Традиция песенных сказаний таймырских ненцев хыннабц в поселке Носок Таймырского района Красноярского края

Хынабц — это вокально-декламационное произведение объемом звучания от получаса до нескольких часов, по сюжету — «широкое музыкально-поэтическое полотно с событиями «хроникального» характера» [См. Библиографию №13, с. 9]. Есть и другое значение термина хынабц — это личная песня с сильным событийным эпическим аспектом [там же] или «стабильное и общеизвестное песенное высказывание», закрепленное в песенной практике и исполняемое знатоками традиции [См. Библиографию №22, с. 23]. Сразу уточним, что хынабц нас будет интересовать именно как «эпические вокально-декламационные произведения». Термин хынабц (хынц, хыноць, хынопсу) происходит от хыноць (петь) на ямальском и таймырском говоре. Впервые жанр хынабц описала Е.Т. Пушкарева, указав на него как на третью разновидность эпических песен ненцев [См. Библиографию №13, с. 10]. Среди исследований фольклора таймырских ненцев нет посвященных жанру хынабц, несмотря на большой объем фольклорных материалов. К.И. Лабанаускас  указывал, что в музыкальном фольклоре таймырских ненцев существует общепринятое разделение ненецкого эпического фольклора на жанры сюдбабц и ярабц: «Ненецкие эпические песни — это песни героического и бытового содержания, рассказывающие о прошлой жизни народа, о его межродовой и племенной борьбе. Песни делятся на два основных вида — сюдбабц и ярабц. Сюдбабц — песни о великанах и героях. Обычно разрабатываются две темы — тема добывания жены и тема кровной мести. Эпические песни ярабц рассказывают о скитаниях, страданиях героев, попавших в беду случайно или по воле злых людей, и оказавшихся одинокими в экстремальных условиях. Героями этих песен выступают обыкновенные люди, мужчины и женщины. Они поют о своей личной жизни, начиная с раннего возраста. Они не вступают в борьбу с противником, не совершают никаких подвигов, а чаще всего страдают сами» [См. Библиографию №20, с. 4]. Н.М. Скворцова пишет о преобладании в эпических жанрах у енисейских (таймырских) ненцев сюдбабц и отсутствии ярабц, и относит хынабц к лирическим жанрам [См. Библиографию №16, с. 54-55].  

Эпические вокально-декламационные повествования распространены у таймырских ненцев повсеместно, их исполняют везде, где есть сказители — в тухардской и носковской тундре, у жителей поселков и маленьких рыболовецких точек на Енисее и его многочисленных протоках.

Статус жанра эпических песен в культуре ненцев высок. «Такие песни отражают идеалы всего этноса, оказывают существенное влияние на механизмы управления социальными отношениями. Наиболее архаический пласт этой традиции — героические эпические песни — связан с начатками института профессионального сказительства, наряду с обрядовыми жанрами он занимает наиболее высокое иерархическое положение в системе интонационной культуры ненцев» [См. Библиографию №16, с. 65]. Эпические сказания никогда не исполнялись без определенных приготовлений, без соответствующего настроя сказителя и аудитории. Для слушания эпических сказаний выделялось особенное время, свободное от каких бы то ни было хозяйственных занятий (обычно — вечером), если сказание не могло уместиться в один вечер — его исполнение продолжалось на следующий день, либо несколько вечеров подряд. Неправильным было не дослушать сказание до конца, прервать исполнение в непредусмотренном месте, неожиданно закончить. Ненцы верили, что нарушившего эти запреты могли наказать духи, и с непочтительно прервавшим исполнение могло случиться несчастье, болезнь и даже смерть.

Е.Т. Пушкарева указывает, что «хынабц в традиционной исполнительской школе всегда исполняют два человека: основной исполнитель (протагонист) — хынабцм’ мэта вторящий ему (девтерагонист) — тэлтанггода, комментатор и интерпретатор исполняемого произведения» [См. Библиографию №13, с. 9].

У таймырских ненцев сказителя называют лаханакула (от слова лаханако —  «сказка»). Чаще всего ими становились люди пожилого возраста, как мужчины, так и женщины, однако и более молодые могут петь и рассказывать сказания.  Сказители пользуются авторитетом и уважением среди жителей стойбища, их приглашают в гости специально, чтобы послушать сказки в их исполнении, угощают, окружают вниманием: «Как правило, слушатели создают сказителю благоприятные условия: хозяйки готовят вкусную еду, юноши подают старичку огонь для раскуривания трубки, кто-то наливает чай во время рассказа» [См. Библиографию №10, с. 19].   

Помимо сказителя, важной персоной является его помощник таланчёда, наименование которого происходит от слов тала (сь), талана (сь), талаңга (сь) «обращаться к кому-нибудь за помощью, за советом». Таланчёда — помощник сказителя, человек, поддакивающий ему во время сказания, эмоционально реагирующий на события сказания, своими репликами подогревающий интерес к сказанию у аудитории. «Тут же рядом со сказителем полулежит человек в домашней малице. Это по-таймырски таланчёда (на ненецком литературном языке — таланзёда) — помощник, повторяющий, поддакивающий, первое после сказителя лицо» [См. Библиографию №10, с. 17].   

Исполнение эпических песен у ненцев чаще всего приурочивалось к зиме с ее длинными темными вечерами и полярной ночью. В этот период, когда в сутках преобладает темное время, хозяйственная жизнь сводилась к минимуму, и не было перекочевок с места на место. Большую часть свободного времени люди в стойбищах предпочитали проводить, слушая сказания. Ситуацию их исполнения красочно описывает Л.П. Ненянг: «Длинными зимними вечерами, порою под вой пурги и хлопанье нюков чума, когда мужчины вернулись с промысла или из стада, а женщины давно спрятали и уложили свое привычное рукоделие, шитье, собирается народ у сказителя, чтобы окунуться в волшебный мир сказки. Дети — одно послушание. Старый ненец, раскуривая трубку, с улыбкой и блестящими глазами, поглаживает седую прядь волос, готовится к «говорке».  Все внимание обращено на него… В чуме настолько многолюдно, что негде ступить. Но полог, дверь чума, вновь открывается, и вместе с холодным воздухом в жилище входят еще женщины, мужчины, дети. Потом еще и еще» [там же].   

Тематика песен-хынабц близка темам эпических песен сюдбабц и ярабц: это героическое сватовство, добывание жены, кровная месть, борьба за богатство, однако существует и определенная специфика, связанная с описанием охоты на дикого оленя и морского зверя, а также отражением межэтнических контактов с русскими [См. Библиографию №13, с. 9]. Е.Т. Пушкарёва выявила следующие основные темы хынабц: кровная месть, добывание жены (получение жены, военные столкновения из-за женщин, брачные сделки, женитьбы), неудачное замужество, умыкание замужней женщины, победа жены, приезд мужчины к женщине, наказание детоубийцы, союзнические отношения, становление шамана, Человек-Волк; и описала соответствующие этим темам сюжеты.

Таймырские ненцы к жанру хынабц относят следующие сюжеты: «Пухуча ню» («Бабушкин сын»), «Соңхолянка Тоңгус» («Пятеро долган»), «Сэре Пэвэси» (собственное имя героя), «Большой Нохо», «Железная тетива лука», «Сиди малко матэ» («Двух комолых оленей седок»), «Санукэй хансу», записанные нами от Михаила Хансутовича Яптунэ и Семена Эттовича Яра — сказителей из поселка Носок Таймырского района Красноярского края. Кроме полных сюжетов, собирателями фиксировались и отдельные песенные фрагменты хынабц. Так, в исполнении Раисы Пехедомовны Яптунэ из города Дудинка нами были записаны песенные фрагменты сказаний «Яптунэ нгоб ню» («Единственный сын из рода Яптунэ»), «Я-мал хабт», «Ламдо нгоб ню» («Юноша Ламдо»), «Санчаро Меяко» («Юноша Санчаро»).  

К сожалению, публикации поэтических текстов таймырских хынабц единичны. Среди них особый интерес представляет записанный ненецкой писательницей Любовью Прокопьевной Ненянг от неизвестной сказительницы текст «Приехали сваты», помещенный в книге «Песни над белым безмолвием». Начинающийся как бытовая песня о приезде сватов, этот текст оказывается поющимся фрагментом эпического сказания «Большой Нохо»:

Маним’ маңэй’                                  Приехали сваты.             

Ңэвтана’ тоңов”.                               Говорят, говорят,                                          

Ңэвтани’ тосей,                                Когда приехали сваты,

Пихидэй терей’ дэй,                         Закричали с улицы:

Тарем мани’ мэй;                              — Где вы?

-— Ханянов хаядов?                         Приехали сваты,

Мядонтов’ тоңанев’.                          Встречайте гостей.

Не’ ңацекэв’                                     Но у меня никакого желания

Сит хосаясей,                                   Никогда не возникало

Ңэвтана’ тоңов’.                                Покидать родной очаг.

Наре’ ей ялямей,                               И поэтому, наверное,

Сидя падротей”                                 Весенний день пришел к закату,

Серыбата’ ханей,                              Пока я нехотя одевала

Ялядов сусаңов.                                Двухузорчатые бокари.

Хаертов пакал’ей,                             На расстояние щучьего прыжка,

Пэ сотэ тякэй.                                   Весеннее солнце опустилось.

Тебта’ дэй нянов хуб’ тэй нянов,        А на завтра белую парку,

Ялян’тов ңэвадэй,                             Пока я нехотя надевала, 

Сэре панэми’ ей,                               Солнце опять опустилось,

Серы’ бада’ ханей,                            На расстояние щучьего прыжка.

Хаертов пакал’ей,           

Ңани’ тей пакал’ ей.                                      

Пихи’ пихи’нов,                                 Мне уже старушки

Пухуцев мамонтов:                           С улицы кричат:

Ңоб мер ңамов!                                 — Давай быстрей, торопись,

Тованэй харвабтэй.                           Слишком долго быки

Луни тэта хабт’тэй’,                           Нашего богача,

Тына’ пон сяры’ эй.                            Дожидаются тебя.

Тикы’ вади’ пуд,                                 А матушка моя так причитает:

Небями мамонта:                               — Видно, ты горе предвещаешь.

— Вэнса’ ренакы’ ей,                         Мы с отцом, наверное,

Недкоми нюмей.                                После отъезда твоего

Хабцями пянакы.                               На тот свет уйдем.

Мядонта пухуця,                                А старушка-сваха

Ңани мамононта,                               Мне такие слова говорит:

— Ңысына ерв’ ңэсей,                        — Мы сватаем тебя,

Сэдорана’ данов,                               И хотим, чтобы ты

Имзя мэтаданов,                                Полноправной хозяйкой стала

Сит’ хаңавов.                                     Нашему очагу.

Тарць вади’ пудэй’,                            Не служанкой тебя мы берем.

Небями мамонтов:                             Тут мама моя опять говорит:

— Тюков нив’ пя,                               — Видно, ты, дочка,

Мани’ хабцянтами,                             Предвещаешь горе.

Вэсакоми’ ня,                                     Тут не вытерпела я,

Хавами’ нив пя’.                                 На улицу вышла.

Амгэ ельцяңганов,                              Такие слова всем

Мань марем мадэйм:                           говорю:

— Небя нидм вэнса,                            — Мама, я не горе предвещаю. Нет!

Нися нидм вэнса.                               Откровенно хочу вам сказать.

Ңэсына вэкы’ ей,                               От трех своих кузинов,

Няхар Нохо тэтов,                             Трех богатых Нохо,

Няхар тидя’ хадэй,                            Я не хочу уезжать.

Хэсь нидм харвов.                             Мы ведь с ними всю жизнь кочуем (в одном стойбище).

Пухуцякоя’ей                                     Старушонка-сваха,

Тикахава’ хадэй,                                На улицу выпорхнула,

Тарем теревондов:                             И оттуда она мне такие слова говорит:

— Ңыхы яляна,                                  — Почему пораньше,

Тикы вадита,                                     Ты об этом молчала?

Хэдувдавэй.                                       Почему так долго быки моего господина

Амгэм пэрсан?                                    На привязи стояли?

Луни тэта хабт’                                   Луни — наш господин,

Тына’ пон сяры’.                                 Он известный богач,

Тарць вади пудэй,                               Не потерпит оскорбления такого

Ханодо’ нэкалңов,                               От девчонки сопливой!

Тикы ядхэй,                                        По раскопанному пастбищу,

Хабто’ пинабтаңов.                              Ломая нарты свои,

Ңэвтана’ хаев.                                     Оскорбленные сваты уезжали.

А старушка-сваха

На ходу проклятья,

В мой адрес кидала.

[См. Библиографию №9, с. 80-82].

К сожалению, это единственный образец хынабц, опубликованный в поэтической форме. В прозаической форме тексты некоторых таймырских хынабц опубликовал К.И. Лабанаускас [См. Библиографию, №6, 15].

Важной стилевой чертой эпических сказаний ненцев является наличие рассказчика, ведущего повествование от третьего лица. У таймырских ненцев этот рассказчик — «Мынику» («Слово»), которое начинает сказание вступительным эпическим зачином, а затем согласно сюжету может перемещаться от сцены к сцены в одной сказке, связывая самые отдаленные пространства и времена. Типичным является приведенное Л.П. Ненянг начало сказания «Сохо Выли»: «Летит над белой тундрой Мынику, Сказку несущий. Но что это? Глазам своим не поверил Сказку несущий: на голове острой сопки из-под снега сизый дымок струится. А вокруг густой лес. «Надо посмотреть, откуда же этот дым?» Пошел, пригляделся. Оказалось, жилище это, в земле вырыто, а сверху травой и землей прикрыто. Называется жилище — сохо’. «Наверное, там люди живут? — подумал Мынику. — Надо сверху, в отверстие посмотреть». Посмотрел Мынику сверху и вот что увидал…» [См. Библиографию, №11 с. 8]. Мынику как «сквозной персонаж» эпического сказания играет в нем важную композиционную (объединение различных эпизодов) и смысловую роль (расстановка смысловых, эмоциональных акцентов).

Напевы хынабц демонстрируют общие черты с напевами эпических песен сюдбабц и ярабц, а также личных песен сё/шё. Это обусловлено, во многом, общностью стиховой организации в лирических и эпических жанрах. Как доказал Е.А. Хелимский, основу песенного стиха в эпосе и лирике составляет 6-сложная организация (в отличие от 8-сложника, типичного для обрядовых шаманских текстов). Музыкальные особенности эпических песен ненцев рассматривают А.Г. Гомон, Б.М. Добровольский, Я. Ниеми, Н.М. Скворцова. В частности, А.Г. Гомон, рассматривающая хынабц как особый — новый — род эпических песен, с вкраплениями современных тем и новшествами в стиле исполнения (при котором может отсутствовать вторящий певцу тэлтанггода), описывает их мелодику через сложившиеся у ненцев мелодические типы — вариантный (масштабно-переменная композиция) и формульный (масштабно-равномерная композиция).  

Эпические песни поются в особой манере, которую можно назвать «пластическим перевоплощением» сказителя с помощью жестов, мимики, телодвижений [См. Библиографию №16, с. 67]. Сказитель изображает внешние особенности, движения, действия героев, а также перипетии сюжетного развертывания. Эмоциональное исполнение сказителя находит отклик у аудитории, слушатели выражают свою радость, недоумение или возмущение возгласами и репликами.

Помощник сказителя не только поддакивал ему, но и подпевал, повторяя вслед за сказителем окончания музыкальных фраз. Очень важно, чтобы изучение напевов производилось через изучение записей, сделанных в реальной обстановке эпического исполнительства (так как в традиционной обстановке эпического пения звучит не только сольная партия сказителя, но и вторящий голос помощника). К сожалению, такие записи довольно редки и пока не нотировались музыковедами.

Песенные повествования хынабц всегда исполняются без инструментального сопровождения, что согласуется с установившейся в культуре ненцев традицией сольного вокального эпического исполнения этого жанра. Использование каких-либо звуковых орудий при исполнении сказаний не зафиксировано.

Современное состояние.

К сожалению, из-за изменения фольклорной среды во второй половине ХХ века данный жанр претерпевает существенные изменения. «К сожалению, ненецкая эпическая песня угасает, она постепенно уходит из бытования вместе со сказителями преклонного возраста. Молодежь, естественно, знает эпос хуже, чем старики» [См. Библиографию №11, с. 3].  Хотя среди местного населения еще имеется немало людей, хорошо знающих и умеющих исполнять песенные сказания, аудитория слушателей быстро уменьшается, становится меньше ситуаций, пригодных для эпического исполнительства. Причина этого — влияние современной культуры, средств массовой информации, наличие в каждом доме рации, телевизора, компьютера, вследствие чего изменяется времяпровождение людей. Данный жанр — один из наименее защищенных в культуре, поэтому он имеет малые перспективы для сохранения в естественной форме.