Гуляя говоритъ Евлампій Зелонидѣ:
Я всѣ зрю прелѣсти въ твоемъ пастушка видѣ:
Не толь украшенны сея рѣки брега,
Не цвѣтоносныя зѣленыя луга,
Ни рощи липовы съ лужайками своими:
Прекрасны хоть они; не ослѣпляюсъ ими:
А на тебя когда пастушка я взгляну,
Почувствую я жаръ, почувствуя вздрогну.
Не вижу красоты подобной въ лучшемъ цвѣтѣ:
Мнѣ мнится что всево прекрасняй ты на свѣтѣ;
И естьли я когда тебя драгая зрю;
Тревогу чувствую и весь тогда горю:
А прелѣсти твои мой умъ превозмогають,
И мысли, какъ магнить, желѣзо притягаютъ:
Какъ тучная трава къ себѣ стада влечетъ,
Мой умъ какь быстрый токъ къ тебѣ стремясь течетъ:
Подобно такъ лѣтятъ цвѣты увидя пчелы,
Или по воздуху такъ пущенныя стрѣлы;
Однако отъ тово спокойство я гублю,
Скажи, пастушка мнѣ: и я тебя люблю.
Сама я, можетъ быть, не меньше ощущаю,
И духъ тобою мой не меньше восхищаю.
Довольно я тебѣ приятности кажу;
А что тебя люблю, во вѣки не скажу.
Тревогу ты мою драгая симъ сугубишь;
Однако мнится мнѣ: меня ты мало любишь.
Я мало ли люблю, пастухъ дознайся самъ:
Съ тобою всякой день гуляю по лѣсамъ,
Съ тобою я однимъ хожу во всѣ дороги,
И при тебѣ одномъ я въ рѣчкѣ мою ноги:
Когда поутру ты во мой шалашъ войдешь,
Въ рубашкѣ только ты одинъ меня найдешь:
Какъ будто съ дѣвушкой я въ тѣ часы бываю,
И что мущина тутъ, я часто забываю.
Такъ любишь очень ты? Да етова не мни,
Чтобъ кончилнсь тобой мои дѣвичьи дни.
Къ чему же солнца свѣтъ, коль градъ съ небесъ валится,
Къ чему и ласка мнѣ, коль жаръ не утолится?
Не сносно время то, мучительны часы,
Въ которыя я зрю прелѣстныя красы,
Когда они меня лишъ только истощаютъ,
И мнѣ спокойствія ни чѣмъ не возвращаютъ:
И естьои отъ того мнѣ только умерѣть;
Такъ я отъ сихъ часовъ тебя не буду зрѣть.
И овцы въ жаркій день палимы небесами,
Отъ жара лютаго скрываются лѣсами:
Убѣжище овцамъ во рощахъ хладна тѣнь;
А я тобой горю и во прохладный день.
Колико я съ тобой дружна, толь мнѣ противно,
Что столько ты упрямъ: а то мнѣ очень дивно,
Что ты моихъ рѣчей не можешь понимать.
Но естьли должно мнѣ пастушки не замать;
Такъ рѣчи мнѣ твои любезная жестоки;
Коль пити не могу, на что мнѣ водъ потоки?
Довольно я тебѣ что дѣлати кажу:
Послушай, я еще ясняй тебѣ скажу:
Пшеница на овинъ безъ жатвы не дается,
И само ни кому питье въ уста не льется:
Въ силки приманою влетаетъ воробѣй.
Ты щастливъ, я твоя, а ты еще рабѣй.
Влюбленна пастуха страсть больше не терзаетъ,
А онъ осмѣлився на все уже дерзаетъ.