Желай, чтоб на брегах сих музы обитали,
Которых вод струи Петрам преславны стали.
Октавий Тибр вознес, и Сейну — Лудовик.
Увидим, может быть, мы нимф Пермесских лик
В достоинстве, в каком они в их были леты,
На Невских берегах во дни Елисаветы.
Пусть славит тот дела героев Русских стран
И громкою трубой подвигнет океан,
Пойдет на Геликон неробкими ногами
И свой устелет путь прекрасными цветами.
Тот звонкой лирою края небес пронзит,
От севера на юг в минуту прелетит,
С Бальтийских ступит гор ко глубине Японской,
Сравняет русску власть со властью македонской.
В героях кроючи стихов своих творца,
Пусть тот трагедией вселяется в сердца:
Принудит, чувствовать чужие нам напасти
И к добродетели направит наши страсти.
Тот пусть о той любви, в которой он горит,
Прекрасным и простым нам складом говорит,
Плачевно скажет то, что дух его смущает,
И точно изъяснит, что сердце ощущает.
Тот рощи воспоет, луга, потоки рек,
Стада и пастухов, и сей блаженный век,
В который смертные друг друга не губили
И злата с серебром еще не возлюбили.
Пусть пишут многие, но зная, как писать:
Звон стоп блюсти, слова на рифму прибирать —
Искусство малое и дело не пречудно,
А стихотворцем быть есть дело небеструдно.
Набрать любовных слов на новый минавет,
Который кто-нибудь удачно пропоет,
Нет хитрости тому, кто грамоте умеет,
Да что и в грамоте, коль он писца имеет.
Подобно не тяжел пустой и пышный слог, —
То толстый стан без рук, без головы и ног,
Или издалека являющася туча,
А как ты к ней придешь, так то навозна куча.
Кому не дастся знать богинь Парнасских прав.
Не можно ли тому прожить и не писав?
Худой творец стихом себя не прославляет,
На рифмах он свое безумство изъявляет.