У вырванных снарядами берёз
Сидит старик, а с ним собака рядом.
И оба молча смотрят на погост
Каким-то дымным, невесёлым взглядом.

Ползёт туман. Накрапывает дождь.
Над мёртвым полем вороньё кружится…
— Что, дедушка, наверно, смерти ждёшь?
Наверно, трудно с немцами ужиться?

Старик помедлил. Правою рукой
Сорвал с куста листочек пожелтелый.
— В мои года не грех и на покой,
Да, вишь, без нас у смерти много дела.

Куда ни глянь — лютует немчура,
Конца не видно муке безысходной.
И у меня вот от всего двора
Остался я да этот пёс голодный.

И можно ль нам такую боль стерпеть,
Когда злодей всю душу вынимает?..
В мои года не штука помереть,
Да нет, нельзя — земля не принимает.

Она — я слышу — властно шепчет мне:
«Ты на погосте не найдёшь покоя,
Пока в привольной нашей стороне
Хозяйничает племя нелюдское.

Они тебе сгубили всю семью,
Твой дом родной со смехом поджигали;
Умрёшь — могилу тихую твою
Железными затопчут сапогами…»

И я живу. Своим путём бреду,
Запоминаю — что и где творится,
Злодействам ихним полный счёт веду, —
Он в час расплаты может пригодиться.

Пускай мне тяжко. Это ничего.
Я смерть не позову, не потревожу,
Пока врага, хотя бы одного,
Вот этою рукой не уничтожу.