Игры для взрослых компаний

В XIX веке карты были очень популярны, но считались не самым пристойным развлечением. Их называли «позором гостиных», «растлением нравов» и «тормозом просвещения». Культуролог Юрий Лотман отмечал, что азартная игра встречала «решительное моральное осуждение», а в конце XVIII — начале XIX века была формально запрещена как безнравственная. На вечерах у историка Николая Карамзина, к примеру, никогда не играли в карты. Однако во многих других салонах картежные игры процветали. Декабрист Михаил Бестужев-Рюмин вспоминал, что зачастую хозяева салонов жульничали во время партий: заранее обговаривали жесты и «вытягивали» с игроков по сто рублей.

Книги по светскому этикету, например «Правила светской жизни и этикета: Хороший тон» составителей Юрьева и Владимирского, предостерегали молодых людей от игровой зависимости, которая приводила к долгам и банкротству: «Мы видели немало примеров, когда эта грустная страсть была причиной погибели целой семьи; когда она, эта страсть, окончательно убивала в человеке все нравственные начала».

Но, несмотря на это, в карты играли повсеместно: «…все: и дамы, и девицы, и юноши, предпочитая танцам зеленое поле. Это конечно грустное явление, но что делать: «с волками жить, по волчьи выть», — констатировали составители сборника светских манер.

В обществе было принято разделять азартные картежные игры, в которых главенствовал случай, и те, где выигрыш зависел от сообразительности и внимательности игроков.

Юрий Лотман в книге об истории русской культуры писал, что в России XIX века наиболее популярными играми были фараон и штосе (штосс), в которых победу определял случай. Родной брат Федора Достоевского Андрей вспоминал, что карточные вечеринки у брата всегда заканчивались азартной игрой в штосс.

Популярность этой карточной игры нашла свое отражение и в русской литературе. В штосс играли Германн и Чекалинский в «Пиковой даме» Александра Пушкина, Арбенин в «Маскараде» Михаила Лермонтова, Хлестаков в «Ревизоре» Николая Гоголя, Николай Ростов в «Войне и мире» Льва Толстого и другие персонажи.

Играющие делятся на банкомета, который мечет карты, и понтера (понтировать — «увеличивать ставку»). Игра может проходить как один на один, так и с участием нескольких игроков-понтеров. Каждый из игроков получает колоду карт. Понтеры выбирают из колоды одну карту, на которую ставят сумму, равную той, которую объявил банкомет. Далее поочередно открывают карты из колоды банкомета, и совпадение с загаданной картой приносит понтеру победу. Как правило, банкомет и понтеры располагаются по разные стороны вытянутого прямоугольного стола, покрытого зеленым сукном, которое служит для записи ставок и долгов. На этом же зеленом сукне производятся все расчеты.

Во многих домах было принято между танцами и музыкой забавляться «невинными играми» — так называли petits-jeux (от франц. «маленькие игры»), непродолжительные по времени подвижные развлечения. Большая часть таких игр была калькой с дворовых народных забав. Например, молодой барин Алексей Берестов — герой пушкинской повести «Барышня-крестьянка» — играл с девками в горелки — исконно народную забаву.

Одна из самых популярных petits-jeux — фанты — дошла и до наших дней. По правилам игры каждый из игроков складывает фанты в шляпу. После ведущий с закрытыми глазами вынимает фант и дает хозяину самые разные задания: петь по-петушиному, прыгать на одной ножке и тому подобное. В книге «Правила светской жизни и этикета: Хороший тон. Сборник советов и наставлений на разные случаи домашней и общественной жизни» сохранились примеры еще нескольких популярных подвижных игр для взрослых компаний.

Играющие садятся в круг. Один из играющих бросает кому-нибудь платок и одновременно произносит слово, а другой должен поймать платок и отвечать в рифму — и так по кругу. Чем труднее загаданное слово, тем неожиданнее и смешнее получается рифма.

Играющие садятся вокруг стола, на который кладут свои указательные пальцы. Один из игроков начинает перечислять одушевленные и неодушевленные предметы, способные летать, а другие должны поднимать пальцы вверх. Если игрок поднял пальцы, когда прозвучало название предмета, который летать не может, он проиграл.

Всем участвующим в этой игре дается по кусочку бумаги, на котором каждый пишет какой-нибудь вопрос. Эти бумажки кладутся в шляпу и перемешиваются, затем поочередно каждый из играющих вынимает по одной бумажке и, не читая вопроса, пишет на оборотной стороне ответ, после чего складывает бумажку в другую шляпу. Когда все ответы написаны, бумажки вынимают и читают вслух вопросы и ответы — несочетания вопросов и ответов становятся каламбурами.

Одна девушка сидит на коленях у другой, которую полностью скрывает покрывало, и читает стихи. Вторая же девушка пытается ей помешать разными жестами и рассмешить наблюдателей. Игра заканчивается, если читающая стихи засмеется.

Игроки называются разными предметами одежды, а ведущий по очереди называет их. По команде «Весь туалет!» игроки должны быстро встать со своих мест и поменять их. Кто не успевает занять место, становится проигравшим. Известен случай, когда в Николаевском дворце распорядителем игры был сам Николай I, а один из игроков занял стул прежде императрицы, но был за то только поощрен императором.

В XIX веке в моду вошли настольные игры: в них, как и сейчас, было игровое поле, фигурки, которыми ходили игроки, и кубик, определяющий количество очков или «шагов». Считается, что предшественницей этой забавы стала старинная игра «Гусек», в которой нужно было быстрее всех дойти до финиша, собрав по дороге большее количество гусей.

Игры XIX века стали своего рода путешествиями: например, в «Путешествии по России» нужно было как можно быстрее добраться на локомотиве из Одессы в Москву, самостоятельно разработав маршрут через Киев или через Курск. А игре «В Париж на выставку» нужно было успеть к началу всемирной экспозиции достижений хозяйства в Париже.

Нередко настольные игры носили обучающий характер. В исторической стратегии «Синопское сражение» игрокам предлагалось разыграть театр боевых действий. Один выступал за Россию, другой представлял военные интересы Турции. Существовал также вариант игры в «Гусек», для победы в котором требовались безупречные математические способности. Игровое поле представляло собой множество ячеек с задачками: нужно было быстро умножить или разделить двух- и трехзначные числа. За правильный ответ игрок получал «деньги» из общего банка, за поражение — вносил в общую казну свои.

Лото пришло в Россию из Италии в XVIII веке и сразу стало очень популярным. В него играли не только на светских вечерах, но и в кругу семьи. Героиня чеховской «Чайки» Ирина Аркадина говорила: «Когда наступают длинные осенние вечера, здесь играют в лото. Вот взгляните: старинное лото, в которое еще играла с нами покойная мать, когда мы были детьми».

За годы существования игры ее правила не изменились. Участники получают карточки с числами, ведущий вытаскивает из мешка бочонки и называет номера. Выигрывает тот, кто первый закроет горизонтальный ряд. Пика популярности игра достигла к 1840-м годам: тогда в лото часто стали играть на деньги в светских клубах. Страсть игроков доходила до того, что за партией проигрывались сотни рублей. Мода на азартное лото привела к тому, что игру в общественных местах признали незаконной. Однако это не повлияло на народную любовь: в лото играют до сих пор.

Пузеля, или, как мы называем их сегодня, пазлы, изобрел английский картограф и графер Джон Спилсбери. Он приклеил географическую карту на доску, распилил ее на части (пазлы) и предложил детям по памяти собрать полную картинку. В Россию пазлы пришли в XIX веке и стали салонной игрой. Их на немецкий манер называли «пузели» или на французский «пузеля». Тогда из пузелей собирали уже не карты, а небольшие живописные картины с изображением пейзажа или натюрморта. В книге «Защита Лужина» Владимир Набоков писал о новом увлечении детей и взрослых: «В тот год английская мода изобрела складные картины для взрослых, — «пузеля»… вырезанные крайне прихотливо… Лужин чувствовал удивительное волнение от точных сочетаний этих пестрых кусков, образующих в последний миг отчетливую картину. <…> Тетя просила: «Ради Бога, не потеряй ничего!» Иногда входил отец, смотрел на кусочки, протягивал руку к столу, говорил: «Вот это, несомненно, должно сюда лечь», и тогда Лужин, не оборачиваясь, бормотал: «Глупости, глупости, не мешайте».