Ромей и Ценія на паствѣ жили купно;
Но сердце дѣвушки сей было не приступно.
Всѣ знали что къ любви пастушка несклонна:
Ни взорами когда была она винна;
Но вдругъ младая кровь ея разгорячилась:,
Ромея, Ценія, поменѣе дичилась.
А вѣдая пастухъ суровости ея,
Въ желаніи своемъ таился отъ нея.
Престала быть она, какъ прежде, горделива;
Но не престала быть ни скромна ни стыдлива:
И мнитъ: когда Ромей съ любовью подойдетъ:
Что онъ суровости въ ней больше не найдетъ.
Прошла ея зима окончились морозы,
И распускаются благоуханны розы.
Грудь тлѣеть, таетъ кровь, перемѣнился нравъ:
Рабяческихъ она лишается забавъ:
Бѣгъ рѣзвый въ запуски пастушка презираетъ,
Мѣтаніемь мѣча и въ жмурки не играетъ;
Но думаетъ, какъ ей вѣнокъ распорядить,
И въ праздникъ какъ себя прелѣстняй нарядить,
Какъ пѣсню ей пропѣть вниманію удачняй,
И сохранити ладъ во пляскѣ поприятннй.
Имѣла Ценія во всемъ премѣнный видъ,
Приятны робости и миловидный стыдъ.
Но сколько духъ ея Ромеемъ сталъ ни нѣженъ,
Сего не вѣдая любовникъ безнадеженъ:
И устремляется любити и молчать.
Пастушка вздумала уже сама зачать,
И не теряя дней любовнику предаться,
Коль онъ напуганный не можетъ догадаться,
Шлеть, Ценія, ево чтобъ вишенъ ей принесъ,
И слѣдовать за нимъ сама по вишни въ лѣсъ.
Пастушка, гдѣ ихъ взять? Вить вишии не созрѣли:
Вчера въ лѣсу я былъ: мои глаза то зрѣли.
А я такъ видѣла, что вишни налились.
Не знаю, Ценія, отколь они взялись!
Ромей, не хочешь ты меня и въ томъ послушать.
Не станешь ты сама незрѣлыхъ вишенъ кушать.
Пойдемъ, пойдемъ со мной, пойдемъ по тѣмъ мѣстамъ:
И будь надеженъ ты, что сыщемъ вишни тамъ.
Пойдемъ, передъ тобой, я, Ценія, безспоренъ.
Ромей и мой тебѣ и мой сталъ духъ покоренъ.
И се сквозь густу тьму угрюмыхъ самыхъ тучъ,
Ромею возсіялъ свѣтлѣйшій съ неба лучъ:
Ненастная ему погода премѣнилась.
Кахъ Флора нѣжная къ Зефиру преклонилась,
Съ такою нѣжностью и Ценія къ нему,
Для восхищенія и сердцу и уму.
И какъ бы зрѣлый плодь въ лѣсу томъ былъ ни пышенъ:
Идутъ во темный лѣсъ они не ради вишенъ,
Ни пѣсни разныхъ птицъ ушамъ перемѣнятб,
Ни благовонныя гвоздички обонять,
Ни зрѣньемъ тамо струй прозрачныхъ побѣждаться;
Но сладостью любни по волѣ наслаждаться.
И нрежде нежели туда они дошли,
Уже премножество утѣхъ они нашли,
О коихъ самь Еротъ въ пути былъ имъ радѣтель,
И весь зѣленый лугъ лобзанія свидѣтель.
И лишъ коснулися они дубровѣ той,
Въ минуту овладѣль онъ сею красотой,
Липъ были вѣтыія иа мѣсто имъ покрова,
А что тамъ дѣлалось, то знаеть та дуброва.