Александр Сумароков
Въ жестокомъ роде ты лишенъ не будешъ места
Въ жестокомъ родѣ ты лишенъ не будешъ мѣста,
То видно что ты кровь Атрея и Ѳіеста.
Убійца дщери, тщись тѣ нравы сохранить,
И матери еще пиръ мерзкій учинить!
Лютѣйшимъ самымъ быть старался ты тираномъ:
Вотъ жертва щастливой названная обманомъ!
Подписывая то удобноль не дрожать?
Возможноль ужасу руки не удержать?
Почто въ моихъ очахъ печально притворяться?
Слезами не могу твоими увѣряться?
Гдѣ брани, кои ты кому за дщерь давалъ?
Гдѣ токи крови той, котору проливалъ?
Гдѣ знаки чѣмъ полна по брани ратна доля?
Не вижу грудой тѣлъ покрытаго я поля.
Вотъ тѣ свидѣтели, кѣмъ долгъ отца храня,
Стѣнящую бъ ты могъ увѣрити меня.
Оракудъ повелѣлъ противный ей умрѣти;
Но таинства его удобноль ясно зрѣти.
Не могутъ небеса того опредѣлить,
Чтобъ имъ на жертву кровь невинную пролить.
То видно что ты кровь Атрея и Ѳіеста.
Убійца дщери, тщись тѣ нравы сохранить,
И матери еще пиръ мерзкій учинить!
Лютѣйшимъ самымъ быть старался ты тираномъ:
Вотъ жертва щастливой названная обманомъ!
Подписывая то удобноль не дрожать?
Возможноль ужасу руки не удержать?
Почто въ моихъ очахъ печально притворяться?
Слезами не могу твоими увѣряться?
Гдѣ брани, кои ты кому за дщерь давалъ?
Гдѣ токи крови той, котору проливалъ?
Гдѣ знаки чѣмъ полна по брани ратна доля?
Не вижу грудой тѣлъ покрытаго я поля.
Вотъ тѣ свидѣтели, кѣмъ долгъ отца храня,
Стѣнящую бъ ты могъ увѣрити меня.
Оракудъ повелѣлъ противный ей умрѣти;
Но таинства его удобноль ясно зрѣти.
Не могутъ небеса того опредѣлить,
Чтобъ имъ на жертву кровь невинную пролить.