Ехал из ярмарки ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Стал он на двор лошадей покормить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
В красной рубашке, кудряв и румян,
Вышел на улицу весел и пьян.
Собрал он девок-красавиц в кружок,
Выхватил с звонкой казной кошелек.
Потчует старых и малых вином:
«Пей-пропивай! Поживём — наживём!..»
Морщатся девки, до донышка пьют,
Шутят, и пляшут, и песни поют.
Ухарь-купец подпевает-свистит,
Оземь ногой молодецки стучит.
Синее небо, и сумрак, и тишь.
Смотрится в воду зелёный камыш.
Полосы света по речке лежат.
В золоте тучки над лесом горят.
Девичья пляска при зорьке видна,
Девичья песня за речкой слышна,
По лугу льётся, по чаще лесной…
Там услыхал её сторож седой;
Белый как лунь, он под дубом стоит,
Дуб не шелохнется, сторож молчит.
К девке стыдливой купец пристаёт,
Обнял, целует и руки ей жмёт.
Рвётся красотка за девичий круг:
Совестно ей от родных и подруг,
Смотрят подруги — их зависть берёт.
Вот, мол, упрямице счастье идёт.
Девкин отец своё дело смекнул,
Локтем жену торопливо толкнул.
Сед он, и рваная шапка на нём,
Глазом мигнул — и пропал за углом.
Девкина мать расторопна-смела.
С вкрадчивой речью к купцу подошла:
«Полно, касатик, отстань — не балуй!
Девки моей не позорь — не целуй!»
Ухарь-купец позвенел серебром:
«Нет, так не надо… другую найдём!..»
Вырвалась девка, хотела бежать.
Мать ей велела на месте стоять.
Звёздная ночь и ясна и тепла.
Девичья песня давно замерла.
Шепчет нахмуренный лес над водой,
Ветром шатает камыш молодой.
Синяя туча над лесом плывёт,
Тёмную зелень огнём обдаёт.
В крайней избушке не гаснет ночник,
Спит на печи подгулявший старик,
Спит в зипунишке и в старых лаптях,
Рваная шапка комком в головах.
Молится Богу старуха жена,
Плакать бы надо — не плачет она,
Дочь их красавица поздно пришла,
Девичью совесть вином залила.
Что тут за диво! и замуж пойдёт…
То-то, чай, деток на путь наведёт!
Кем ты, люд бедный, на свет порождён?
Кем ты на гибель и срам осуждён?