Обетная традиция Пинежья
Обет является одним из ярких примеров народной христианско-религиозной практики. Описанный этнологами и фольклористами для разных локальных традиций, сегодня он, как и основные принципы его функционирования, хорошо известен не только специалистам, но и широкому кругу любителей народной культуры.
Пинежье привлекает, прежде всего, тем, что дает возможность наблюдать живые проявления обетной традиции. На протяжении ХХ века большинство святынь сооружалось и восстанавливалось пинежанами по обету. Некоторые из них почитаются местными жителями как весьма авторитетные, «сильные» святыни.
В начале ХХI века здесь фиксируются не только многочисленные рукотворные, но и природные святыни — деревья, ручьи, реже камни, причем сам их облик порой является красноречивым свидетельством активного почитания жителями близлежащих деревень. Рядом со святым ручьем может быть воздвигнут крест или часовня, сооруженные нередко по обету. Паломники, посещающие святые места, оставляют свои приношения как на ветках расположенных вблизи деревьев, так и на кресте или в часовне. Для целого ряда населенных пунктов выявляются устойчивые ареалы обетных паломничеств к местным святыням.
Обеты могут быть как индивидуальными, так и коллективными. Поводом для коллективного обета становилось несчастье, затрагивавшее интересы всей деревенской общины, — неурожай или падеж скота. Такого рода обеты влекли за собой не только возведение обетного креста или часовни, но и установление обетного праздника. В этот день из года в год посещали эту обетную святыню, возле / внутри нее служили молебен (в настоящее время — своими силами). В истории пинежских деревень имеются примеры таких коллективных обетов (такова часовня в д. Ёркино, поставленная для защиты скота от медведя), но чаще о них рассказывают, вспоминая о жизни отцов и дедов. В д. Земцово на р. Покшеньге удалось зафиксировать коллективный обет, связанный с неурожаями середины 1940-х годов. Он выразился в возведении обетного креста на краю деревни, в Верхней новине.
Поводы для индивидуального обета более разнообразны, а потому и типы обетного поведения гораздо многочисленнее. Во-первых, это возведение святыни — креста или часовни. Во-вторых, обетное паломничество — хождение по монастырям (ныне, с возрождением Свято-Артемиева Веркольского монастыря, есть основания говорить о восстановлении этой традиции) и по местным близлежащим святыням (к кресту, к трем крестам и т. п.), а также связанное с этим подношение обетных пелен и других предметов.
Вне зависимости от того, к какому типу обета прибегает человек, внутренний механизм совершения обета остается неизменен. Он представляет собою обращение к Богу, объединяющее в себе молитву-просьбу и договор-обмен. Исследователи говорят о двух формах обета — направляющей и благодарственной. Насколько позволяют судить наши наблюдения, на Пинеге в настоящее время чаще реализуется направляющая модель, поскольку обетная жертва обычно служит залогом исполнения просьбы, а не благодарностью. Обет является действенной, «опредмеченной» молитвой в самом что ни на есть буквальном смысле. За обетной жертвой всегда стоит труд, связанный либо с изготовлением и установкой креста, либо с шитьем пелены.
Одним из непременных условий обета является его тайный характер. Об обете не принято говорить во всеуслышание. О нем лишь догадываются по оставленной кем-то вещи — пелене или платке. Узнав, что где-то появился новый крест, предполагают о серьезной причине положенного обета. В конечном итоге люди всё равно узнают, кто и по какому поводу поставил крест, почему на нем появилась пелена, однако на это требуется время.
Некоторые обетные святыни сохраняют свое частное значение, функционируя как семейные (часто такие святыни удалены от деревень, поставлены в лесу), другие быстро обретают известность, становятся активно посещаемыми. Отношение к обетной святыне сродни отношению к любому священному предмету, хотя по понятным причинам большинство этих часовен и крестов в ХХ веке никто не освящал. Однако «задевать», «нарушать» их, как говорят местные жители, нельзя. За этим обязательно последует суровое наказание. Брать что-либо с крестов и из часовен тоже запрещено. Иногда местные жители оговаривают, что этот запрет не распространяется на обездоленных, нищих.
Обетные святыни со временем образуют свои ареалы почитания, своего рода «приходы». Иногда к кресту ходят жители только одной части деревни (как в случае с крестами в Ручьевой новине, куда ходят жители околков Лохново и Щелье в д. Лохново). Иногда крест становится святыней для всей деревни или даже целого куста деревень (как это произошло с Немнюжским обетным крестом, к которому ходят все жители Покшеньги). Святыней с обширным ареалом почитания является и Никольская часовня у святого ручья близ д. Марково (Сурский куст деревень).
Внутри «прихода» почти всегда есть «сильная», универсальная по своим функциям обетная святыня. Если крест посвящен празднику, то это тоже влияет на его статус. Так, почти повсеместно высокий статус имеют Воздвиженские святыни, главным образом кресты. При этом другие кресты того же «прихода» могут иметь специализацию. Основанием для нее обычно становится причина, по которой крест был когда-то поставлен: «Так вот там в Верхне ходят к тому кресту. Да. Там, говорят, скотнее. Да, да, да…» (М.В. Капшинп, 1921 г. р., д. Марьина). Во многих деревнях встречаются кресты, поставленные для охраны скота. Сохранились воспоминания о том, как около них в день первого выгона деревенского стада служили молебны. Иногда крест сохранял сугубо частный характер, как крест, поставленный в лесу в верховьях ручья Тоиньга семьей Ступиных из д. Лохново.
Нередки примеры забвения случая, спровоцировавшего возведение обетной святыни. Обычно это происходит со старыми крестами и часовнями, построенными много десятилетий назад: «Он оветный, конечно. Ставил мой дед. Да. Потому что тут были поля его, наделы… <…> А в честь чего он поставил этот крест? Только обетный он, действительно. Если крест не обетный, так к тому кресту не ходят. Ходят обязательно к тем крестам, значит, в честь чего-то он поставлен. А вот чем он завещён? Не знаю. Чего этот крест ставил? Но вот только что его крест. Ну, вот уже меняли его. Он давно уже выгнил, тот крест. Уже этот третий, наверное, стоит. Меняли ведь. И тот уже падает. Упал, наверно. [Когда же это было примерно, если ставил ваш дедушка?] Дед родился в восемьсот… в пятидесятом году, наверное. Дак вот. Не знаю, в каких годах-то он там поставил» (Н.Н. Некрасов, 1926 г. р., д. Лохново).
Появляются и новые кресты, которые жители вновь образованных населенных пунктов ставят, ощущая потребность в своей святыне. Так произошло в леспромхозовском поселке Русковера, жительницы которого, местные уроженки, поставили крест с оглядкой на соседние деревни.
В часовнях, а также на крестах и растущих вблизи деревьях чаще всего можно увидеть пелены. Это не просто куски материи, которые люди, совершающие обетное паломничество, приносят с собой в святое место. Пелену следует специально подготовить. Для этого на полотнище ткани нашивают крест, как правило, из ленточек или кусочков контрастной по цвету материи.
Иногда на кресты вешают шали и полотенца, предметы одежды. Последние выбираются в качестве обетной жертвы по контактному принципу или принципу подобия. Если речь идет о здоровье человека, то выбираются предметы одежды как и в прежние времена в соответствии с тем, где человек испытывает боль (головные уборы, кофты, рукавицы, чулки или носки). В западноевропейской традиции по сей день в качестве приношения иконам используют специально изготовленные из серебра подвески в виде ручек, ножек, глаз, сердца и т. п. Как известно, такого рода жертвенные фигурки были распространены и на Русском Севере. Сегодня их функцию полностью взяли на себя предметы одежды. Именно поэтому обетный крест издали, за деревьями, можно принять за человека.
Пелены и одежда подолгу висят под дождем и снегом, пока не истлеют. Только тогда их снимают и закапывают недалеко от креста. Женщины, присматривающие за порядком в обетной часовне деревни Марьина, рассказывали нам, что всерьез задумались о судьбе вещей, которые приносят паломники. В часовне вещи не портятся, поэтому местные жительницы решили передавать их в дом престарелых.
У крестов также можно увидеть старые, потемневшие иконы, деньги (мелочь), конфеты, ягоды или грибы. Как правило, их оставляют проходящие по лесу люди, полагая, что нельзя миновать крест, ничего к нему не положив.
В 2002 г. мне довелось быть свидетелем того, как пожилая жительница д. Кушкопала собиралась посетить обетную часовню на окраине д. Ёркино в Ильин день. Накануне праздника я зашла к ней и случайно увидела, что ею уже подготовлена большая пелена, на которой нашит крест из синих ленточек. Оказалось, что она сговорилась с соседками, и на следующее утро пешком они отправились в соседнюю деревню. Мы тоже решили пойти в Ёркино, но встретили их уже выходящими из часовни. Женщины пошли туда ранним утром, желая отметить таким образом праздник.
Наблюдать посещение обетных святынь по понятным причинам приходится не часто. Известно, что к кресту или в часовню стремятся ходить индивидуально, старясь не афишировать свой обет. Особенно это касается случаев, связанных с жизненными трудностями или болезнями близких. Придя к кресту и совершив крестное знамение, читают молитву и вешают пелену. В святом ручье обязательно умываются, моют глаза; набирают с собой воды. Трудно бывает совершать паломничества к нескольким святыням — трем, в самых серьезных случаях — к семи. Для этого приходится ходить довольно далеко, что занимает много времени.
Пинежане рассказывают и о коллективных хождениях к обетным святыням. Как правило, такие посещения приурочены к престольному празднику деревни, празднику, ы честь которого поставлена святыня, или просто к большому церковному празднику. Свидетелями такой многолюдной процессии к святому месту мы стали в д. Ёркино. О коллективном хождении на Золотой ручей близ д. Кевролы нам также рассказывали местные жительницы.
Несмотря на сокровенный характер обета, с ним соотносится целый пласт местной устной прозы. Рассказы описывают историю возникновения святыни, а также иллюстрируют запреты, регламентирующие поведение местных жителей в святом месте. Возможно, именно поэтому в связи с этих запретов можно услышать немало легенд о божьей каре.
Около святых мест нередко появляются святые. В качестве примера приведем здесь два рассказа о явлении святого вблизи обетного креста / часовни:
А тут у нас бабка было ушла в лес. Вот там на Немнюгу-то. Бабка-то ушла. Она и не одна ушла-то, с людями. А… Ходила-ходила тоже. А что зревут ей, она убрела. И говорит… Слышать-то плохо слышала. Верней не слышала, ревут-то что. Убрела одна да и всё. И в пять часов вечера дома нет, и в семь нет, и всё нету. Там пошли искать ей. Искали, искали — нигде, ни на какой зов нигде не откликнулась. <…> Пропала бабка. Потом утром… Утром идё из лесу-то, вот к этому кресту-то вот вышла и идё, сразу ко мне заходит. Заходит ко мне, говорит: «О-ой, — говорит, — Вера! Ведь я, — говорит, — заблудилась я, — говорит. — Беда! — говорит. — Шла, шла, шла… Да таки, — говорит, — ели страшны-ы дом, — говорит, — двухэтажный. Го-осподи! — говорит. — А ворота-ти христианские стоят, — говорит, — какие-то… Господи! — говорит. — Я и, — говорит, — не знаю, как и зайти вот в эти ворота, — говорит. — И села, — говорит, — сижу. Сижу и не знаю, что и делать, — говорит. — Куды идти мне? — говорит. — Не знаю, куды… Сижу, — говорит, — и идёт старичок. Белой-белой, — говорит. — Маленькой. Борода, — говорит, — до колен длинная. И вот… Мене сказал: «Отдыхаешь?» Ну, я, — говорит: «Ой, дедушка, — говорит, — помоги мне, — говорит, — выйти, — говорит. — Заблудилась я тут и не знаю, куды идти, — говорит. — Где дорога? — говорит. — Не знаю, где» — говорит. Он это… пошел впереди. Шел, шел. И вот ко кресту-то и вывел ей. Ко кресту вывел, а там место-то есть — такой ельник-от. До креста-то еще далеконько… Это не дойдешь до просеки. Ельник-от такой — ельник неширокий. Низко ели-ти. То место-то… Она заблудилась, испугалась дак… Ей боле уж виделось. То уж на самом деле было. Это уж правда. Вот. Он вывел ей ко кресту-то. Она место-то вот видит, что крест дак, узнала дак и хотела поблагодарить старичка-то. Оглянулась — его уж и нету. Пришла, говорит дак: «О-ой! — говорит. — Я уж, — говорит, — не знаю, что и делать, — говорит. — Вся-то я, — говорит, — перепугалась, — говорит. — Господи!» — говорит. И мне рассказывает это. <…> Я говорю: «Ак ты, — говорю, — быва, баба, уснула!» Она говорит: «Не-ет, что ты, девка, — говорит. — Я всё боялась, — говорит. — Ничего я не уснула». <…> Ей не повидилось. Старичок-то пришел. Не повидилось. Она уж наявно видела его. Наявно этого старичка видела. Может, и Николай Чудотворец, может, и не знаю… Боровой хозяин, может… Вот так. Это уж правда. <…> Ой, как она вся, было, ис… перепугалась дак… Она потом и здорова не была. Она и ума лишилась и всё. Вот така стала болезна после этого случая. Да. Тут она мало, наверно, и жила, умерла потом. Заболела.
(Зап. в 2002 г. в д. Лохново от Мининой Веры Гавриловны, 1931 г. р., мест.)
Случилось это зимой. Вот… раньше автобусы не ходили со Слуды. Ребята сюда ходили на лыжах. Хорошее время было. Со Слуды сюда сходили, перешли речку у Марково и говорят: «Пойдемте у Николы на лыжах покатаемся». Там вот какая гора! Пошли туда. Утро. Морозное. Девять часов. Светло. Поднялись на гору. <…> Поднялись и замерли. Там скамеечка стоит, на скамеечке сидит старик. Белая борода, седой, в таком одеянии… Он с ними заговорил. Говорит: «Что же это, робяты, меня ваши родители забыли?» Они рты раскрыли, стоят, окаменели со страха. Кто-то пришел в себя и домой обратно. Это Николай Чудотворец был. Есть свидетели. [А когда это было?] Это дети [19]60-го года. Лет 35 прошло.
(Зап. в 2000 г. в с. Сура от Даниловой Серафимы Вячеславовны, 1927 г. р.)
