Филиса полюбивъ Альцина паче мѣры;
Но въ перьвый разъ она ставъ узницей Венеры,
Стыдясь того, что часъ пришелъ любить начать,
Старалася въ любви таиться и молчать.
Влюбившійся въ нее пастухъ стоналъ всемѣстно…
Филисино лицо ставъ быть ему прелѣстно,
Гонялося за нимъ повсюду день и ночь.
Онъ способа не зналъ, чтобъ чѣмъ себѣ помочь.
Хотя и тщился онъ, не могъ пресѣчь желанья,
А склонность получить не видѣлъ упованья.
Когда препровождалъ минуты во трудахъ:
Садилъ ли что тогда, иль сѣялъ на грядахь,
Иль стригъ своихъ овецъ, иль стадо гналъ къ потоку,
Повсюду чувствуя на сердце скорбь жестоку:
Не къ трудолюбію онъ мысли прилагалъ:
Весь умъ ево тогда въ любви изнемогаль.
Какъ онъ во празности препровождаль минуты,
Тогда они ему и паче были люты;
Воображающу отсутетвенны красы,
Годами длилися въ тоскѣ ему часы.
Дни ясны безъ нея текли предъ нимъ ночами:
Когда пастухъ имѣлъ Филису предъ очами;
Онъ въ сердцѣ чувствовалъ еще жесточе сшрасть,
Не наѣдался онъ, не напивался въ сласть.
И нѣкогда какъ день уже склонялся къ нощи,
Гуляли пастухи въ срединѣ красной рощи,
Котору съ трехъ сторонъ лугъ чистый украшалъ,
Съ четвортой хладный токъ ліяся орошалъ:
Пастушки сладкія тутъ пѣсни воспѣвали,
А нимфы внемля ихъ близь рощи пребывали.
Сатиры изъ лѣсовъ съ верьховъ высокихъ горъ,
Прельщаяся на нихъ мѣтали въ рощу взорь.
По многихъ ихъ играхъ сокрылось солнце въ воды.
И темнота внесла съ собой покой природы.
Идутъ ко шалашамъ оттолѣ пастухи:
Препровождаютъ ихъ цвѣтущія духи,
Съ благоуханіемъ и древъ тутъ духъ мѣшая,
И сладостью весны пасущихъ утѣшая.
Одинъ пастухъ идетъ влюбяся съ мыслью сей,
Что близко видѣлся съ возлюбленной своей,
И отъ нея имѣлъ въ тотъ день пріятство ново;
Другой любовное къ себѣ услышалъ слово.
Тотъ полонъ радости цвѣтокъ съ собой несетъ,
Пріявъ изъ рукъ любви, котора кровь сосетъ:
И порученный сей подарокъ съ нѣжнымъ взглядомъ
Начавшейся любви хранитъ себѣ закладомъ.
Иной размолвився съ любезной передъ симъ,
За то что медлила поцѣловаться съ нимъ,
Гуляя въ вечеру съ любезной помирился:
И что любовной стонъ въ веселье претворился,
Ликуетъ прежнюю возобновивъ прнязнь,
И поцѣлуями, въ отмщенье дѣлалъ казнь.
Альцинъ, единъ Альципъ идетъ ко стаду смутенъ;
Мучитель жаръ любви Альципу всеминутенъ.
Отсталъ отъ пастуховъ нещастный ото всѣхъ:
Какъ сонный въ лугъ идетъ единый безъ утѣхъ.
Еще не вышелъ онъ изъ рощи совершенно,
Онъ Видитъ предъ собой, кѣмъ сердце сокрушенно.
Она шла медленно, чтобъ онъ ее догналъ;
Хотя пастухъ ея намѣренья не зналъ.
Одна въ умахъ ихъ мысль, страсть равна ихъ тревожитъ,
Уединеніе въ обѣихъ пламя множитъ.
Я мнила, говоритъ, тревожася ему,
Что ужъ пришелъ давно ты къ стаду своему,
И что отъ всѣхъ лишъ я отстала здѣсь едина.
Онъ ей отвѣтствовалъ: моя цѣла скотина.
Наестся въ цѣлости и безъ меня она;
Она съ рукъ на руки Менальку отдана.
Мой скотъ теперь уже въ покоѣ пребываетъ,
На мягкой онъ травѣ лежа не унываетъ:
Лишъ я спокойствія нигдѣ не нахожу,
Любя тебя изъ мукъ на муки отхожу.
Она не мыслила Альцина ненавидѣть;
И говоритъ ему: хочу тебя я видѣть:
Мнѣ скотъ твой будетъ милъ какъ собственный мой скотъ:
Какъ станешь ты гонять овецъ на токи водъ,
Я буду при тебѣ и тамо не отступно:
И станемъ о стадахъ своихъ печися купно:
Не буду безъ тебя Альцинъ ни ѣсть ни пить,
Не стану и подъ тѣнь деревъ одна ходить:
Цвѣтовъ не буду рвать руками я своими,
Брать стану отъ тебя, и украшаться ими.
Не съѣмъ сама, сыскавъ я перваго плода,
И буду приносить тебѣ его всегда.
Пѣть пѣсни стану тѣ которы ты мнѣ сложишь.
Тебѣ свои дамъ пѣть, коль ихъ не уничтожить.
Лишъ только цѣловать себя тебѣ пречу;
Сей поступи стыжусь, любиться не хочу.
Пастухъ отвѣтствовалъ, я въ томъ не малодушенъ.
И буду дарагой пастушкѣ я послушенъ.
Не стану я тебя упорной называть:
Отъ нынѣ буду я Клеону цѣловать:
Она упорности своей не повторила,
И закраснѣвшися Альцину говорила
Пришло теперь сказать привѣтны рѣчи вновь,
Цѣлуй меня, вдаюсь со всѣмъ тебѣ въ любовь:
Какъ я была строга, прошли минуты оны:
Лишъ только никогда не поцѣлуй Клеоны!