этим он стал шевелиться и проснулся».

Существует поверье, что пчелы имеют своего князя, что есть особые, небесные пчелы (Ин муш). Об этом также пишет Г. Верещагин: «Ин муш — небесные пчелы. Есть пчелы на земле, есть в земле, есть и на небе. Небесные пчелы играют после выхода роев обыкновенных пчел. Тогда они спускаются к земле близко и шумят над головой подобно тому, как шумит от ветра лес. Сила Ин муш очень велика, именно в три копны, т. е. масса пчел составляет три копны величиной» [См. Библиографию №1, С. 128].

Пчелы не любят неприятных, резких запахов — пота, табака, алкоголя. Они «требуют» от пасечника (мушкась) душевной чистоты и гармонии. По мнению пчеловодов, у злобных, завистливых, вороватых людей пчелы плохо водятся.

В удмуртском фольклоре существовали особые «пчелиные» песни, называемые обычно муш утён гур (букв. «напев сохранения пчел» или борничья песня) или просто муш гур (пчелиная песня). Они сохранились в наши дни далеко не везде. Территория их распространения охватывает южные районы Удмуртии: Кизнерский, Алнашский, Можгинский, Малопургинский, Киясовский.

Характерной особенностью «пчелиных» песен является использование звукоподражаний, среди которых ведущее место принадлежит имитации гудения насекомых: жингыр-жингыр, зинь-зинь и др. Опытные пчеловоды, много лет наблюдавшие повадки пчел, отмечают, что они гудят по-разному в различных ситуациях: при спокойной работе — быз-быз, жин-жин,  потревоженные — зинь-зинь, а усталые насекомые, набравшие на лапки пергу — гыдыры. Изображается и трепетание их крылышек — пыр-р-пыр-р.

Чуткое ухо пчеловода различает не только оттенки общего пчелиного гудения, но и голоса пчелиных маток: молодая матка имеет тонкий и неуверенный голосок — кик-кик, а старая — более низкий и ворчливый — кок-кок. Особенно внимательно хозяева прислушиваются к голосам пчел во время их роения. Чтобы лучше расслышать, пользуются дудками растения чипчирган, приставляя их как слуховые трубки к стенкам улья. Звуки пчел во время роения передаются словосочетанием жингыр-жингыр. Имитируются и звуки, сопровождающие действия пасечника: дун-дун — долбит он дупло для нового улья.

По своей функции «пчелиные» песни разделяются на два вида:

1) песни, которые поют на пчеловодческих праздниках;

2) песни — заклинания, обращенные к пчелам в период их активного роения.

Изначально пчелиные праздники были связаны с трудовым процессом: выносом ульев весной и их подготовкой к зимовке осенью. В эти дни хозяева собирали у себя родню, соседей и обильно угощали их. Обязательным блюдом была курица. Во время застолья в отдельную тарелку собирали понемногу от всех кушаний, а также отливали вино и квас. После трапезы содержимое тарелки выливалось на улицу где-нибудь возле дома. Это — жертва умершим предкам. Во время таких праздников было принято щедро угощать медом родственников и односельчан. При этом приговаривают: Мед сиёзы, мынам мушъёс талэсь бадзымгес ваёзы (Пусть едят, мне пчелы больше того принесут).

С принятием христианства праздник окончания медосбора стали приурочивать к Третьему, Медовому Спасу. В деревне Курегово Малопургинского района этот праздник называют муш сюан (пчелиная свадьба). Вот как рассказывает о празднике житель этой деревни, Волков Николай Иванович, 1960 г. р.: «Прежде многие деревенские пчел держали, но всё же не у всех у них умение к пчелам было. Поэтому они своих пчел у одного умелого пасечника  (быгатись мушкась) держали. В праздник Последнего Спаса, который проходит в августе, пасечник приглашает хозяев пчел. Здесь они качают мед, потом собираются кругом своих родственников (бöляк). После выкачивания меда хозяева каждого бöляка идут на поляну. Пасечник приносит жертву (йыр-пыд сёто): петуха, курицу или утку, потом читает слова молитвы (вöськылъёс):

Выли Быдзым Инмаре, сёт шуныт зордэ. Чебер сяськадэ.

Сьöлыктэм животэдлы сёт бадзым кужымдэ.

Сётэм визьдылы, сизеем шуддылы, тау тиледлы, пересъёс!

Уть, Инмаре, урод инкуазьлэсь. Урод урод дышмонлэсь!

[Всевышний Великий Боже, пошли теплых дождей, красивых цветов.

Безгрешным существам дай большую силу.

За данное (вами) умение, за завещанное счастье спасибо вам, старики!

Храни, Господи, от непогоды, от злого врага]».

Обрядовые пчеловодческие практики приурочены и к Троице. В этот день на пасеке со всей деревни собираются пчеловоды, и каждый хозяин несет курицу. Мужики режут кур, при этом обязательно часть крови в качестве жертвы льют на землю. Женщины ощипывают кур и варят в большом котле над костром. Бульон заправляют крупой, овощами. Когда кушанье готово, молятся и начинают есть. Сидя за столом, поют обрядовую песню. После обеда совершается следующее ритуальное действие: вокруг всей пасеки лопатой проводят черту, чтобы предохранить ее от набегов медведей, воров, читая при этом заговор.

Бортничьи песни, звучащие во время праздничного застолья, исполняются на напевы вось гур (песня моленья) или акашка гур (песня праздника плуга). Эти напевы, ареал которых охватывает территорию проживания одной родовой группы, исполняются во время гостевания с ближайшими родственниками по мужской линии (бöляк), выступая при этом в качестве знака рода.

Напев сочетается с целой группой однострофных, иногда двухстрофных поэтических текстов. При каждом новом исполнении песни строфы комбинируются по-разному, в зависимости от воли поющих.

Поэтические тексты основаны на силлабической ритмике, каждая строка делится цезурой на два неравных полустишия (первое содержит большее количество слогов, чем второе). В свою очередь, каждое полустишие делится на две более короткие слоговые группы, и этот норматив сохраняется до конца песни.

Зинь-зинь гынэ ¦ карылоз ¦ муш, но ¦папиед,

В соответствии с этими слоговыми группами, напев разделен цезурами на четыре музыкально-ритмические построения, каждое из которых соответствует либо одному слову, либо слову с послелогом или с частицей. В результате музыкально-ритмическая форма напева складывается из последований коротких ритмических звеньев. Каждое из них, состоящее из двух-четырёх ритмических единиц, строится на сочетании кратких и долгих музыкальных времен.

Мелодиям этих древнейших обрядовых песен свойственны узкообъемные бесполутоновые лады, большинство из которых строится на трех звуках в пределах большой терции. Тетрахорд в квинте встречается в двух разновидностях: с малой терцией наверху и с малой терцией в середине звукоряда. Первый вид может быть расширен до пентахорда в сексте. Главный опорный тон во всех во всех видах узкообъемных ладов — всегда первая, нижняя ступень лада, которая утверждается в конце напева. Интонирование второй и третьей ступени неустойчивое. Вторая ступень имеет тенденцию к завышению и может повыситься до полутона; третья ступень имеет тенденцию к занижению и может понизиться до полутона.

Звучание древних родовых напевов носит торжественный, значительный характер. Все присутствующие за столом берутся за руки, согнув их в локтях, и поют, раскачивая их в такт песни. При исполнении акцентируется каждая доля, способ интонирования близок к речевому. Характерной особенностью обрядовых песен является усиление мощности звука к концу строфы. Выдержанный звук, длящийся, как правило, три счетных единицы, исчерпывает себя до конца, обрываясь на акценте.

Другой вид «пчелиных» песен представляет чрезвычайный интерес, поскольку принадлежит к наиболее архаичному слою удмуртского песенного фольклора. В наши дни такие песни-заклинания, обращённые к самим пчёлам, встречаются очень редко, еще реже, чем «пчелиные» песни первого вида. Поют их весной и ранним летом, когда начинается роение. Это ответственное время, когда пчеловоды должны внимательно следить за жизнью пчелиной семьи, чтобы не упустить момент появления нового роя. Перед вылетом нового роя пчеловоды принимают ряд мер, чтобы он не улетел далеко, а сел в доступном месте. Прикрепляют к деревьям на пасеке ловушки — прибитую к жерди половину распиленного вдоль бочонка; внутренность бочонка натирают мелиссой — пахучей травой, которую любят пчелы. Если рой привьется к близстоящему дереву, то обводят вокруг этого дерева на земле по солнцу черту и втыкают нож, чтобы рой не улетел. Поскольку роение мало зависит от календарных сроков, эти обрядовые действия можно отнести к окказиональным.

Песни-заклинания должны были воздействовать на пчел ритмом, звуком, словом и помогали «уговорить» их, «заговорить», «убедить» не улетать далеко.

Как и заклинания, адресованные к силам природы — солнцу, дождю, ветру, — «пчелиные» песни содержат обращения, однако объект обращения табуируется, подменяясь различными иносказаниями. Чтобы не спугнуть пчелу, сделать дело незаметно для чужого глаза, подбирались выразительные метафоры: э, дониёсы (эх, дорогие), дун папа (чистые птахи), биз папаос (жужжащие птахи), зарни мугоръёс (золотые тельца). В текстах песен к ним обращаются с прямой речью:

Кытчы мыноды ти, нуныёсч?

Милемыз кельтыса, эн кошке кыдёке.

[Куда летите вы, детушки?

Нас не оставляйте, не улетайте далеко].

В песне, записанной еще в 1885 году Б. Мункачи, прямое обращение к пчелам выражено глаголами во втором лице повелительного наклонения:

Ожонен пиричиаен шор-шор карод ке- та шоры!

Вазь ке вачылъёсыд гажалод ке- та шоры!

Зарезь ке тупалъёсыз куткод-буръёд ке- та шоры!

[Если скобелем-долотом выдолбленную колоду приготовлю — прямо в неё прилетите!

Если рано роиться начнете — прямо сюда прилетите!

В заморских краях полетав, мёду набрав — прямо сюда прилетите!]

Это самая ранняя запись «пчелиной» песни, обозначенной как муш отен гур (песня заклинания/зазывания пчёл), что гораздо точнее отражает их функцию, чем более позднее название муш утён гур (напев сохранения пчёл), распространенное в настоящее время. В тексте песни использован прием вариационного перечисления, характерный для наиболее архаичного фольклорного слоя. В конце каждого стиха настойчиво повторяются слова та шоры, что усиливает заклинательный характер песни. К сожалению, напев данной песни не был зафиксирован или не дошел до нас.

Песни-заклинания неразрывно связаны с трудовым процессом. Их пели, поясняя производимые действия и намерения:

Пужымам тубисько, подманы тубисько мон

[На сосну поднимаюсь, долбить я поднимаюсь]

или

Пужы кудыен ми тиледыз октомы, пужо кудоен, тпу дурыен ми октомы тиледыз

[Ройником мы вас соберем, ройником, деревянным черпаком мы соберем вас].

Поэтический текст не имеет строгой упорядоченности, часто имеет тирадное строение, стих варьируется в размере от 13 до 24 слогов. Объединяющую роль в тексте выполняет строчка с заклинательным обращением (например, Эй, дониёсы, дониёсы, дониёсы), которая может появляться без соблюдения определенной периодичности. Рефрены поэтических текстов перемежают песню, отделяя различные сюжетные мотивы.

Напев соответствует одному стиху песенного текста, он складывается из ряда узкообъемных построений, число музыкальных времен в которых колеблется.

«Пчелиные» песни-заговоры нельзя было петь посторонним людям, их знали 3-4 человека из своего рода (бöляк), занимавшиеся разведением пчел. Этим можно объяснить трудности, с которыми сталкиваются исследователи при сборе бортничьих пеесн. Необходимо отметить, что такая табуированность исполнения муш гур сохраняется по сей день, но изменилась мотивация нежелания исполнить напев. Пчеловоды боятся обнаружить своё знание перед другими членами общества, чтобы не быть причисленными к ведунам: тодэлуы вань — ведён.