Весенние хороводы — «танки» в селе Стропицы Рыльского района Курской области
Деревня Стропицы Рыльского района Курской области расположена в среднем течении реки Сейм, на землях, заселенных в глубокой древности, еще в эпоху Киевской Руси. Фольклорная традиция этих мест имеет черты коренной восточнославянской музыкальной культуры.
В деревне Стропицы еще недавно бытовал цикл весенних хороводов-игр — «танкóв», которые водила молодежь на пасхальной неделе. Это круговые хороводы, внутри которых разыгрывался в лицах сюжет песни. Репертуар и музыкальный стиль записанных в Стропицах песен типичен не столько для южнорусских земель, сколько для средней полосы России, и известен по публикациям русского фольклора, начиная с середины XIX века. Пасхальные хороводы заканчивали водить на Красную горку «продольным танкóм», который и по типу хореографического движения, и по музыкальному стилю отличался от круговых «танкóв».
Западные территории Курской области, расположенные в среднем течении реки Сейм (в старину — Семь), называются Курским Посемьем. По комплексу традиционной культуры, включающему в себя развитый цикл календарных обрядов, типам говора и костюма исследователи относят эту территорию к региональной традиции Восточного Полесья, которая является одной из коренных для восточных славян.
В древнерусский период земли Посемья входили в Новгород-Северское княжество, а когда оно распалось — в Курское и Рыльское княжества. Последовавшее затем татаро-монгольское нашествие опустошило Курские и Рыльские земли, хотя полностью славянское население не покинуло этих мест — древние города Путивль и Рыльск продолжали существовать. До XVI века эта территория находилась в подчинении Великого княжества Литовского, а потом в числе 19 других городов Рыльск и его земли были уступлены Литвой Москве. В XVII веке укрепляющееся Московское государство стало активно укреплять свои южные границы и заселять пустующие земли, в результате к коренному населению стали добавляться переселенцы из разных мест. Вторичная колонизация шла различными путями: административным (государство направляло на южные окраины служилых людей для защиты от татарских набегов), вольным (из малоземельного Центра крестьяне переходили на Юг в поисках свободных земель, бежали в пределы Московского государства выходцы «из-за польского рубежа», притесняемые за православие). Немалую роль в освоении края играли и монастыри, которые являлись крупными землевладельцами. В Рыльске самым богатым и древним был Свято-Николаевский монастырь, которому принадлежало около десятка населенных пунктов нынешнего Рыльского района, в том числе Пригородная слободка под Рыльском и деревня Стропицы, расположенная в 3 км от Рыльска вверх по Сейму.
В календарно-обрядовой системе деревни Стропицы важное место занимали весенние хороводы, которые здесь называют «танкáми». Танки водили в строго отведенный период календаря: на Пасхальной неделе, особенно в первые три дня.
Молодые девушки и парни, а также молодожены, состоящие первый год в браке, в самых лучших нарядах собирались в центре села или на лугу, возле реки, и, взявшись за руки, образовывали круг. Под пение песен танок ходил по кругу, а в его середине сюжет песни разыгрывался одним или несколькими участниками. Разыгрывание представляло собой своеобразную пантомиму и требовало от участников настоящего актерского мастерства. Рассказывает Прасковья Гавриловна Велюханова (1913 г. р.): «А мы, бывало, Пасху гуляем… как услышим — девки танки водють: бегим — сломя голову! — к танкам глядеть, что там будет. У меня был брат двоюродный, он был как артист. Он, бывало, так представляет у том у кругу, что все хохочуть, смеются… Как спектакль!».
Основным содержанием таночных песен в Стропицах являются сюжеты о выборе пары, а также о семейных отношениях. Тему брака как основную для танков осознают и сами исполнители: «Выходил какой-нибудь парень у круг и выбирал себе невесту — смотря какую песню поют, а то и два-три парня «женюца»». Одни из таких сюжетов о женитьбе и наборе «семьи» характерен для песни с зачином «Хожу я гуляю», известной во многих регионах России. В Стропицах ее поют с рефреном «Заинька беленький»:
Хожу я, гуляю
Вдоль по хороводу
Заинька беленький!
Смотрю-выбираю
Богатого тестя.
Заинька беленький!
(парень ходит по кругу внутри танка)
Вот нашел, выбрал
Богатого тестя
Заинька беленький!
(подходит к одному из парней и кланяется, вызывая его в круг)
Вот, будь ты мне тестюшка,
А я тебе зять буду,
Твою дочку брать буду.
Заинька беленький!
(ставит «тестя» в середине танкá)
Дальше таким же образом выбирается «тёща», «шурин» и «свояченица». Поющие от лица парня поочередно обращаются к каждому из «родственников».
К тёще:
Вот, будь ты мне тёшшунька,
А я тебе зять буду,
Твою дочку брать буду.
К шурину:
Вот, будь ты мне шурином,
А я тебе брат буду,
Твою сестру брать буду.
К свояченице:
Вот будь ты мне своячина,
А я тебе брат буду,
Твою сестру брать буду.
Все они стоят в центре круга («И тесть молодой, и тёща молодая» — говорят исполнительницы, подчеркивая несоответствие танкá-игры реальности). «Жених» выбирает себе невесту:
Ой, будь ты мне невестушка,
А я тебе женишок,
Пойдём со мной во кружок.
После того, как «семья» набрана, жених начинает ее разгонять:
Я напился пива,
Даю тестю в рыло.
«Тесть подхватывается и уходит» — комментируют исполнительницы:
Я наелся пирогов,
Беру тёщу за вихор. — «Тёща тоже утикаить»
А ты, шурин-братец,
Седлай коня, ступай с двора. — «Шурин уходит»
А я своей своячине
Подарочек подарю:
Сладкий пряник на меду. — «Достаёть — пряник подарит»
Ой, я весел, весел,
Что один остался,
Со своей ладой милою.
Я свою милýю
Семь раз поцелую. — «И целует. И кланяется всем».
В таночной песне «Из-за лесику» разыгрывается спор двух молодцев за девушку. В середине танка ходят два парня, «белый» и «черный»:
Из-за лесику, лесу тёмного,
Вот, люли люли, леса тёмного.
Там ишли-прошли да два молодца
Да два молодца — парни холосты.
Они шли-прошли — становилися,
Они врозь пошли — разбранилися
За тоё ль беду за великую,
За тоё ль девку, девку красную.
Выходила к ним красна девушка,
Говорила им речь хорошую:
«Вот вы молодцы, парни холосты!
Вы не ссорьтеся, не бранитеся,
Вы по совести разойдитеся.
Как пойдёте вы да у тёмный лес,
Вот найдёте вы да клён-дерево,
Вот вы вырежьте да два жереба
Вот вы выбросьте да в сыру землю.
Вот кому жереб-то достанется?
Или белому, бел-кудрявому,
Или черному, чернобровому?»
Достался жереб парню белому.
(«А черный уже уходит с танка!» — комментируют исполнители)
И он узял её да за рученьку,
И повёл её по всему танку.
Всем товарищам низко кланялся:
«Хороша ли моя красная девушка?»
(«Фуражку сымáя, всем кланяется»)
Главной целью вождения танкóв был выбор девушки, которая нравится парню — момент признания ее достоинств перед всей группой молодежи. Как отмечают исполнители, «Ну, выбирает, конечно, девку уже видную — не то что… на выбóр!» — «Девку уже выберет себе, какую хочет».
В другой песне, «Верный наш был колодезь», парень выбирает нескольких девушек. В первой части песни парень ходит по кругу:
Верный наш был колодезь,
Верный наш был студёный,
Ой, что стоишь без воды?
Нашего хозяина,
Нашего молодого
Дома не случилося.
Поехал наш хозяин,
Поехал наш молодой
В Москов-город погулять.
Привезёт наш хозяин,
Привезёт наш молодой
Московскую умницу.
(на этих словах парень выбирает девушку и кланяется ей)
Московская умница,
Выходи на улицу,
На широкую гулять.
(парень берет девушку за руку и выводит на середину танка)
После этого песня начинается сначала, меняются названия городов, в середину круга парень выводит еще нескольких девушек. После этого девушки должны выполнять приказания, пропеваемые участниками хоровода:
Московская умница,
Стели одеялица.
(«она платочек постелет»)
Ростовская умница,
Клади изголовьица.
(«другая рядом платок стелет»)
По многочисленным описаниям этой игровой песни, в конце парень ложился на постеленную из платочков «постель» и звал последнюю «умницу» (она должна быть «из своего села»): «ложись спать со мною». В других вариантах игры последняя «умница» целовала «молодого хозяина». Налицо построение некой иерархии девушек внутри сельского сообщества — та, которую выберут в качестве последней «умницы», будет занимать привилегированное положение. В памяти исполнительниц из села Стропицы остался вариант разыгрывания, при котором в конце песни парень забирал все платочки: «Он пять платочков соскребеть — и пошёл… А они потом за им бегають: «Отдай платок!», а он дразнить их, не отдаёть». Похожие наблюдения о поведении парней в подобном хороводе приводит Н.М. Бачинская, описывая экспедиционный выезд в Калужскую область, где она наблюдала разыгрывание танков на Троицу [См. Библиографияю №2, с. 159]. Видимо, такое поведение отражает некую мужскую стратегию «сбора трофеев» с понравившихся девушек.
Другая часть танкóв посвящена описанию семейных отношений. Особая роль уделяется положению женщины в патриархальной семье. Это песни с сюжетами «А в саду-саду», «Малёшенек у матушки, а я уродился», «Высокий наш был курган». Тема подчиненного положения женщины в замужестве становится центральной и в широко известной песне «Вдоль по морю». В варианте из Стропиц из ее сюжета выпадает образная часть, рисующая «лебедь с лебедятами», на которую нападает «млад сизой орёл» — сюжет сразу переходит к описанию взаимоотношений девицы и молодца:
Ой, по морю,
Ой, по морю,
Ой, по морю, морю синему
Плывет лебидь с лебедятами
По бережку, по крутом бережку
По бережку красна девица идёть,
А за нею добрый молодец идёть.
Он сдалёка низка кланиется,
А он за версту фуражечку сымал:
«Да какая ж ты непокорливая!
Придёть время — ты покоришься,
Покоришься, щей поклонишься».
Хороводная песня «Вдоль по морю» известна на большой части территории России, но обычно в ней делается упор именно на образную часть, рисующую мир природы и имеющую свадебную символику. Продолжение о взаимоотношениях молодца и девушки часто не допевается или вообще исчезает из памяти носителей традиции. В варианте из Стропиц, наоборот, происходит выпадение символической части сюжета, что связано, видимо, именно со способом вождения танкá — «разыгрыванием» сюжета в лицах. Акцент делается на взаимоотношениях людей, инсценирует в танкé правила поведения между мужчинами и женщинами в традиционном социуме.
Развитие театрализации в исполнении танкóв иногда приводит даже к использованию своеобразного «реквизита». Например, под песню «А в саду-саду», где повествуется о непокорной жене, парень-«муж» ходит в кругу «с хлыстиком». Девушка, изображающая непокорную жену, ходит по кругу и в соответствии с сюжетом кланяется участникам танка — «свёкру», «свекрови» (это должны быть «взрослые» или женатые участники танóчных гуляний):
А в саду-саду, в зеленом саду
Вот лёли-лёли, в зеленом саду.
Там стучит-грючит — муж жану учит,
Муж жану учит, шшо харюмую (т.е. угрюмую, упрямую)
Неуклонную, непокорную.
Как жана мужу не скорилася,
Подошла к свёкру, уклонилася:
«Ты, свекор-свекор, родный батюшка!
Отыми меня от своего сына,
От своего сына — моего мужа!»
Свекор говорит — велит больше бить,
Велит слушаться, низко кланяться.
Далее песня поется сначала, невестка подходит к свекрови:
«Ты свекровь, свекровь, моя матушка!
Отыми меня от своего сына,
От своего сына, моего мужа!»
Свекра говорит: «Воля не моя — воля мужнина, еще сынина.»
Песня опять поется сначала, теперь имеет другое продолжение:
Как жена мужу укорилася,
Подошла, низко поклонилася:
«Уж ты муж, ты муж, сокрушитель мой!
Сокрушил мою буйну голову,
Буйну голову, девичью красоту.
Ты спокинь грозу — поцелуй жану».
«И тут парень хочеть ие поцеловать, а она как свистнет утикать!» — добавляют исполнители. Это — девичья стратегия поведения в традиционной культуре: девушке важно признание ее достоинств перед обществом, наличие «жениха», но ничего лишнего она позволять в поведении не должна.
Сюжеты танóчных песен не только укрепляли в молодежном сообществе патриархальные устои семейного уклада. Исполняемые в молодежной среде, танóчные песни часто содержали зарисовки свободолюбивого характера женщины, являлись насмешкой над патриархальными нравами. Например, осуждению и осмеянию подвергается в песне обычай отдавать девушек замуж за малолетних мальчиков-«недоростков» (это часто делалось с целью приобретения в семью лишних рабочих рук), о чем поется в песне «Малёшенек у матушки, а я уродился»:
Малёшенек у матушки, а я уродился,
Вот люли-полюли, а я уродился.
Молодёшенек у батюшки я оженился
Как узял я сабе жану молодую.
Молодая жена меня невзлюбила,
Негодяем меня она озывала.
«Вот пойдём же, ты негодный, к тестю, к тёще в гости.»
Случилося негодяю пройти мимо рощи.
Привязала негодяя ко белой берёзе,
(«И выбирають девку у белом платью. К ей привяжуть ево. И тада танок стоит, и он стоит привязанный. Платочком»)
А сама-то пошла пиру пировати.
Она девять денёчков в пиру пировала,
На десятый денёчек она стосковала.
Не дошедши негодяя, она становилась,
Низёхонько негодяю она уклонилась:
«Вот как будешь ты, негодный, ходить со мной в гости,
Вот как будешь ты, негодный, поить меня чаем.
Хорошо тебе, негодный пиру пировати?»
«Государыня жена, а мне не до пиру!
Мне соловушки головушку всию попробили,
Мне комарики ручки увсе искусали,
Мне муравьики ножки увсе источили».
По контрасту с содержанием песня инсценировалась в комическом ключе: «У нас был Аристарх — он, бувало, разуется, ска’: «во, ноги все поискусали!». И руки покажет, и голову — вот, пробили!»
Несмотря на поздний по происхождению способ вождения танкá, с инсценировкой сюжета, тематика танóчных песен села Стропицы закономерна для раннего слоя восточнославянской культуры. Пасхальный период в календарном цикле земледельца ассоциировался с переходом от ранней весны, времени пробуждения земли, таяния снега и прилета птиц, к поздней весне, времени прорастания и развития зелени, прежде всего, хлебных злаков. В соответствии с мифологическими представлениями упоминание и инсценировка «женитьбы» в это ритуальное время стимулировали силы природы и рост растений. Вождение танкóв было одним из видов такого ритуального воздействия на природу.
Магическое значение придавалось и формам хореографического движения — например, движение танкá-шествия сквозь пространство деревни ассоциировалось с прорастанием зелени (в этих краях глагол «виться» применяется и к петляющему движению, и к развивающемуся растению). В Стропицах танóк, который передвигался вдоль улицы, назывался «продольным». Его водили в первое воскресенье после Пасхи, на Красную горку, которую здесь еще называют «Артусное воскресенье» (в этот день священник раздавал «áртос» — всецелую просфору, которая всю Светлую седмицу хранится в храме на аналое).
«Продольный» танóк водили под песню «Высокий наш был курган». Ее содержание можно назвать типичным для танóчных песен, она описывает сам процесс вождения танкóв и восхваляет его участниц — девушек и «молодок»:
Высокий наш был курган,
А кто же тебя топтал?
И-вой лёли ляли.
Топтали девицы,
Да две молодицы.
Одна молодица
Шутлива-грамлива
Мужа не любила,
Танки выводила.
А свёкор говоря:
«Ой, тише, невестка,
Тише, молодая,
В сафьянных сапожках,
В бумажных чулочках».
«Ой, тише ты, свёкар,
Ой, тише ты, лютай.
Не ты сподобляешь,
Не ты снаряжаешь.
Сподобляет матушка,
Снаряжает батюшка».
«Продольный» танóк водили по принципу «ручейка»: участники — «молодые бабы, девки, ребята» — вставали друг за другом парами, держась за руки или платки, последняя пара проходила под поднятыми руками впереди стоящих и становилась первой — «и так без конца». Танóк перемещался по улице села по направлению к лугу, к реке.
Учитывая, что круговые танки с разыгрыванием сюжетов водились в течение пасхальной недели, а «продольный» танóк — только один раз, на Красную горку, можно сказать, что он закрывал период вождения танкóв в традиции села Стропицы. Характерно противопоставление форм движения: кругового — в танках с разыгрыванием и движения-шествия — в «продольном» танке. Подобное противопоставление типов вождения танкóв характерно и для других южнорусских традиций. Исследователи усматривают в типе движения танка-шествия, идущего из села за его пределы и завершающего весенний сезон, черты так называемого «проводного» ритуала, когда шествием сопровождаются ритуальные «проводы» персонажа, символизирующего уходящий сезон (например, Масленицы). Танóк, исполняемый на Красную горку, завершал ранневесенний период календаря, был его «проводами» и сигналом наступления поздневесеннего сезона, пик которого в Курском Посемье приходился на праздник Вознесения.
Танóчные песни в селе Стропицы исполняются в темпе спокойного шага, не предполагают активной пляски. Музыкальные строфы строятся на принципе «симметрии повтора» — раздел напева, соответствующий строке основного текста, повторяется и с припевными словами. Симметричны и строфы песен «Вдоль по морю», «Хожу я гуляю». Единственное исключение — это песня под «продольный» танок «Высокий наш был курган»: ее строфа состоит из комбинации построений, построенных по принципу зеркальной симметрии, поэтическая строфа состоит из трёх строк, последгняя из которых представляет собой рефрен. Возможно, эта песня является более ранней по своему происхождению.
Мелодика песен-игр села Стропицы демонстрирует достаточно поздние черты: в их напевах порой ощутимо влияние тонально-гармонической системы мышления, характерной для авторской музыки XIX века. Голоса поющих соединяются в простом двухголосии в терцию (так называемая «втора»). Эти черты характерны для стиля средней полосы России, где они сформировались под воздействием городской культуры.
Песни, бытующие в Стропицах, известны по нотным сборникам, где они определены как «игровые хороводные», начиная с XIX века. Их варианты были опубликованы еще в таких классических сборниках русских народных песен, как сборник Балакирева («Винный наш колодезь», «Вдоль по морю») и Римского-Корсакова («Из-за лесику»). Их отмечают в качестве широко распространенных и исследователи хороводных песен XX века, но основная территория их бытования — средняя полоса России, Владимирская область, южное Подмосковье, верховья Оки. Некоторые сюжеты (например, «Хожу я, гуляю») распространены на Севере и Северо-Востоке европейской части России. Для этих же регионов характерен и стиль исполнения хороводных песен с разыгрыванием сюжета в лицах, что в целом не свойственно южнорусским традициям. То, что драматическая форма представления песни была типичной для рыльских сел, упоминает А.В. Руднева в своем исследовании «Курские танки и карагоды»: «Танки-игры были любимым времяпровождением в селениях Рыльского района» [См. Библиографияю №7, с. 89]. Об их распространенности пишет и Е.А. Дорохова: «К ранневесеннему периоду во всех селах Посемья были приурочены игровые и хороводные песни» [См. Библиографияю №4, с. 48]. Появление такого репертуара и типа исполнения в Рыльском районе может быть следствием переселенческих процессов, которые протекали на южных рубежах Московского государства, начиная с XVII века, когда сюда переводили служилых людей из городов, близких к Москве, в частности, с Тульской засечной черты. Примечательно, что и текст, и напев песни «Из-за лесику», записанный в Стропицах, очень близок к образцу из сборника Римского-Корсакова, к которому дано пояснение: «Тульской губернии Венёвского уезда».
В то же время, все вышеназванные песни в Стропицах, как и во всем Рыльском районе, именуют «танкáми», а не «хороводами», что типично для территории восточнославянского Запада, в частности, Восточного Полесья, окраиной которого является культура Курского Посемья. Сложные процессы ее формирования привели к тому, что музыкальная традиция этих мест неоднородна: древние обрядовые жанры, календарные и свадебные, объединены своими музыкально-стилевыми признаками и имеют архаическое происхождение, а хороводные песни обладают чертами поздней стилистики, демонстрируют принадлежность к фонду «общерегиональных и даже общенациональных форм народной музыкальной культуры» [См. Библиографияю №4, с. 65].
Особенностью традиции села Стропицы является то, что весенние танки зафиксированы здесь целым циклом, объединенным сюжетной тематикой, музыкальной стилистикой, календарной приуроченностью.
Поколение жителей 1913–1914 годов рождения было последним, от которого в 2000 году были записаны танóчные песни села Стропицы. Как показывает опыт экспедиционного обследования Курского Посемья, более молодое поколение уже не застало живого бытования местного фольклора, не знает традиционного пласта песен, не видело обрядов. Резкое изменение жизненного уклада деревни привело к прерыванию коллективной памяти. Губительными для традиции оказались и события Великой Отечественной войны, во время которой по Рыльскому району проходила центральная часть «Курской дуги», а многие призванные на фронт жители рыльских деревень погибли в боях или пропали без вести.
В настоящее время традиционные весенние хороводы этих мест — танки, — которые в течение нескольких веков были живым достоянием фольклорной традиции, сохранились только в архивных записях.
